Марина Тимашева: В Петербурге, в издательстве “Новый меценат” вышла книга Людмилы Волковой “Надины истории” - о жизни и творчестве франко-русской художницы Нади Блок. Рассказывает Татьяна Вольтская.
Татьяна Вольтская: Надя Блок - художница, но не только. Ее дар рассказчика - вполне самостоятельный дар, который обычно, если и присутствует у художника, то бывает отражен, как правило, в лучшем случае, в отдельном томе писем или воспоминаний. Людмила Волкова - фотограф, но не только. Потому что она сумела и запечатлеть на снимках жизнь этой удивительной семьи - Нади и ее мужа Александра Блока (или, если взять французский псевдоним - Жана Бло) и записать рассказы Нади. Я знала Надю, ушедшую из жизни совсем недавно, слышала ее рассказы и с радостью вижу, что переданы они с той же свободой и легкостью, с которой звучали. Вот один из них под названием “Дождь”.
“Во время нашего визита в Осло все время шел дождь. Закончена работа, и не будешь вечно сидеть в номере. Алекс пошел погулять по городу. Молодой швейцар подает ему зонт.
- Скажите, давно идет дождь?
- Не знаю, сэр, мне только 20 лет”.
Это очень характерный отрывок. В нем и присущей Наде Блок тонкий юмор, и ее удивительно живой интерес к миру. Она никогда не заботилась о своем продвижении как художника - на многих ее работах даже не осталось подписи - и вот теперь ее называют “последним художником Первой волны русской эмиграции”, русского Серебряного века. Альбом-каталог “Надины истории” издан при поддержке Комитета “Франция-Россия 2010”. Сюда вошли короткие рассказы на русском и французском языках, репродукции картин Нади Блок и авторские фотографии Людмилы Волковой, поэтому жанр книги определить очень трудно. Да и судьба ее непростая, - говорит Людмила Волкова.
Людмила Волкова: Мы с Надей знакомы почти 10 лет, с Надей и с ее мужем Александром Блоком. И в течение 10 лет встречались в Париже, в Петербурге или в Старой Ладоге. Мы все время с Надей отставали на два шага, и она мне что-то рассказывала. И, как бывает у художника очень точный мазок, так у Нади было очень точное и острое слово, и совершенно замечательный русский язык. Поэтому все, что она мне рассказывала, запомнить было нетрудно. Как-то я просто села и по памяти записала некоторые истории, что она мне рассказывала, просто для себя, чтобы сохранить воспоминания об этом человеке и об этой эпохе, чтобы знать, из чего они выросли, как прошла их судьба.
Татьяна Вольтская: Это же французская пара - хоть они регулярно приезжали в Россию и у Алекса, у мужа, вышло несколько книг на русском языке, тем не менее, они всю жизнь прожили не здесь.
Людмила Волкова: Хоть вы и сказали, что это французская пара, действительно, Надя родилась в Болгарии и, когда ей исполнилось четыре года, родители переехали в Марсель, и, конечно, она впитала в себя всю культуру Европы, особенно Франции. Но дело в том, что ее отец - белый офицер, мать, сестра милосердия - из дворянского рода, они дали ей такую удивительную любовь к России, которую их ребенок, Наденька, пронесла сквозь всю свою жизнь, любовь и уважение к России и к русской культуре. Конечно же, Алекс тоже русский человек, но немножечко иначе. Именно Надя сохранила тот русский язык, и она его иногда так ехидно поправляла: “Шурик, ты сделал неправильный падеж”. Ведь они познакомились в 1946 году, когда начинала работу ООН, и тут выяснилось, что нет людей, которые бы владели русским языком. Поэтому в Париже был новый набор сотрудников, в котором Алекс сам по себе прошел испытание (они еще не были знакомы), и Надя тоже прошла испытание, и они стали работать в Нью-Йорке, в ООН переводчиками. Это спасло не только Надю и Алекса, но многих русских людей от голода, от нищеты. Наконец-то у них было достойное жалование. Но и в бедности, и уже когда они стали состоятельными людьми, это не влияло на характер Надин. Вот это достоинство и безсуетность были всегда, и какие-то внешние изменения судьбы не могли повлиять на ее вот этот стержень.
Татьяна Вольтская: Когда она начала заниматься живописью?
Людмила Волкова: Ее мама брала уроки у Константина Коровина. Наденька посмотрела и тоже увлеклась. Коровин бывал в семье, увидел работы маленькой Нади, что-то сказал приятное для родителей, и оказался прав - у Нади оказалось будущее. Но судьба сложилась, так что нужно было выживать, и прожить живописью она не смогла, хотя она училась в Марселе, в Провансе и в Париже на курсах. Потом уехала в Америку, там работала с группой молодых американских художников, выставлялась, но все-таки большую часть жизни она работала переводчиком. Но никогда она не оставляла живопись. Познакомилась в Париже с голландским художником ван де Вельде, и они стали близкими друзьями.
Татьяна Вольтская: В книге есть история этой дружбы, вернее, ее конец.
“Ван де Вельде тяжело заболел, лежал в госпитале недалеко от нашего дома. Элизе была все время с ним, лишь на один день в неделю уезжала домой. Тогда с ним гуляла я. В послеобеденное время мы шли в парк Монсури, это близко. “Когда меня не станет, гуляя здесь, подойди к этому платану, прикоснись к коре и погладь - он тебе напомнит обо мне”.
Фотография этого платана в книге тоже есть. У Людмилы Волковой , записавшей эти миниатюры, были помощники и при создании книги, и выставки работ Нади Блок в Музее-квартире Пушкина на Мойке, 12.
Людмила Волкова: Глубокое спасибо Вадиму Петровичу Старку, потому что название статьи “Солнечное искусство Нади Блок” легло в основу и выставки тоже. Вступительное слово я попросила сделать Аркадия Ваксберга, который долго был дружен и с Алексом, и с Надей, и он нашел такие проникновенные слова. Здесь не совсем полный каталог ее работ, которые только удалось восстановить, и есть фотографии, которые я сама сделала, которые являются неким ключом к пониманию тех абстрактных работ, которыми увлекалась Надя. Ведь она начинала, как художник традиционный, потом увлекалась абстрактной живописью, потом был период, когда она занималась коллажами. Но все-таки мне кажется, что вершиной ее творчества, как, может, вершиной всего духа, явилась роспись часовни на острове Скирос.
Татьяна Вольтская: Вот, как об этом рассказывает сама Надя Блок.
“Однажды, после моей выставки, меня пригласили в популярную телепередачу. Все идет хорошо, интервью заканчивается.
- Ваша мечта?
- Расписать церковь.
За минуту до этого и не думала о церковных росписях. Сказала и забыла. Через два месяца мы приехали в свой дом в Греции. Утром вижу Алекса с длинным бамбуком в руках - он что-то отмеряет на клочке земли над обрывом.
- Что ты делаешь?
- Как думаешь, душка, если мы церковку поставим вот здесь?
Когда строительство было закончено, позвали батюшку осветить церковку. Потом я почти 10 лет расписывала ее. Раз в году, 29 августа, в день Святого Александра, идет праздничная служба, приходит более 200 человек со всего острова, но батюшка спокоен: “Мне здесь ангелы помогают”.
Я согласна с Людмилой Волковой, мне последний период Нади Блок, ее удивительные фрески в этой самой часовенке, кажутся не просто ее собственной относительной вершиной, но и вершиной, имеющей абсолютное значение. Удивителен и путь художника - обратная перспектива, как на иконах. Обычно от фигуративных работ приходят к абстракции, а Надя - наоборот. Ее абстрактные работы тоже красивые, яркие, нежные, буйные, но когда видишь эти, последние фрески, невозможно отделаться от ощущения, что все прежнее – только подготовка, огромная палитра, где Надя пробовала, смешивала краски для главного, что ждало ее впереди. Как бы случайно обронила насчет церкви, но случайностей в таких вещах не бывает, особенно, когда есть такая семейная легенда:
“Материнская линия идет от рода Загоскиных. Мой далекий-далекий предок – татарин. Разоряя Россию, Орда разрушала и жгла храмы. И вот, гарцуя на коне вокруг охваченных огнем стен, Шафкал Загоска (так его звали) увидел, как по лицу Богоматери текут слезы - Богоматерь плакала, икона мироточила. Это потрясло сердце моего предка. Он принял христианство, оставил прежнюю жизнь и взял в жены русскую”.
Живопись не расскажешь. Надя Блок была православным, но не церковным человеком, но я убеждена, что ее Богородицы, святые, ангелы и пророки заглянут в душу любому человеку. Была бы душа.
