Марина Тимашева: Издательство “Новое литературное обозрение” выпустило в серии “Поэзия русской диаспоры” книгу избранных стихотворений Ирины Машинской “Волк”. С автором книги беседует Татьяна Вольтская.
Ирина Машинская:
Перелески в окне – как реклама на длинном плакате:
разбираешь под утро, а сложишь уже на закате
то, что может сойти и за смысл, если круглые даты,
а замедлится если – то ели стоят, как солдаты.
До того, как войдет проводник с неизбежным вопросом,
ты умылся и едешь под голубым купоросом.
Только утром, пожалуй, и смотришь с таким интересом,
словно тут ты живешь, за каким – все не выберешь, лесом.
Но полуденный мир поражает подобьем устройства.
Переехав, ты только удвоишь размеры изгойства.
Разве ноги размять или яблок купить, а отстанешь –
только бабки останутся, сам же козленочком станешь.
Примеряйся хоть сколько к чужому вприглядку, вприкуску –
не ухватишь всего на ужимку, утряску, утруску:
то луга, то стога, то снопы кувырком, как попало,
и лесок на стекле, и закатом горит одеяло.
Как печально чаинок вращенье в стакане граненом,
в этом свете, с востока зеленом, а справа каленом,
отставая повсюду, как есть без меня оставаясь
– не сегодня, так завтра – какая им разница, то есть.
Татьяна Вольтская: Это было стихотворение из книги Ирины Машинской “Волк”. Ирина, избитый вопрос, хоть и закономерный: как живется русскому человеку на чужбине, в вашем случае это Америка?
Ирина Машинская: Надо на жизнь зарабатывать и там, и там, а остальное не зависит от широты и долготы, как мне кажется. Как раз я считаю, что опыт эмиграции это счастье. На любом уровне - это может быть эмиграция в российскую деревню. Но опыт любого выхода и, тем более, такого радикального, какой случился в моей жизни, это событие, несомненно, относится к числу удач, лингвистических, по крайней мере, и для многих людей - человеческих. Для меня очень важно было выйти из какого-то состояния своего, начать снова, с нуля, во всех смыслах, начать жить на другой планете, где все зелененькое или фиолетовое, и другая гравитация.
Татьяна Вольтская: Я знаю людей, которые говорят, что эмиграция это всегда несчастье.
Ирина Машинская: Смотря, как мы определим счастье и несчастье. Если определять, исходя из каких-то внутренних параметров души, то это не очень зависит от того, где ты находишься. Если ты умеешь быть счастливым и хочешь быть счастливым там, где ты родился, то там, где ты потом оказался, ты тоже будешь счастливым. Я не была здесь несчастлива, была масса вещей, которые мне не нравились и не нравятся, как не нравится мне многое там, но я была счастливым человеком, и я счастлива там.
Татьяна Вольтская: От поэта так редко слышишь такие слова. Я даже иногда склоняюсь к мысли, что поэт в каком-то смысле несчастлив по определению.
Ирина Машинская: Но давайте определим понятие “несчастливый”.
Татьяна Вольтская: Он испытывает дискомфорт, душевную боль, скорбь.
Ирина Машинская: Можно быть счастливым и испытывать дискомфорт и боль, боль - это ингредиент счастья, необходимый в этом блюде.
Татьяна Вольтская: Возможность творчества это уже счастье, в любом случае. Из книги Ирины Машинской “Волк”, “Конец света”.
Ирина Машинская: Это стихотворение я написала (вот к вопросу об американском и Америке) 7 сентября 2001 года. Померещился мне тот самый рассказ Брэдбери, который я в детстве читала, где чета, где-то в стороне от дороги, ждет конца света и занимается своими обыденными делами.
Да нет же, это время так же нам
принадлежит, как вот луна.
Я говорю, что время несводимо
к тому, что слышит, крем ища, жена
от лёгшего с газетой нелюдима.
Он ей подробности неслабые даёт,
последнюю ужаснейшую сводку.
Она — тайком к дверям —
и в мусор их несёт
и сверху для надёжности решётку
(её никто не видит, лишь луна)
и — мельком — на луну и дом соседний.
А завтра день последний настаёт,
а к вечеру он снова предпоследний.
Татьяна Вольтская: Почему книга называется “Волк” - так страшно?
Ирина Машинская: Нет, это смирный такой волк. Это, в общем, избранное из шести предыдущих книг и разбито на главы. Помечено: “Россия”, “Америка”, и даты. Не для того, чтобы разыгрывать эмигрантскую карту, а для того, чтобы просто облегчить жизнь читателю. А четвертая главка называется “Волк”, и это повесть из стихов, писавшаяся почти 20 лет. Она просто заняла центральное место в книге и обозначила всю книгу.
Татьяна Вольтская: Кроме писания стихов есть какие-то литературные занятия?
Ирина Машинская: Есть очень большое литературное занятие - я соучаствую в создании журнала “Стороны Света”, теперь выходящего уже на двух языках. Есть еще издательство “Стосвет”, это третье занятие, им большей частью занимается главный редактор журнала и учредитель издательства Олег Вулф, он же создатель этой серии книг в издательстве “Стосвет”. Их не много издано, но книги хорошие, в частности, одна из последних книг - книжечка Владимира Гандельсмана “Каменный остров” с прекрасными рисунками питерского художника Заславского, переводы Григория Стариковского из Пиндара с его замечательным комментарием.
Татьяна Вольтская: Я так понимаю, что это занятие не приносит дохода?
Ирина Машинская: В середине, конечно, стоит поддержание жизни в самом прямом ее смысле, то есть зарабатывание на хлеб и чай. Я была довольно долго школьным учителем, причем преподавала 9 лет в школе для больных детей математику и то, что называется “естествознанием” в Америке. Сейчас я преподаю историю западной культуры в Университете Монклер в штате Нью-Джерси. Это вот такая работа. А издание - это то, что мы делаем абсолютно безвозмездно, ни от кого не завися, не имея ни грантов, ни спонсоров, к сожалению. Есть несколько милых, добрых людей, которые пожертвовали деньги, есть один человек, который героически это делает ежемесячно, небольшая сумма. Но вообще мы стоим такие нагие на земле. Зато мы вольны принимать решения в отношении журнала, делать его таким или другим.
Татьяна Вольтская: А каким вы его хотите сделать?
Ирина Машинская: Все то, что вы хотели бы, Таня, сама, как поэт, от стихотворения, того же мы хотим от каждого журнала. Естественно, чтобы оно было нужно и интересно.
Татьяна Вольтская: Стихотворение из цикла “Песни унылой родины”
Ирина Машинская:
Летят ути
все в мазуте
на ноге пряжка
на душе тяжко
Летят сзади
такие дяди
что лучше право
лететь прямо
А их дружочки
вон там на лужочке
не рвут цветочки –
несут платочки
На север люди
на запад люди
как мелкий мелкий
узор на блюде
И то правда
не то храбро –
лететь быстро
а то храбро –
лететь низко
