Ссылки для упрощенного доступа

Американская аркадия


В августе, когда даже в Белом доме замирает жизнь, в Нью-Йорке чувствуешь себя двоечником с переэкзаменовкой. Жара, словно лупа, умножает чужие радости: других солнце греет, тебя – печет. Не выдержав испытания завистью, ты, как Петр, рвешься к морю и находишь его на Лонг-Айленде. На восточном конце этого длинного острова у богатых дачников есть особая резервация – Hamptons. Раньше тут жил Курт Воннегут, до него – Джексон Поллак, теперь - те, кто может себе позволить его картины. В Хэмптонах знают толк в роскоши. На берегу - дома по сто миллионов, но никаких диснеевских замков. Серое дерево, белый бетон, аскетический модернизм от модных архитекторов. В одних постройках столько окон, что кажется, будто дом забыли построить. Другие, напротив, напоминают бункер. Что и не удивительно. Стремясь к пляжу, виллы пересекают зону риска, поэтому от ураганов их страхует только компания "Ллойд" - та, что и океанские лайнеры.

Но лучшие пейзажи острова - все-таки не курортные, а аграрные. Между роскошными виллами - фермы не хуже. Поля ухожены, как грядки, грядки, как клумбы, клумбы, как икебана. Помимо очевидного – сладкой кукурузы, которую нужно есть там, где она родилась, и бесценной молодой картошки, слишком вкусной, чтобы ее чистить, Лонг-Айленд разводит редкие культуры. Например - лаванду: пахучая фиолетовая полоса на фоне синего моря. В садах тоже растет что-нибудь изысканное, вроде белых персиков, которые китайцы приезжают есть с веток – в Азии их считают плодами бессмертия. Короче: американская Аркадия.

Обнаружив, что крестьяне и миллионеры мирно уживаются на лучшей части острова, я никак не мог понять, почему вторые не купили ее у первых. Решив это выяснить, мы остановились у живописного ларька, где продавалось все, что делает счастливым горожанина: помидоры со снежком на разломе, каменная цветная капуста, свекла, из которой получается рубиновый борщ, и подсолнухи, позировавшие Ван-Гогу.

- Сыр тоже свой? - спросил я продавщицу в бикини.

- Нет, дядин, - ответила она и показала пальцем с французским маникюром через дорогу, где начиналась другая ферма, с коровником.

Купив все, что влезло в багажник, я пристал к девице с вопросами.

- В Америке нет земли дороже лонг-айлендской. Как вы можете устоять перед искушением и не продать ферму под дворцы банкиров?

- Дедушка виноват, вернее – прадедушка. Он продал права на застройку.

В 1970-х годах война приезжих с местными достигла апогея. В борьбе за выход к морю нью-йоркская элита скупала фермы и превращала их в летние дома. Еще немного, и с земледелием в Лонг-Айленде было бы покончено. Но тут в ситуацию вмешались власти. Они предложили завязшим в долгах фермерам продать штату права на застройку. Фермер мог распоряжаться хозяйством только до тех пор, пока оно оставалось сельским.

Привыкнув не доверять государству, когда оно берется творить добро (зла ведь никто не хочет), я отношусь к власти, как к автодорожной полиции, от которой чаще ждешь штрафа, чем помощи. Но тут, на небольшой территории, удачно окаймленной морем, я своими глазами увидел, как умный закон преобразовал реальность к лучшему. Разумная политика спасла земледельческий Лонг-Айленд. Более того, она вырастила следующее поколение фермеров, сумевших дождаться обогативших их перемен. Ими стала аграрная революция, которая не только вернула в кулинарный обиход сугубо местный продукт, но и придала ему высокий престиж и достойную цену. Устав есть привозное и безвкусное, богатая Америка отправилась за едой туда, где она растет. Поход за сезонным съестным преобразовал ландшафт острова. Самой нарядной его частью вновь стала сельская идиллия: пестрый базар, поле с трактором, тучная корова, ухоженная лошадь, красный амбар. Сегодня, рекламируя недвижимость, маклеры хвастаются соседством фермы не меньше, чем видом на море.

- Да, - сказал я девице, - у вас был умный прадед.

- Почему - был? - удивилась она, - есть, ему - 98. У нас пять поколений живут под одной крышей.
XS
SM
MD
LG