Ирина Лагунина: Гость Радио Свобода - руководитель экологического комитета из города Сасово Рязанской области Вера Дронник. Возглавляемая ею организация входит в состав всероссийского Союза "За химическую безопасность" и в течение последних лет пытается бороться с вредными выбросами Нижне-Мальцевского химического завода, расположенного в Рязанской области. По словам экологов, аварии на предприятии происходят регулярно, местные жители жалуются на отравления и головные боли. Впрочем, власти и представители контролирующих органов наличие проблемы отрицают, а саму Веру Дронник обвиняют в" сотрудничестве с зарубежными организациями". Об одной из последних аварий на Нижне-Мальцевском химическом заводе с Верой Дронник беседовала мой коллега Любовь Чижова.
Вера Дронник: 5 июля на химзаводе мы проводили комиссионную проверку так как мы взыскатели и с приставами каждую неделю мы проверяем этот завод до обеда, а после обеда ближе к вечеру между 14 и 16 произошла авария, вытекла цистерна метанола. Говорят от 30 до 60 тонн, но точно мы не можем сказать, потому что у них нет измерителей. И мы в актах с мая месяца отражаем. То есть они, когда привозят метанол, в резервуар скачивают, а мерников у них нет, сколько скачали, сколько взяли. Мы не знали, что произошла авария, потому что ветер шел в сторону Шацкого района, а там все ликвидировали, там стоит церковь. Наша соседка туда ездила, там кладбище, на кладбище липы столетние все сбросили листья, завернулись, пожелтели и опали в связи с этим выбросом.
Любовь Чижова: Местные жители почувствовали как-то последствия этого выброса?
Вера Дронник: Местные жители живут в санитарной зоне завода, то есть зона санитарная при формальдегиде и переработке метанола тысяча метров, а они живут пятьсот метров от завода. Они уже все токсикоманы, они принюхались, они вообще не ощущают запаха завода. И большая доза, малая ли доза. У них давление падало, низкое делалось, потом высокое, головокружение, головная боль, тошнота, рвота, жжение в глазах, в глотке - все это люди ощущали, дети особенно. Одного человека отвезли на "скорой" с инсультом в реанимацию, у него паралич. Все сослались на жару. Потому что они аварию скрыли, не признали ничего ни перед какими инстанциями, и не было ничего, отказываются. Люди говорят, что мы болели. А как вы докажете, вы же не обращались за медицинской помощью. Как мы можем это доказать? Это уже все прошло и на жару все списали, и то, что мы не знали, что выброс с завода, авария, нам же никто не сказал.
Любовь Чижова: Что вы пытались предпринять, куда обращались с этой проблемой?
Вера Дронник: 9 числа после обеда я узнала, что произошла авария. Я стала звонить во все контролирующие инстанции в Рязани и Сасове при администрации – МЧС, ГО, ОВД. И все ссылались на то, что это ваша провокация, домыслы, вранье. Завод демонтирован, он списан его нет. А фактически демонтировали цех по производству фенолформальдегидных смол, а старый завод, на базе которого произошла авария, стоит с 50 годов. Он как был, может быть еще и будет.
Любовь Чижова: Что говорят представители Нижне-Мальцевского химического завода?
Вера Дронник: Я писала заявление на комиссию при администрации, в МЧС. 12 была эта комиссия. Вызывали председателя Шарапова и Воробьева, директора завода. Они встали и сказали, что это вранье, домыслы, никакой аварии не было, и доказать мы ничего не сможем. До этого мне звонил представитель по региональный безопасности, который курирует район и завод от правительства Рязанской области, генерал-лейтенант ФСБ. Он сказал, что вы ничего не сможете доказать, потому что отравились люди в вашем подъезде, они заинтересованные лица. Я очень возмутилась: если они мои соседи, что они, не люди, заболеть не могут? Кому-то это надо, кто-то что-то подстроил, кто-то что-то добивается.
Любовь Чижова: Что вообще из себя представляет предприятие Нижне-Мальцевский химический завод? Как долго он там находится, что выпускает, как вы оцениваете его деятельность?
Вера Дронник: Раньше при советской власти выпускал бутилацетат, этилацетат - это вещества, необходимые для красок, составные части, военно-стратегического назначения для подводных лодок, например, валериановую кислоту, выпускали уксусную и растворители в основном. Эти цеха запустили, порезали оборудование, сдали на металлолом, потому что купили завод этот как ширму для производства фенолформальдегидных смол. Это все производителям не выгодно. Поэтому они подпольно производили смолы целый год. И мы с ними судились, пока в мае месяце, 7 мая не зашли приставы в этот завод и не стали его контролировать. Но это не спасло от аварии, потому что у них нет никакой техники безопасности, все на резиновых шлангах соединено. На солнце нагрелось, тем более метиловый спирт. Спирт разжижает конструкции, расслабляет, да еще солнце жарит. Все у них отсоединилось, шланги попадали на пол и все вылилось. Им звонят чиновники: немедленно ликвидируйте аварию, Дронник узнала. Это у них значит чрезвычайное происшествие, похлеще, чем авария. Они собрались все и залили все растворителем, чтобы перебить основной запах. И мы потравились. Судятся у нас люди, потравились из-за этого.
Любовь Чижова: Вера Михайловна, как вообще деятельность химического завода сказывается на здоровье местных жителей? Какие у вас наблюдения есть?
Вера Дронник: У нас наблюдения, что у нас каждый шестой умирает от рака. Каждые три-четыре человека в месяц умирают от рака. Сейчас пошел рак горла, они становятся на чет. За последние полгода 4 человека уже.
Любовь Чижова: Это касается только местных жителей или рабочие химического завода тоже страдают?
Вера Дронник: Местные жители давно деградированные совершенно люди. Потому что на заводе работает только 10 человек. Они орут: Дронник продалась, они не дают рабочие места рабочим, не хотят зарплату людям, куска хлеба не дают. Вот так продолжается до сих пор.
Любовь Чижова: Вера Михайловна, расскажите, пожалуйста, когда было организовано ваше экологическое движение, чем вы занимаетесь и как к вашей деятельности относятся местные чиновники?
Вера Дронник: Наше движение, сначала я организовала фонд помощи детям, больным лейкозом. Оказалось, что у нас в один год три года назад заболело лейкозом 12 детей. И наша девочка, одноклассница моей внучки, у нее 4 степень лейкоза, она умерла. Сначала мы хотели лечить, собирали деньги, договорились повезти в Москву. Нам рязанский Минздрав не дал никаких документов, сказали, что надо в очереди ждать. И девочка умерла 3 июня 2007 года. Комитет организовали 30 апреля 2007 года.
Любовь Чижова: У вас есть какие-то конкретные цели и задачи сейчас? Вы добиваетесь закрытия этого химического предприятия или чего-то еще?
Вера Дронник: Мы сначала делали референдум и суды провели по закрытию фенолформальдегидного производства. Предприятие как таковое – это стены, это оборудование, это железки. Что можно бороться с предприятием? Цель и задача их хозяев: мы хотим сохранить этот старый завод для рабочих. Почему они не приехали, ни одна организация на аварию? Потому что они завод списали и тем более рабочих. Рабочих списали, их там нет. Что случится с ними, они заразятся, отравятся, умрут, никто отвечать за них не будет, потому что они предоставили бумаги приставам, налоговой, что этого завода тут нет и старого нет. То есть они подпольно работают, вырабатывают всякую дрянь, а их тут нет, они в городе Дзержинске, оказывается. Поэтому никто совершенно не контролирует, мне только грозят по телефону: смотри, тебе за это будет. Ложный вызов, ты это не докажешь. Вчера опять звонила чиновница Ростехнадзора: вы не так пишете, вас накажут. Я говорю: а как же вы меня накажете? Расстреляете, повесите? "Вы еще нахалка, вы грубиянка". Да, вы два года присылали нам бумаги, они на руках, что вы не контролируете этот завод.
Любовь Чижова: Что с фондом помощи детям, больных онкологическими заболеваниями?
Вера Дронник: Он был полгода. Потом еще одной девочке помогли. Потом не стала я этим заниматься, потому что комитет и общественное движение экологии - это совсем другое нельзя. Потому что если деньги берем на фонд детей, и не дай бог, скажут, что они идут на общественную работу, на экологию, мне не надо такой славы.
Любовь Чижова: Вера Михайловна, вы в одиночку боретесь с этим химическим предприятием или у вас есть последователи?
Вера Дронник: У нас есть комитет, члены комитета, есть акт постановочный, что он организован и есть общественное движение, то есть люди, которые приходят на пикеты, на митинги. В Москве поддерживают Союз за химическую безопасность, Гринпис и "Хранители радуги".
Любовь Чижова: Вера Михайловна, скажите, пожалуйста, вы взаимодействуете со своими соратниками из других российских регионов и можете ли сказать, насколько эта ситуация, которая происходит в Рязанской области, характерна для других российских регионов?
Вера Дронник: Мы с первого дня сотрудничали с Костромской областью. Там деревоперерабатывающий комбинат, который плиты делает, они все австрийские. Их хозяева решили, что накладно завозить, они будут прямо производить в черте предприятия, а за забором 50 метров 5-этажные дома блочные. Вот там тоже. Они брали у нас все бумаги для референдума. Оставили нулевой цикл, они не продвинулись ни та, ни другая сторона. А Шуя, Иваново, они подавали в Страсбургский суд. Там уже действует этот завод 5 лет, и они судятся, чтобы австрийская компания поставила очистные фильтры, они стоят 40 миллионов долларов.
Любовь Чижова: Вера Михайловна, расскажите немножко о себе, интересно, как люди попадают в экологическое движение, становятся экологами, как вы начали заниматься этой деятельностью?
Вера Дронник: Мне 58 лет, я уже 9 лет на второй группе, отравлена вот этими веществами. Потому что я по образованию, закончила академию в Москве и 6 лет в анатомичке сидела с формальдегидом, с формалином. У нас была дезинфекция помещения, и нужно было 5%, перепутали, целое ведро взяли чистого формалина. У меня был отек глотки, легких, до паралича дыхательного центра 10 минут оставалось. Я осталась жива и, наверное, мне так на роду было определено. Потому что я потом ушла со своей работы, не могла работать. 10 лет преподавала внеклассное образование в школе, мастер декоративно-прикладного творчества, вяжу крюком, спицами.
Любовь Чижова: Вера Михайловна, ваши сторонники кто?
Вера Дронник: Наши сторонники живут в Сасове – учителя, врачи, бизнесмены, просто работники, чиновники, студенты. Вот они все поддерживают.
Вера Дронник: 5 июля на химзаводе мы проводили комиссионную проверку так как мы взыскатели и с приставами каждую неделю мы проверяем этот завод до обеда, а после обеда ближе к вечеру между 14 и 16 произошла авария, вытекла цистерна метанола. Говорят от 30 до 60 тонн, но точно мы не можем сказать, потому что у них нет измерителей. И мы в актах с мая месяца отражаем. То есть они, когда привозят метанол, в резервуар скачивают, а мерников у них нет, сколько скачали, сколько взяли. Мы не знали, что произошла авария, потому что ветер шел в сторону Шацкого района, а там все ликвидировали, там стоит церковь. Наша соседка туда ездила, там кладбище, на кладбище липы столетние все сбросили листья, завернулись, пожелтели и опали в связи с этим выбросом.
Любовь Чижова: Местные жители почувствовали как-то последствия этого выброса?
Вера Дронник: Местные жители живут в санитарной зоне завода, то есть зона санитарная при формальдегиде и переработке метанола тысяча метров, а они живут пятьсот метров от завода. Они уже все токсикоманы, они принюхались, они вообще не ощущают запаха завода. И большая доза, малая ли доза. У них давление падало, низкое делалось, потом высокое, головокружение, головная боль, тошнота, рвота, жжение в глазах, в глотке - все это люди ощущали, дети особенно. Одного человека отвезли на "скорой" с инсультом в реанимацию, у него паралич. Все сослались на жару. Потому что они аварию скрыли, не признали ничего ни перед какими инстанциями, и не было ничего, отказываются. Люди говорят, что мы болели. А как вы докажете, вы же не обращались за медицинской помощью. Как мы можем это доказать? Это уже все прошло и на жару все списали, и то, что мы не знали, что выброс с завода, авария, нам же никто не сказал.
Любовь Чижова: Что вы пытались предпринять, куда обращались с этой проблемой?
Вера Дронник: 9 числа после обеда я узнала, что произошла авария. Я стала звонить во все контролирующие инстанции в Рязани и Сасове при администрации – МЧС, ГО, ОВД. И все ссылались на то, что это ваша провокация, домыслы, вранье. Завод демонтирован, он списан его нет. А фактически демонтировали цех по производству фенолформальдегидных смол, а старый завод, на базе которого произошла авария, стоит с 50 годов. Он как был, может быть еще и будет.
Любовь Чижова: Что говорят представители Нижне-Мальцевского химического завода?
Вера Дронник: Я писала заявление на комиссию при администрации, в МЧС. 12 была эта комиссия. Вызывали председателя Шарапова и Воробьева, директора завода. Они встали и сказали, что это вранье, домыслы, никакой аварии не было, и доказать мы ничего не сможем. До этого мне звонил представитель по региональный безопасности, который курирует район и завод от правительства Рязанской области, генерал-лейтенант ФСБ. Он сказал, что вы ничего не сможете доказать, потому что отравились люди в вашем подъезде, они заинтересованные лица. Я очень возмутилась: если они мои соседи, что они, не люди, заболеть не могут? Кому-то это надо, кто-то что-то подстроил, кто-то что-то добивается.
Любовь Чижова: Что вообще из себя представляет предприятие Нижне-Мальцевский химический завод? Как долго он там находится, что выпускает, как вы оцениваете его деятельность?
Вера Дронник: Раньше при советской власти выпускал бутилацетат, этилацетат - это вещества, необходимые для красок, составные части, военно-стратегического назначения для подводных лодок, например, валериановую кислоту, выпускали уксусную и растворители в основном. Эти цеха запустили, порезали оборудование, сдали на металлолом, потому что купили завод этот как ширму для производства фенолформальдегидных смол. Это все производителям не выгодно. Поэтому они подпольно производили смолы целый год. И мы с ними судились, пока в мае месяце, 7 мая не зашли приставы в этот завод и не стали его контролировать. Но это не спасло от аварии, потому что у них нет никакой техники безопасности, все на резиновых шлангах соединено. На солнце нагрелось, тем более метиловый спирт. Спирт разжижает конструкции, расслабляет, да еще солнце жарит. Все у них отсоединилось, шланги попадали на пол и все вылилось. Им звонят чиновники: немедленно ликвидируйте аварию, Дронник узнала. Это у них значит чрезвычайное происшествие, похлеще, чем авария. Они собрались все и залили все растворителем, чтобы перебить основной запах. И мы потравились. Судятся у нас люди, потравились из-за этого.
Любовь Чижова: Вера Михайловна, как вообще деятельность химического завода сказывается на здоровье местных жителей? Какие у вас наблюдения есть?
Вера Дронник: У нас наблюдения, что у нас каждый шестой умирает от рака. Каждые три-четыре человека в месяц умирают от рака. Сейчас пошел рак горла, они становятся на чет. За последние полгода 4 человека уже.
Любовь Чижова: Это касается только местных жителей или рабочие химического завода тоже страдают?
Вера Дронник: Местные жители давно деградированные совершенно люди. Потому что на заводе работает только 10 человек. Они орут: Дронник продалась, они не дают рабочие места рабочим, не хотят зарплату людям, куска хлеба не дают. Вот так продолжается до сих пор.
Любовь Чижова: Вера Михайловна, расскажите, пожалуйста, когда было организовано ваше экологическое движение, чем вы занимаетесь и как к вашей деятельности относятся местные чиновники?
Вера Дронник: Наше движение, сначала я организовала фонд помощи детям, больным лейкозом. Оказалось, что у нас в один год три года назад заболело лейкозом 12 детей. И наша девочка, одноклассница моей внучки, у нее 4 степень лейкоза, она умерла. Сначала мы хотели лечить, собирали деньги, договорились повезти в Москву. Нам рязанский Минздрав не дал никаких документов, сказали, что надо в очереди ждать. И девочка умерла 3 июня 2007 года. Комитет организовали 30 апреля 2007 года.
Любовь Чижова: У вас есть какие-то конкретные цели и задачи сейчас? Вы добиваетесь закрытия этого химического предприятия или чего-то еще?
Вера Дронник: Мы сначала делали референдум и суды провели по закрытию фенолформальдегидного производства. Предприятие как таковое – это стены, это оборудование, это железки. Что можно бороться с предприятием? Цель и задача их хозяев: мы хотим сохранить этот старый завод для рабочих. Почему они не приехали, ни одна организация на аварию? Потому что они завод списали и тем более рабочих. Рабочих списали, их там нет. Что случится с ними, они заразятся, отравятся, умрут, никто отвечать за них не будет, потому что они предоставили бумаги приставам, налоговой, что этого завода тут нет и старого нет. То есть они подпольно работают, вырабатывают всякую дрянь, а их тут нет, они в городе Дзержинске, оказывается. Поэтому никто совершенно не контролирует, мне только грозят по телефону: смотри, тебе за это будет. Ложный вызов, ты это не докажешь. Вчера опять звонила чиновница Ростехнадзора: вы не так пишете, вас накажут. Я говорю: а как же вы меня накажете? Расстреляете, повесите? "Вы еще нахалка, вы грубиянка". Да, вы два года присылали нам бумаги, они на руках, что вы не контролируете этот завод.
Любовь Чижова: Что с фондом помощи детям, больных онкологическими заболеваниями?
Вера Дронник: Он был полгода. Потом еще одной девочке помогли. Потом не стала я этим заниматься, потому что комитет и общественное движение экологии - это совсем другое нельзя. Потому что если деньги берем на фонд детей, и не дай бог, скажут, что они идут на общественную работу, на экологию, мне не надо такой славы.
Любовь Чижова: Вера Михайловна, вы в одиночку боретесь с этим химическим предприятием или у вас есть последователи?
Вера Дронник: У нас есть комитет, члены комитета, есть акт постановочный, что он организован и есть общественное движение, то есть люди, которые приходят на пикеты, на митинги. В Москве поддерживают Союз за химическую безопасность, Гринпис и "Хранители радуги".
Любовь Чижова: Вера Михайловна, скажите, пожалуйста, вы взаимодействуете со своими соратниками из других российских регионов и можете ли сказать, насколько эта ситуация, которая происходит в Рязанской области, характерна для других российских регионов?
Вера Дронник: Мы с первого дня сотрудничали с Костромской областью. Там деревоперерабатывающий комбинат, который плиты делает, они все австрийские. Их хозяева решили, что накладно завозить, они будут прямо производить в черте предприятия, а за забором 50 метров 5-этажные дома блочные. Вот там тоже. Они брали у нас все бумаги для референдума. Оставили нулевой цикл, они не продвинулись ни та, ни другая сторона. А Шуя, Иваново, они подавали в Страсбургский суд. Там уже действует этот завод 5 лет, и они судятся, чтобы австрийская компания поставила очистные фильтры, они стоят 40 миллионов долларов.
Любовь Чижова: Вера Михайловна, расскажите немножко о себе, интересно, как люди попадают в экологическое движение, становятся экологами, как вы начали заниматься этой деятельностью?
Вера Дронник: Мне 58 лет, я уже 9 лет на второй группе, отравлена вот этими веществами. Потому что я по образованию, закончила академию в Москве и 6 лет в анатомичке сидела с формальдегидом, с формалином. У нас была дезинфекция помещения, и нужно было 5%, перепутали, целое ведро взяли чистого формалина. У меня был отек глотки, легких, до паралича дыхательного центра 10 минут оставалось. Я осталась жива и, наверное, мне так на роду было определено. Потому что я потом ушла со своей работы, не могла работать. 10 лет преподавала внеклассное образование в школе, мастер декоративно-прикладного творчества, вяжу крюком, спицами.
Любовь Чижова: Вера Михайловна, ваши сторонники кто?
Вера Дронник: Наши сторонники живут в Сасове – учителя, врачи, бизнесмены, просто работники, чиновники, студенты. Вот они все поддерживают.
