Уже в девятый раз Америка отмечает дату террористического налета, которому так и не нашли другого – неканцелярского – названия: 9/11. С местом не проще: оно по-прежнему пусто. Что особенно бросается в глаза с моей стороны Гудзона. С тех пор как "близнецы" сгинули в черном пламени, панорама Нью-Йорка кажется исковерканной – словно красавица с выбитым зубом. Трудно поверить, что в городе, где Эмпайер стейт построили за 410 дней, до сих пор не смогли зарастить дыру в пейзаже. Вместо обещанного мемориала уже девять лет все тот же котлован, разве что не дымится.

Открытая рана не может зажить, а трагедия - найти разрешение. Ведь череда начатых 11 сентября событий так ни к чему не привела, если не считать войны в Ираке, стоившей 4400 американских жизней и триллион американских долларов. Теперь, как объявил президент Обама в связи с выводом войск, этот кошмар кончился - хотя бы для Америки. Но можно ли считать свержение постороннего диктатора верным ответом на вызов, брошенный 11 сентября?

- Вряд ли, - говорят политики, занятые другой, но столь же несчастной войной в Афганистане.

Между тем, накануне девятой годовщины Нью-Йорк ведет свою войну, фронт которой куда ближе - в 180 метрах от места преступления. Здесь, как теперь знает целый мир, собираются построить роскошный, стомиллионный, 11-этажный мусульманский центр. Подавляющее большинство - 71% - нью-йоркцев возмущено таким соседством: "мечеть у воронки". Исламский центр возле могилы "близнецов", разрушенных исламскими же террористами, вольно или невольно становится триумфальным храмом.

Нью-Йорк – самый терпимый город в мире. Ему не остается ничего другого, потому что здесь говорят на 800 языках, и треть нью-йоркцев родилась за пределами США. Но и в этой столице космополитов великий скандал с мечетью привел к риторическому взрыву, разделившему страну и город между либералами и консерваторами.

- Тут не о чем спорить, - говорят первые, - потому что Америка свободная страна, исповедующая веротерпимость.

- Тут есть, о чем спорить, - говорят вторые, - потому, что Америка – демократическая страна, и большинство не хочет мечети.

- Мы построим храм дружбы, - обещает им имам и выпускник Колумбийского университета (специальность - плазменная физика) Фейзал Абуд Рауф, - и назовем его Дом Кордовы в память о цветущем испанском городе, где мирно жили мусульмане, евреи и христиане.

Чтобы сравнить аргументы, я выбрался в Даунтаун, где спор ведут лицом к лицу. На бесконечных демонстрациях, которые проходят здесь накануне годовщины, отличить противников мешают огромные звездно-полосатые флаги. Тут ведь все – патриоты, все – американцы. Мусульмане, правда, лучше знают конституцию, которая всем обещала свободу - и возводить мечеть, и протестовать против ее постройки. Чтобы свобода оставалась собой, она должна быть нейтральной.

В принципе, ситуация ясная. Но на самом деле никаких принципов нет вовсе. Всякая абстрактная идея ставит нас перед конкретным выбором, как это случилось сейчас в городе, пережившем 11 сентября. Все, чему я научился за треть века в Америке, толкает меня в либеральный лагерь, где уважают чужое мнение, терпят другую веру и надеются на взаимность. Тормозят меня только инстинкты. Умом я на стороне мечети, нутром - против. В конце концов, все террористические акты начинались в одной из них.

Хорошо еще, что проблема эта не так важна, как кажется. В Америке – шесть миллионов мусульман, и они никуда не денутся. В Нью-Йорке – больше ста мечетей, и еще одна, конечно, ничего не изменит. Поэтому, хотя две трети жителей Нью-Йорка не хотят мечети, почти все готовы с ней примириться - на расстоянии в десяти, а лучше в двадцати кварталах от мемориального пустыря.

Политика, и этому я тоже научился за треть века в Америке, не разрешает конфликты, она позволяет жить с ними.