Ирина Лагунина: Существуют актерские семьи, актерские династии. А вот как они получаются на практике - то есть как дети актеров принимают решение связать свою жизнь с театром? Рассказывает Татьяна Вольтская.
Татьяна Вольтская: Это очень красиво звучит - театральная семья, актерская династия. Но с кем бы из актеров мне ни доводилось говорить, все выражают либо сожаление, что дети пошли по их стезе, либо – пламенную надежду, что этого все же не случится. Главные аргументы - что доля театрального человека тяжела, что он обречен на одиночество, на постоянное принесение в жертву театру простых человеческих радостей. И тем не менее, дети актеров очень часто становятся актерами или режиссерами - видимо, детство, проведенное вблизи от сцены, пропитывает их насквозь театральным духом, так что театр даже помимо их воли становится частью их души. Иногда это заметно не сразу - как в случае с младшим сыном известного петербургского актера театра имени Ленсовета Владимира Матвеева. Говорит мама Матвея Матвеева, заведующая музеем театра имени Ленсовета, Вера Матвеева.
Вера Матвеева: Ничто не предвещало, такого никогда не было, что мы идем в артисты. Вообще даже разговоров таких не было. Может быть в силу того, что они видели, насколько это мучительная вещь, особенно для мужчины, видели отца не в самых презентабельных проявлений в плане театральной жизни. Потому что проблемы простоя сказываются, безусловно, на природе человеческой. И они никогда не стремились. Старший поступил в университет на психологию, учится там, а младший поступил на экономику в Герцена. Отец в этом же году взял курс, и младший сходил к нему на занятие из любопытства и что-то его там зацепило. И он забрал документы из Герцена и перевелся туда. Уже сыграл с отцом в спектакле. Владимир Михайлович много работает в антрепризе. В "Плодах просвещения" по Толстому младший сыграл большую роль вместе с отцом.
Татьяна Вольтская: Вам понравилось?
Вера Матвеева: Я переживала, что даже не могу сказать, что понравилось, мне казалось, что все плохо, тяжело, неправильно и так далее. Но меня коллеги успокаивали, говорили: мамаша, вам мерещится.
Татьяна Вольтская: Значит у вас намечается не только актерская семья, но уже актерская династия?
Вера Матвеева: Получается, что так. Старший пока еще не удрал. Потом можно закончить университет, у нас учится Алена Баркова, дочка Наташи Меньшиновой и нашего замечательного народного артиста Дмитрия Ивановича Баркова. Она университет закончила, факультет международных отношений, блестяще, с красным дипломом, стала там преподавать. Ее все равно тянуло в эту сторону. И она в результате уже во взрослом состоянии закончила актерский курс и сейчас у нас работает артисткой. С тремя языками, с блестящей профессией. Или у нас в городе есть Сережа Барковский, великолепный артист – философский факультет университета человек имеет. Всякое может случиться. Или, например, у Толи Петрова, замечательного народного артиста, парень тоже культурологию закончил, философский факультет университета, сейчас поступил на режиссуру. То есть можно получить образование университетское прекрасное, потом тебя все равно утащит в эту сферу.
Татьяна Вольтская: А вот профессор Петербургской театральной академии, главный редактор Петербургского театрального журнала Марина Дмитревская вполне могла ожидать, что ее сын, выросший в театре, в театре и останется, - но это не означает легкого пути.
Марина Дмитревская: Поскольку театр и игры его детские были театральные. Естественно, был ящик в театре. Показывали спектакль про веселых человечков, были такие пластмассовые веселые человечки, "Приключения Чиполлино". И вот, говорит, в роли Чиполлино карандаш. Почему же карандаш? Ну как же, роль Чиполлино может играть только карандаш. То есть представление о взаимоотношении актера и роли было у него более глубоким, чем представление о теории театра, которое дают на режиссерских отделениях нашей академии. Его зовут Дмитрий Егоров, он режиссер Дмитрий Егоров, драматург Данила Привалов, критик Дмитрий Бур, еще был Небось Авосев, Невось Абосев. Однажды, когда он учился на педагогическом, он написал текст, который мне понравился. Я же не могу принести в редакцию текст своего сына. Он взял псевдоним Марина Савина. Я принесла текст Марины Савиной. У нас принцип – читает вся редакция. Все шесть человек прочитали, сказали – очень хороший текст. А кто такая? Я говорю: да вот, с журналистики какая-то девушка. Ну ладно, пусть несет фотографию в авторы. Дальше Митя отсканировал лицо Марины Гавриловны Савиной, я принесла как авторские, она тоже не была распознана. Вышел материал. Смотрите, эта девочка с журналистики еще на Савину похожа. И текст был напечатан. Потом через какое-то время псевдоним расшифровали. Не приведи господь я бы что-нибудь написала о его спектаклях. Был один случай, когда пьеса "5 25" была поставлена в ТЮЗе и в одном из составов он играл сам, а в другом актер. И текст постороннего критика об этом спектакле мне показался недостаточным. Я позволила себе написать две страницы, абсолютно зашифровав стиль. Редакция меня не узнала. Как-то, вот нюх, он сказал: а что, у вас? Да, вот два-три текста. Он пришел без меня в редакцию, пробрался, и сказал: этот твой текст, убираем, будет скандал. Пришлось убрать, конечно. Я больше не пытаюсь, потому что он взял с меня кровавую клятву, что этика превыше всего. И никогда ни одного звука о его спектаклях я не напишу.
Татьяна Вольтская: А за пределами России - вот вы, Марина, хорошо знаете, например, Резо Габриадзе...
Марина Дмитревская: Там не вполне театральная семья, потому что его жена музыкант, но она в его театре давно работает музыкальным оформителем. А сын у него рекламой занимается телевизионной, сейчас снимает кино по его сценарию. В Грузии, я так думаю, поскольку ребенок – это все, то тут наш мальчик самый лучший.
Татьяна Вольтская: Но вернемся в Россию, в Петербург. В актерско-режиссерской семье Бызгу подрастает сын Фома. Галина Бызгу признает, что ему не всегда хватает родительского внимания.
Галина Бызгу: Наши друзья иногда рассказывают, что он сидит дома один как сыч. Но он видит, что максимально, что у нас есть, мы отдаем ему. На все наши вечеринки он ходил с нами, все наши друзья – это его друзья. Конечно, он скучает. Но все самое интересное, в этом году, например, захотел с нами новый год встречать, но мы его заставили, потому что у него была своя компания. Другой разговор, что утром сам в школу собирается, сам себе разогреваем. Но, я думаю, он ощущает, что мы очень его любим, очень нужен, интересен, он это знает.
Татьяна Вольтская: Папа, Сергей Бызгу, обращает внимание на другое.
Сергей Бызгу: Сейчас в последнее время стали происходить интересные вещи, он же в театральном институте, у него там тоже премьеры. И когда у него премьера, например, у Гали со студентами, я говорю: ты к маме сходи. Нет. Как же так, я его ругаю, мама выпустила спектакль, тебе даже неинтересно посмотреть. Или у меня, ты не пришел, тебе неинтересно. А сейчас у него премьера: вы не придете, да? Или может предупредить за день буквально – завтра. Фома, завтра мы не можем, у нас же планы. В результате мы приходим все равно, сидим как родители, нас усаживают на лучшие места в студии театральной. Мы сидим, смотрим, потом с ним обсуждаем.
Галина Бызгу: Я знаю, что он написал "В контакте": любовь – это зависимость. Мы не говорили такой формулировки. Значит он в кого-то влюбился, обсуждать это он не хочет с нами.
Сергей Бызгу: Я думаю, что нельзя на него давить в каких-то вещах. Конечно, нужно знать про него, Галя права, но у него выцарапывать это и на него каким-то образом давить, мне кажется, это неправильно. Это его жизнь. Другое дело, что зная много ужасных случаев особенно в подростковом возрасте, тут надо как-то все равно быть рядом. Потому что ребенок, ты даже не знаешь, до какой степени у него там ужас, как в этом максималистском возрасте, когда кажется все черным или белым. Ближайшие мечты, с 15 до 20 лет идет закладка, чтобы он не свалился. Потому что очень много случаев актерских детей очень проблемных. И вообще сейчас проблемная молодежь. Чем я занимаюсь в театральной студии, чтобы детей выдернуть из двора, с улицы в плохом смысле слова. Если он удержится, если ему хватит нашей закваски и примера. Хотя наоборот бывает много случаев, когда пример прекрасные родители, а дети некий протест. Вот если у него этого протеста не возникнет, если он удержится за это время и поступит в театральный институт, как он хочет, если он пройдет этот этап, дальше, чтобы чувствовал себя на своем месте. Потому что при всех наших кризисах, проблемах есть главные плюсы. Многие мои друзья, которые занимаются бизнесом, они завидуют, потому что мы занимаемся своим делом. Это дело, которое приносит нам радость при всех муках. Да, мы можем плакать, стонать, переживать. Мы занимаемся, мы можем позволить себе заниматься своим делом, тем, чем нам нравится заниматься, в чем мы разбираемся, как нам кажется. Если у него такое дело возникнет, как у нас, потому что это великое счастье попасть в свое дело, то тогда будет все у него замечательно. Сейчас какой-то этап, 4-5 лет, чтобы он не потерялся и чтобы мы его не потеряли – вот это самое главное.
Татьяна Вольтская: А вот еще пример актерского ребенка - о своей старшей дочке говорит актриса театра Комиссаржевской Маргарита Бычкова.
Маргарита Бычкова: Я была одной из тех матерей, которая сказала: доченька, если ты хочешь в театральный институт, надо учиться. Я привела свою подругу, замечательную актрису Лену Симонову, которая села, отслушала ее стихи. Вступительная программа – стихотворение, проза, басня. Они выбрали. Мы долго выбирали костюм, в чем ей поступать. Нашла учительницу по вокалу, чтобы подготовиться. Я же актриса, я же знаю. И ребенок, заканчивая театральный вуз, говорит: мама, если бы я сейчас поступала, я бы сделала все не то. Я бы читала не это, пела бы не то, оделась бы не так. И опять-таки, заканчивая сейчас, она вполне дает себе отчет, что необязательно она будет актриса.
Татьяна Вольтская: Это очень красиво звучит - театральная семья, актерская династия. Но с кем бы из актеров мне ни доводилось говорить, все выражают либо сожаление, что дети пошли по их стезе, либо – пламенную надежду, что этого все же не случится. Главные аргументы - что доля театрального человека тяжела, что он обречен на одиночество, на постоянное принесение в жертву театру простых человеческих радостей. И тем не менее, дети актеров очень часто становятся актерами или режиссерами - видимо, детство, проведенное вблизи от сцены, пропитывает их насквозь театральным духом, так что театр даже помимо их воли становится частью их души. Иногда это заметно не сразу - как в случае с младшим сыном известного петербургского актера театра имени Ленсовета Владимира Матвеева. Говорит мама Матвея Матвеева, заведующая музеем театра имени Ленсовета, Вера Матвеева.
Вера Матвеева: Ничто не предвещало, такого никогда не было, что мы идем в артисты. Вообще даже разговоров таких не было. Может быть в силу того, что они видели, насколько это мучительная вещь, особенно для мужчины, видели отца не в самых презентабельных проявлений в плане театральной жизни. Потому что проблемы простоя сказываются, безусловно, на природе человеческой. И они никогда не стремились. Старший поступил в университет на психологию, учится там, а младший поступил на экономику в Герцена. Отец в этом же году взял курс, и младший сходил к нему на занятие из любопытства и что-то его там зацепило. И он забрал документы из Герцена и перевелся туда. Уже сыграл с отцом в спектакле. Владимир Михайлович много работает в антрепризе. В "Плодах просвещения" по Толстому младший сыграл большую роль вместе с отцом.
Татьяна Вольтская: Вам понравилось?
Вера Матвеева: Я переживала, что даже не могу сказать, что понравилось, мне казалось, что все плохо, тяжело, неправильно и так далее. Но меня коллеги успокаивали, говорили: мамаша, вам мерещится.
Татьяна Вольтская: Значит у вас намечается не только актерская семья, но уже актерская династия?
Вера Матвеева: Получается, что так. Старший пока еще не удрал. Потом можно закончить университет, у нас учится Алена Баркова, дочка Наташи Меньшиновой и нашего замечательного народного артиста Дмитрия Ивановича Баркова. Она университет закончила, факультет международных отношений, блестяще, с красным дипломом, стала там преподавать. Ее все равно тянуло в эту сторону. И она в результате уже во взрослом состоянии закончила актерский курс и сейчас у нас работает артисткой. С тремя языками, с блестящей профессией. Или у нас в городе есть Сережа Барковский, великолепный артист – философский факультет университета человек имеет. Всякое может случиться. Или, например, у Толи Петрова, замечательного народного артиста, парень тоже культурологию закончил, философский факультет университета, сейчас поступил на режиссуру. То есть можно получить образование университетское прекрасное, потом тебя все равно утащит в эту сферу.
Татьяна Вольтская: А вот профессор Петербургской театральной академии, главный редактор Петербургского театрального журнала Марина Дмитревская вполне могла ожидать, что ее сын, выросший в театре, в театре и останется, - но это не означает легкого пути.
Марина Дмитревская: Поскольку театр и игры его детские были театральные. Естественно, был ящик в театре. Показывали спектакль про веселых человечков, были такие пластмассовые веселые человечки, "Приключения Чиполлино". И вот, говорит, в роли Чиполлино карандаш. Почему же карандаш? Ну как же, роль Чиполлино может играть только карандаш. То есть представление о взаимоотношении актера и роли было у него более глубоким, чем представление о теории театра, которое дают на режиссерских отделениях нашей академии. Его зовут Дмитрий Егоров, он режиссер Дмитрий Егоров, драматург Данила Привалов, критик Дмитрий Бур, еще был Небось Авосев, Невось Абосев. Однажды, когда он учился на педагогическом, он написал текст, который мне понравился. Я же не могу принести в редакцию текст своего сына. Он взял псевдоним Марина Савина. Я принесла текст Марины Савиной. У нас принцип – читает вся редакция. Все шесть человек прочитали, сказали – очень хороший текст. А кто такая? Я говорю: да вот, с журналистики какая-то девушка. Ну ладно, пусть несет фотографию в авторы. Дальше Митя отсканировал лицо Марины Гавриловны Савиной, я принесла как авторские, она тоже не была распознана. Вышел материал. Смотрите, эта девочка с журналистики еще на Савину похожа. И текст был напечатан. Потом через какое-то время псевдоним расшифровали. Не приведи господь я бы что-нибудь написала о его спектаклях. Был один случай, когда пьеса "5 25" была поставлена в ТЮЗе и в одном из составов он играл сам, а в другом актер. И текст постороннего критика об этом спектакле мне показался недостаточным. Я позволила себе написать две страницы, абсолютно зашифровав стиль. Редакция меня не узнала. Как-то, вот нюх, он сказал: а что, у вас? Да, вот два-три текста. Он пришел без меня в редакцию, пробрался, и сказал: этот твой текст, убираем, будет скандал. Пришлось убрать, конечно. Я больше не пытаюсь, потому что он взял с меня кровавую клятву, что этика превыше всего. И никогда ни одного звука о его спектаклях я не напишу.
Татьяна Вольтская: А за пределами России - вот вы, Марина, хорошо знаете, например, Резо Габриадзе...
Марина Дмитревская: Там не вполне театральная семья, потому что его жена музыкант, но она в его театре давно работает музыкальным оформителем. А сын у него рекламой занимается телевизионной, сейчас снимает кино по его сценарию. В Грузии, я так думаю, поскольку ребенок – это все, то тут наш мальчик самый лучший.
Татьяна Вольтская: Но вернемся в Россию, в Петербург. В актерско-режиссерской семье Бызгу подрастает сын Фома. Галина Бызгу признает, что ему не всегда хватает родительского внимания.
Галина Бызгу: Наши друзья иногда рассказывают, что он сидит дома один как сыч. Но он видит, что максимально, что у нас есть, мы отдаем ему. На все наши вечеринки он ходил с нами, все наши друзья – это его друзья. Конечно, он скучает. Но все самое интересное, в этом году, например, захотел с нами новый год встречать, но мы его заставили, потому что у него была своя компания. Другой разговор, что утром сам в школу собирается, сам себе разогреваем. Но, я думаю, он ощущает, что мы очень его любим, очень нужен, интересен, он это знает.
Татьяна Вольтская: Папа, Сергей Бызгу, обращает внимание на другое.
Сергей Бызгу: Сейчас в последнее время стали происходить интересные вещи, он же в театральном институте, у него там тоже премьеры. И когда у него премьера, например, у Гали со студентами, я говорю: ты к маме сходи. Нет. Как же так, я его ругаю, мама выпустила спектакль, тебе даже неинтересно посмотреть. Или у меня, ты не пришел, тебе неинтересно. А сейчас у него премьера: вы не придете, да? Или может предупредить за день буквально – завтра. Фома, завтра мы не можем, у нас же планы. В результате мы приходим все равно, сидим как родители, нас усаживают на лучшие места в студии театральной. Мы сидим, смотрим, потом с ним обсуждаем.
Галина Бызгу: Я знаю, что он написал "В контакте": любовь – это зависимость. Мы не говорили такой формулировки. Значит он в кого-то влюбился, обсуждать это он не хочет с нами.
Сергей Бызгу: Я думаю, что нельзя на него давить в каких-то вещах. Конечно, нужно знать про него, Галя права, но у него выцарапывать это и на него каким-то образом давить, мне кажется, это неправильно. Это его жизнь. Другое дело, что зная много ужасных случаев особенно в подростковом возрасте, тут надо как-то все равно быть рядом. Потому что ребенок, ты даже не знаешь, до какой степени у него там ужас, как в этом максималистском возрасте, когда кажется все черным или белым. Ближайшие мечты, с 15 до 20 лет идет закладка, чтобы он не свалился. Потому что очень много случаев актерских детей очень проблемных. И вообще сейчас проблемная молодежь. Чем я занимаюсь в театральной студии, чтобы детей выдернуть из двора, с улицы в плохом смысле слова. Если он удержится, если ему хватит нашей закваски и примера. Хотя наоборот бывает много случаев, когда пример прекрасные родители, а дети некий протест. Вот если у него этого протеста не возникнет, если он удержится за это время и поступит в театральный институт, как он хочет, если он пройдет этот этап, дальше, чтобы чувствовал себя на своем месте. Потому что при всех наших кризисах, проблемах есть главные плюсы. Многие мои друзья, которые занимаются бизнесом, они завидуют, потому что мы занимаемся своим делом. Это дело, которое приносит нам радость при всех муках. Да, мы можем плакать, стонать, переживать. Мы занимаемся, мы можем позволить себе заниматься своим делом, тем, чем нам нравится заниматься, в чем мы разбираемся, как нам кажется. Если у него такое дело возникнет, как у нас, потому что это великое счастье попасть в свое дело, то тогда будет все у него замечательно. Сейчас какой-то этап, 4-5 лет, чтобы он не потерялся и чтобы мы его не потеряли – вот это самое главное.
Татьяна Вольтская: А вот еще пример актерского ребенка - о своей старшей дочке говорит актриса театра Комиссаржевской Маргарита Бычкова.
Маргарита Бычкова: Я была одной из тех матерей, которая сказала: доченька, если ты хочешь в театральный институт, надо учиться. Я привела свою подругу, замечательную актрису Лену Симонову, которая села, отслушала ее стихи. Вступительная программа – стихотворение, проза, басня. Они выбрали. Мы долго выбирали костюм, в чем ей поступать. Нашла учительницу по вокалу, чтобы подготовиться. Я же актриса, я же знаю. И ребенок, заканчивая театральный вуз, говорит: мама, если бы я сейчас поступала, я бы сделала все не то. Я бы читала не это, пела бы не то, оделась бы не так. И опять-таки, заканчивая сейчас, она вполне дает себе отчет, что необязательно она будет актриса.
