В память Сергея Дягилева Большой театр восстановил балет Игоря Стравинского, Михаила Фокина и Александра Бенуа - "Петрушку". В 1911 году в нем танцевали Вацлав Нижинский и Тамара Карсавина. Автор новой версии спектакля - Сергей Вихарев, танцевать будут пять составов исполнителей.
Для начала – вопрос к руководителю балетной труппы Большого театра Юрию Бурлаке.
– "Петрушка" - это балет, в принципе, удобный для реставрации, реконструкции?
– Проблемы со старыми спектаклями есть всегда. "Петрушка" - один из тех спектаклей, который очень трудно реконструировать. В 1911 году спектакль не был зафиксирован на кинопленке, как и последующая постановка 1921 года для Большого театра. Все возобновления происходили по тем крупицам, которые остались от Русского балета Дягилева (позже он превратился в Русский балет Монте-Карло) и прочих западных постдягилевских трупп. И те немногочисленные люди, которые уцелели в нашей сложной стране и в тех событиях, которые происходили в ХХ веке, смогли показать и донести эту хореографию Михаил Фокина уже для постановок 50-х и 80-х годов прошлого века.
Русской публике до сих пор трудно это воспринимать, – уверен балетмейстер Сергей Вихарев:
– Всю советскую власть эта музыка была отрезана от русской публики. В 60-х годах была совершена как бы реабилитация Серебряного века, "мирискусстничества"; тогда появились постановки, опять зазвучала музыка Стравинского, не только "Петрушка". До сих пор эта традиция как бы не вошла в кожу русской публики; до сих пор эта музыка считается трудной, не танцевальной.
– Для вас история самого Петрушки как человека, она менялась со временем?
– Минуточку, Петрушка - не человек. Это традиция, которая тоже идет из Серебряного века: получеловек-полукукла. Так обернешься - он Петрушка, так - человек. Каждый читает по-своему.
Куклы или люди действуют в балете "Петрушка"? На этот вопрос дуэтом отвечают исполнители партий Петрушки и Балерины - Михаил Лабухин и Екатерина Крысанова.
– Я подхожу к этому спектаклю очень философски, - говорит Михаил Лабухин. – Все мы, по большому счету, в нашей жизни Петрушки. Все мы зависимые люди, всех нас - я думаю, многие с этим согласятся - дергают за ниточки.
– Все-таки в начале балета мы более, наверное куклы, – рассуждает Екатерина Крысанова. – А в комнате, когда мы остаемся наедине, мы как-то более раскрываемся, у нас появляются, наверное, даже какие-то человеческие чувства. В детстве у меня тоже была пыльная игрушка, которая валялась в углу.
– Каждый из нас считал, что наши игрушки живые, - говорит Михаил Лабухин.
– …что они по ночам просыпаются, и у них какая-то своя жизнь, - соглашается Екатерина Крысанова. – Когда мы были маленькие, нам даже казалось, что куклы за ночь поменяли свое место.
* * *
Музыка Стравинского действительно стала главным героем вечера, она пережила свое время. А балет, пожалуй, - нет. Для начала века это был прорыв, дерзкий эксперимент, новаторство. За прошедшее столетие все находки были пущены в оборот, и теперь то, что было первородным, выглядит архаичным. Отчего-то не радуют глаз даже декорации по эскизам Бенуа: мы привыкли к чудесам, которые творят нынешние сценографы вместе с художниками по свету. К тому же в 1911 году спектакль ставили на определенных людей. Мы верим источникам: Нижинский был гением, сам себя назвал "клоуном божьим". Можно сказать, что у коллектива получилась маленькая, миленькая, музейная вещица, которую хорошо возить на гастроли в Европу. Кстати, Большой театр отправляется в Лондон.
Для начала – вопрос к руководителю балетной труппы Большого театра Юрию Бурлаке.
– "Петрушка" - это балет, в принципе, удобный для реставрации, реконструкции?
– Проблемы со старыми спектаклями есть всегда. "Петрушка" - один из тех спектаклей, который очень трудно реконструировать. В 1911 году спектакль не был зафиксирован на кинопленке, как и последующая постановка 1921 года для Большого театра. Все возобновления происходили по тем крупицам, которые остались от Русского балета Дягилева (позже он превратился в Русский балет Монте-Карло) и прочих западных постдягилевских трупп. И те немногочисленные люди, которые уцелели в нашей сложной стране и в тех событиях, которые происходили в ХХ веке, смогли показать и донести эту хореографию Михаил Фокина уже для постановок 50-х и 80-х годов прошлого века.
Русской публике до сих пор трудно это воспринимать, – уверен балетмейстер Сергей Вихарев:
– Всю советскую власть эта музыка была отрезана от русской публики. В 60-х годах была совершена как бы реабилитация Серебряного века, "мирискусстничества"; тогда появились постановки, опять зазвучала музыка Стравинского, не только "Петрушка". До сих пор эта традиция как бы не вошла в кожу русской публики; до сих пор эта музыка считается трудной, не танцевальной.
– Для вас история самого Петрушки как человека, она менялась со временем?
– Минуточку, Петрушка - не человек. Это традиция, которая тоже идет из Серебряного века: получеловек-полукукла. Так обернешься - он Петрушка, так - человек. Каждый читает по-своему.
Куклы или люди действуют в балете "Петрушка"? На этот вопрос дуэтом отвечают исполнители партий Петрушки и Балерины - Михаил Лабухин и Екатерина Крысанова.
– Я подхожу к этому спектаклю очень философски, - говорит Михаил Лабухин. – Все мы, по большому счету, в нашей жизни Петрушки. Все мы зависимые люди, всех нас - я думаю, многие с этим согласятся - дергают за ниточки.
– Все-таки в начале балета мы более, наверное куклы, – рассуждает Екатерина Крысанова. – А в комнате, когда мы остаемся наедине, мы как-то более раскрываемся, у нас появляются, наверное, даже какие-то человеческие чувства. В детстве у меня тоже была пыльная игрушка, которая валялась в углу.
– Каждый из нас считал, что наши игрушки живые, - говорит Михаил Лабухин.
– …что они по ночам просыпаются, и у них какая-то своя жизнь, - соглашается Екатерина Крысанова. – Когда мы были маленькие, нам даже казалось, что куклы за ночь поменяли свое место.
* * *
Музыка Стравинского действительно стала главным героем вечера, она пережила свое время. А балет, пожалуй, - нет. Для начала века это был прорыв, дерзкий эксперимент, новаторство. За прошедшее столетие все находки были пущены в оборот, и теперь то, что было первородным, выглядит архаичным. Отчего-то не радуют глаз даже декорации по эскизам Бенуа: мы привыкли к чудесам, которые творят нынешние сценографы вместе с художниками по свету. К тому же в 1911 году спектакль ставили на определенных людей. Мы верим источникам: Нижинский был гением, сам себя назвал "клоуном божьим". Можно сказать, что у коллектива получилась маленькая, миленькая, музейная вещица, которую хорошо возить на гастроли в Европу. Кстати, Большой театр отправляется в Лондон.
