Ссылки для упрощенного доступа

Кинофильм ''Папесса'' - новый вызов Ватикану



Иван Толстой: В эти дни на экраны Европы вышел новый фильм, снятый преимущественно немецкими кинематографистами, в сотрудничестве с французами и итальянцами. Он называется ''Папесса'' и пересказывает известнейшую легенду о папе Иоанне VIII, у которого во время пасхальной процессии начались роды. О фильме – и о легенде – рассказывает наш итальянский корреспондент историк Михаил Талалай.

Михаил Талалай: Нередко посетители Рима, в особенности при посещении Ватикана, расспрашивают о папессе Иоанне. Легенда о женщине, дерзко воссевшей на престол Апостола Петра, жива и будет жить, будоража народное воображение. За прошедшие тысячу лет она обросла подробностями, иногда скабрезного характера, как например, об особом табурете, с помощью которого в Риме удостоверяют мужские свойства вновь избранных понтификов. Теперь легенда приобрела кинематографическую версию, исполненную немецким режиссером Сёнке Вортманн: на экраны Европы только вышел новый фильм ''Папесса''. Ватикан его воспринял как еще одно оскорбление, или как заявил ватиканский рупор ''Osservatore Romano'', как проявление minimum дурного вкуса. Однако этот дурной вкус развивается и не замечать его не возможно. Более того, модную всегда тему о секретах Ватикана ныне раздули до необыкновенности - с легкой руки Дэна Брауна. Его эпигоны или критики издали десятки книг, в Риме уже существуют особые туристические маршруты по местам Дэна Брауна: в общем во всю работает черный пиар, своеобразно прославляющий конклавы, инквизицию, Opus Dei, рыцарские Ордена.
Папесса целиком попадает в эту струю. Однако есть тут и другие ингредиенты на потребу современности. Так, в средневековую легенду о папессе Иоанне внесены мотивы, раздуваемые ныне радикальным феминизмом. Это тема унижения женщин со стороны исторической христианской Церкви. Основателем церковного женоненавистничества феминистки объявляют Апостола Павла: и в фильме девочку Иоанну, которая тянется к знаниям и учебе, унижают, заставляют делать черную работу, обильно цитируя Апостола. Богословы давно уже ответили феминисткам: да, Павел требует подчинения женщины мужчине, но, в действительности он с той же энергией и настойчивостью требует того же от мужчины по отношению к женщине и поэтому призывает к взаимному обмену, поддержке, созиданию. И таких цитат у него тоже немало. Апостол даже объявил, что во Христе это подчинение вообще преодолено. Но ясно, что такие богословские тонкости фильму не нужны. Ему нужны, помимо ватиканских тайн, романтические истории: будущая папесса Иоанна VIII, ее играет тезка Иоханна Вокалек из Германии, влюбляется в благородного рыцаря, отличного фехтовальщика, понеся от него плод любви. Сама Иоанна – женщина не простая, а поповна, кстати, в отличие от канонической легенды не из Англии, а из Германии, откуда родом и творцы картины. Первые кадры показывают ее тяжкое детство при фанатичном отце, священнике. Это еще одна стрела в сторону Ватикана: да, священники в ту эпоху могли быть женатыми, что никак не принимается современной Католической Церковью. Однако Иоанна – не только поповна, она затем – монах с именем Иоанн Англикус, и наконец – епископ Рима. Что для доброго католика кажется кощунством, однако современный зритель вспомнит о епископшах на Севере Европы.
Главная героиня, добрая и образованная, попадает в порочный папский Рим и, как положено жанру, получив высокий пост, изливает свою доброту на римлян, в первую очередь, на римлянок, пытаясь вывести их из приниженного состояния. Однако ватиканские подлецы губят Иоанну, вместе с ее прекрасным рыцарем. Дабы окончательно унизить уже мертвую папессу, ее главный враг пишет исторический трактат, посвященный истории Ватикана. Это основополагающий источник по истории Церкви, знакомый всем историкам, Liber Pontificalis, где перечислены и описаны все правления римских пап. За исключением папессы Иоанны. Теперь, благодаря фильму, книга становится известна широкой публике. Но так трудно поверить, что ее автор перелопатил гору документов, воссоздал тысячелетнюю историю Церкви и все с одной преступной целью – не упомянуть в последней главе своего тракта папессу. Заметим, что трактат Liber Pontificalis появился на несколько веков раньше условного времени папессы, то есть IX века.
Приходится присоединиться к мнению ''Osservatore Romano'' – серьезный ответ на вопросы о легенде про папессу фильм, конечно, не дает. Историки, в том числе и протестантские, давно уже во всеуслышание объявили: папесса – это антикатолический памфлет, сочиненный в XIII веке. Однако, если вам нравится фэнтези в средневековом обрамлении и с аурой ватиканских секретов, то посмотрите новый, весьма зрелищный фильм.

Андрей Гаврилов: Я не могу не поделиться с вами, Иван, грустной кино новостью о том, что, судя по всему, окончательно прекращены съемки нового фильма о Джеймсе Бонде из-за проблем компании ''MGM''. 23-й фильм должен был выйти на экраны в 2012 году, однако уже появились сообщения, что его не будет. То есть, если говорить деликатно, он был отложен на неопределенный срок, но, в переводе с деликатного на человеческий, от него, судя по всему, пока отказались.

Иван Толстой: Переходим к эссе нашего нью-йоркского автора Бориса Парамонова. Сегодня оно названо ''К вопросу о бубликах''. Речь пойдет о ''Завтраке у Тиффани'' и ностальгии по 60-м.


Борис Парамонов: В Америке вышла книга, вызвавшая у меня прилив ностальгических чувств. Ностальгических в обоих смыслах: как в прустианском ''поиска утраченного времени'', так и в пространственном, всколыхнув память моего советского еще кинопрошлого. Книга называется ''Пятая Авеню в пять утра: Одри Хепберн, ''Завтрак у Тиффани'' и рождение современной женщины'', автор Сэм Уоссон. ''Завтрак у Тиффани'', как известно, повесть Трумена Капоте (американцы говорят Капоти), в свое время напечатанная в Советском Союзе, примерно в середине 60-х годов и, понятно, очаровавшая советских читателей. Я помню издание в популярной Библиотечке журнала ''Огонек'', то есть массовым тиражом; не меньшее впечатление, чем сама повесть, вызвал портрет автора на обложке: хорошенький, принявший томную позу молодой человек в клетчатом жилете и галстуке бабочкой. Портрет вызвал недоумение: разве похож он на писателя, разве бывают такие писатели? Сейчас, когда причуды и образы гэй-культуры повсеместно известны, этот портрет недоумения бы не вызвал.
Но есть у меня и другое воспоминание, связанное с ''Завтраком у Тиффани''. Широко читавшиеся, вернее рассматривавшиеся на предмет картинок польские киножурналы ''Фильм'' и ''Экран'', натурально, отметили экранизацию повести Капоте, и я млея глядел на кадр из фильма: Одри Хепберн (уже известная и любимая в СССР по ''Римским каникулам'' и ''Войне и миру'') на нью-йоркской улице, с повышенным любопытством глядящая, приспустив солнечные очки, на крепкого парня Джорджа Пеппарда и томную Патришу Нил. А как мы знали из повести, никакой элегантной средних лет дамы у Капоте не было. Да и мужской герой-рассказчик не таким мужественным здоровяком представлялся.
Короче говоря, фильма нам в Советском Союзе не показали, и этот захватывающий воображение кадр объяснения не получил. За разъяснением надо было ехать в Америку, что я и сделал. ''Завтрак у Тиффани'' режиссера Блэйка Эдвардса я смотрел бессчетно, никогда его не пропускаю, если показывают по телевизору. Фильм пленительный, но на книгу Трумена Капоте похожий весьма отдаленно.
Вот тут и пойнт сюжета, развернутого у Сэма Уоссона. Рецензент его книги Джэнет Маслин пишет в Нью Йорк Таймс:


Диктор: ''В 1961 году отдел пиара студии Парамаунт Пикчерс предпринял акробатический трюк. Он попытался объяснить, почему Холли Голайтли – профессиональная прелестница из книги ''Завтрак у Тиффани'', регулярно проводящая ночи вне дома и получающая от щедрых мужчин 50 долларов на чай, – остается несокрушимо чистой''.

Борис Парамонов: Холли – то, что сейчас назвали бы ''кол гёрл'', девушка по вызову. Эти самые пятьдесят долларов она получает, говоря за ресторанным столиком, что ей надо посетить ''лэди рум'' – попросту женскую уборную, но в шикарных ресторанах отнюдь не только санузел, а что-то вроде косметического кабинета, почему она и носит названия ''паудер рум'' (паудер – пудра). Эти чаевые предназначаются вроде бы прислужнице в туалете (тот случай, когда пошлое слово туалет вместо нормального уборная становится уместным). Один из таких друзей мужского пола был ловко лишен дальнейших контактов, потому что, будучи провинциальным простаком, не понял, с чем и с кем имеет дело, и дал на ''паудер рум'' всего 25 центов.
Трюк ''Парамаунт Пикчерс'' в том состоял, что на роль Холли Голайтли – девушки не только с сомнительным настоящим, но и, что называется, с прошлым – была приглашена Одри Хепберн – символ, да и воплощение всяческой чистоты, в чем и состоял ее шарм. Ее брак с Мелом Феррером (князь Андрей в экранизации ''Войны и мира'') считался самым успешным в Голливуде (и действительно, он продлился 18 лет – целая геологическая эпоха для тех мест). Любимым домашним занятием Одри Хепберн было вязание, и в фильме этим же занимается Холли Голайтли, когда у нее вроде как наметился брак с бразильским дипломатом. Но фильм и в сценарии своем значительно отошел от повести.
Вот для этого и понадобились элегантная Патриша Нил и брутальный Джордж Пеппард. В повести мужской персонаж – просто рассказчик, сосед Холли, не состоящий с ней ни в каких отношениях, выходящих за рамки чисто дружественных. Для фильма же требуется герой-любовник, на каковую роль явно не способен персонаж Трумена Капоте, напоминающий больше всего портрет автора на обложке Библиотечки ''Огонька''. И в сценарий очень искусно была введена новая линия: этот мужской персонаж, въезжающий в соседство Холли, - не просто начинающий писатель, но и друг богатой дамы, которая не только снимает ему квартиру в элегантном манхеттенском таун-хаузе, но и обставляет ее всяческим антиквариатом, почему он и представляет ее Холли как своего ''декоратора'' (''интериор дизайнер''); сцену этого представления и воспроизвел польский киножурнал, заставив млеть совков перед таинственным кадром.
Но экранизация ''Завтрака у Тиффани'' была не только прелестным фильмом – она несла в себе некий протофеминистский мессэдж, как разъясняет в своей книге Сэм Уоссон. В Голливуде уже появился новый образ женщины – не просто влюбленной девушки или верной жены, но самостоятельного человека, работающей, делающей карьеру женщины. Была сделана целая серия таких фильмов с Дорис Дэй, причем в этих фильмах она даже не пела. Но всё же Дорис Дэй даже в облике ''карьир вумен'' оставалась невинно-простоватой. В общем требовалась героиня, вполне самостоятельно распоряжающаяся своим полом; такой императив тоже ведь был – или скоро стал - частью феминистской программы. Совсем проститутку ( а Холли, как ни крути, - всё же высокооплачиваемая проститутка) давать на экране было нельзя, вот и взяли на роль обаятельную всеми обожаемую Одри Хепберн, смягчив сценарий, снабдив его хэппи-эндингом и наградив Холли настоящей любовью в лице Джорджа Пеппарда, порвавшего к тому же со своим ''декоратором''. А в повести, как мы знаем, Холли исчезает где-то в Африке, убегая от обвинения в причастности к наркобизнесу.
В общем фильм Блэйка Эдвардса стал шедевром медиации, как сказали бы структуралисты: острые края , непримиримые противоположности смягчены некоей искусно и убедительно найденной серединой, единством противоположностей – вроде того, как шакал в мифах выступает медиатором жизни и смерти, потому что питается – чтобы жить – падалью, то есть мертвечиной. Эта медиация мастерски проведена по всей ткани фильма. И демонстрируется с самого начала, со знаменитой сцены, когда Холли в элегантном черном вечернем платье и с бриллиантовым ожерельем на шее очень ранним утром выходит из такси на Пятой авеню перед витриной знаменитого ювелирного магазина Тиффани и рассматривает витрину, пия кофе из бумажного стаканчика и кусая простецкий бублик – бегель, как он тут называется. Это было ироническим снижением слов Холли: когда мне очень плохо, я иду завтракать в ресторан при Тиффани, и всё становится хорошо. В этой сцене шикарная проститутка становилась простой девушкой, удовлетворяющейся бегелем.
Знакомые говорят, что видели в Москве вывеску ''Настоящие канадские бегели''. Тогда как настоящие бегели – это как раз бублики, причем не канадские, а русские. Мы в Советском Союзе не были такими жлобами, и если нам не показывали фильм ''Завтрак у Тиффани'', то книгу Капоте мы читали. А сейчас, похоже, читают в основном Дэниел Стил – даже не бублик, а дырку от бегеля.


Иван Толстой: На очереди наша рубрика ''Переслушивая Свободу''. Сегодня прозвучат фрагменты историко-революционной программы, приуроченной к июльским событиям 1917 года в Петрограде. Эфир 16 июля 1977 года.

Диктор: Первая неделя июля 1917 года по старому стилю. Вооруженное выступление большевиков. Вспоминает тогдашний член Исполкома Петроградского Совета, левый социал-демократ Николай Суханов в книге ''Записки о революции'':

''Знаменитая июньская неделя - один из драматичнейших эпизодов революции. Повсюду, во всех углах - в Совете, в Мариинском дворце, в обывательских квартирах, на площадях и бульварах, в казармах и на заводах - говорили о каких-то выступлениях, Никто не знал толком, кто именно, как и когда будут выступать. Стихия поднималась
безудержная, безрассудная, неосмысленная. И если кто и сохранял
над стихией небольшую власть, кто был на ее гребне, то это были
большевики, которые путали все карты, направляя стихию именем
Совета против него. Город чувствовал себя накануне какого-то
взрыва.
Первый вал этой стихии ударил два с половиной месяца назад, 20 апреля 1917 года, после опубликования знаменитой ''Ноты Милюкова'' о целях России в войне. В тот день Петроград бурлил в
демонстрациях за и против Временного правительства. Впервые
красная гвардия шла впереди организованной большевиками
демонстрации, впервые красная гвардия стреляла по своим
противникам на Невском проспекте, мирно демонстрировавшим в
поддержку Временного правительства. Уже тогда, в апреле 1917 года, заговорили о первых выстрелах гражданской войны. Петроградские
власти не выступили с решительными мерами. Ленину и
большевистcкому штабу во дворце Кшесинской апрель показал, что
власть можно захватить водруженным переворотом, не добиваясь
большинства в Петроградском Совете. Военная организация
большевиков будет готовить красную гвардию для более
решительных выступлений.

Вечером 3 июля 1917 года по старому стилю Петроград сотрясется в
кровавых июльских событиях. В них Кронштадт впервые заявит о
себе как организованная большевиками вооруженная сила. До
Февральской революции порядки на Балтфлоте были жесткими,
революция там сопровождалась убийствами офицеров. Многих
офицеров матросы держали в кронштадтских тюрьмах. С первых же чисел марта большевики Раскольников и Рошаль повели усиленную
агитацию среди матросов, склоняя их активному неподчинению
новым петроградским властям. Анархически настроенные матросы
Кронштадта заявили о своем отделении от основной России.
Основной силой, вызвавшей июльские события в Петрограде, станет Первый пулеметный полк. После революции три батальона Первого пулеметного полка ушли из Ориенбаума и самочинно переселились в Петроград. Их привлекло туда соглашение между Петроградским
Советом и Временным правительством о не выводе из Петрограда
войск, участвовавших в Февральской революции. Большевики сразу
же взяли ''беспризорный'' полк под свою опеку, послав туда
прапорщика Семашко, который принадлежал 177 пехотному полку и
дезертировал из него при посылке полка на фронт. В 20 числах июня началось знаменитое наступление русских армий в Голиции. Фронт
нуждался в подкреплениях. В начале июля правительство приказало
отправить несколько маршевых рот Первого пулеметного полка на
фронт. Комитет полка, в котором заправлял называвший себя
большевиком прапорщик Семашко, решил выступить с оружием на
улице и активно воспрепятствовать отправке на фронт. Выступление готовилось на 3-4 июня. И, наконец, четвертой силой июльских
событий в Петрограде был Путиловский завод. С конца июня
назревал там конфликт между рабочими и Обществом фабрикантов и заводчиков. В стране росла инфляция, деньги обесценивались,
заводские комитеты требовали все большей заработной платы. Но в
расстроенном хозяйстве заводы работали мало производительно,
промышленники не могли пойти навстречу требованиям
путиловских рабочих. Большевистские агитаторы постоянно
раздували конфликт на Путиловском заводе. Путиловцы собирались устроить общую стачку и выступить с демонстрациями в защиту
своих требований''.

Диктор: Газета ''Речь'': ''С шесть часов вечера 3 июля на улицах
Петрограда стало заметно сильное движение, появились легковые и
грузовые автомобили с вооруженными солдатами и рабочими.
Многие автомобили были вооружены пулеметами, на некоторых
автомобилях развивались флаги с надписями: ''Долой
министров-капиталистов!'', ''Вся власть рабочим и батрацким
депутатам''. Солдаты держали винтовки наперевес. В восемь часов
вечера гренадерский полк вышел на Петроградскую сторону. Солдаты производили выстрелы в воздух. Шесть автомобилей с пулеметами
поехали на Варшавский вокзал, намереваясь воспрепятствовать
отъезду военного министра Керенского в действующую армию. Но
опоздали: Керенский уехал в 7 часов 40 минут. Около 11 часов вечера пулеметная дробь и выстрелы из винтовок огласили Знаменскую
площадь. В районе Петроградской стороны, на Каменноостровском
проспекте, около дома Кшесинской, было особенно большое
скопление вооруженных людей. Ежеминутно сюда подъезжали
грузовые моторы и мотоциклетки. Здесь, очевидно, находился
главный большевистский штаб восставших, откуда и шло
руководство происходящим движением''.

Диктор: Наступил второй день июльских событий. Вспоминает
тогдашний министр временного правительства, глава столичных
социал-демократов Ираклий Церетели в книге о Февральской
революции.

''4 июля было кульминационным пунктом июльского восстания.
Большевистский ЦК с особым вниманием следил за заседанием
Исполнительного комитета Совета. Ленин и его сторонники уже
определенно ставили в этот день попытку захвата власти в
зависимость от того, согласится или нет большинство Совета, под
давлением уличных демонстраций, на образование однородного,
чисто советского правительства''.

Диктор: На следующий день петроградская газета ''Новое время'' так описывала обстановку 4 июля 1917 года по старому стилю.

''В 12 часов дня на пароходах и баржах из Кронштадта в Петроград
прибыли Первый пехотный пехотный полк, команды Первого
балтийского экипажа и многих судов, красная гвардия и
вооруженные анархисты. Движение кронштадтцев к Таврическому
дворцу сопровождалось стрельбой по безоружному населению. На
углу Садовой и Невского раздался сделанный неизвестно кем
выстрел. Крондштадцы открыли частую пальбу. Семь человек было
ранено, разграблены некоторые магазины в Гостином и Апраксином, и разгромлены несколько банковских контор. Воинскими частями,
отправленными для водворения порядка, задержан ряд автомобилей с вооруженными лицами. На одном автомобиле вместе с
вооруженными разъезжали две проститутки. При допросе
большинство задержанных заявляют, что они ''катались по городу так себе.'' В 12 часов у Таврического дворца появилась первая
манифестация рабочих Выборгского района с красной гвардией
впереди и с большевистскими лозунгами. Туда же подошли
кронштадтцы с анархистами. На Литейном проспекте в 2 часа дня
была отмечена продолжительная стрельба''.

Диктор: ''Общее число убитых и раненых 3 и 4 июля насчитывало до 400 человек. К вечеру 4 июля кровавые беспорядки в Петрограде
пошли на убыль. Сказывалась полная бесцельность и дезорганизация вооруженных выступлений. Ленин и ЦК большевиков так и не
решились призвать к вооруженному перевороту.''


Иван Толстой: Андрей, а теперь наступило время для вашей персональной рубрики. Расскажите, пожалуйста, о музыкантах и о музыке поподробнее

Андрей Гаврилов: Как я уже говорил, сегодня мы слушаем альбом Евгения Стригалева. Евгений Стригалев родился в 1977 году и дебютировал в джаз клубе ''Квадрат'', в знаменитом ленинградском джаз клубе. Занимался у легендарного российского саксофониста Геннадия Гольштейна и уже в юные годы стал лауреатом нескольких престижных фестивалей и конкурсов. В одном из интервью он сказал, что на него оказали влияние, и дальше идет созвездие мирового джаза: Чарли Паркер, Сонни Роллинз, Джон Колтрейн, Коулмен Хокинс, а также Майлс Девис и Телониус Монк. Я думаю, что, в общем, это в чем-то была шутка. Потому что, наверное, нет современных джазовых музыкантов, на которых эти гении мирового джаза не оказали бы влияния. В 1997 году Евгений Стригалев, Дмитрий Воскобойник и Александр Машин создали джазовую группу "ЭКСТРА ТРИО ПЛЮС". Она стала заметным явлением в музыкальной жизни Петербурга и, как я уже сказал, практически звездой в то время ворвалась на питерский джазовый небосклон. В 2002 году он получил стипендию от Королевской академии музыки Великобритании (Royal Academy of Music). Как он сам говорил, вообще-то он собирался учится в Чикаго, и уже документы были подготовлены, но американское посольство все не давало визы. Это все тянулось и тянулось, и тогда ему предложил попытать счастья в Англии. Он приехал на прослушивание в Королевскую академию музыки, ему предложили задержаться, поскольку стипендию ему выделили практически сразу. У Евгения Стригалева, не считая записей вместе с джазовой группой "ЭКСТРА ТРИО ПЛЮС", вышел пока только один альбом, он называется ''Off the Cut''. Я, честно говоря, не берусь перевести его название сходу. Может быть, поговорив с самим музыкантом можно было бы понять, что имеется в виду, но давайте оставим пока его английские название. Евгению Стригалеву помогают Ник Рамм - фортепьяно, Джин Кальдораццо - ударные и Дейв Уитфорд - контрабас. Евгений Стригалев и его квартет, фрагменты альбома ''Off the Cut''.







Партнеры: the True Story

XS
SM
MD
LG