Ирина Лагунина: Десять лет назад в Вашингтоне я познакомилась с врачом, который только что бежал из Чечни. Он получил мировую известность тем, что сделал пластическую операцию одному из лидеров чеченского сопротивления Салману Радуеву, то есть фактически заново собрал лицо Радуева после ранения. Естественно, тогда российские власти простить ему этого не могли. Но времена меняются. Пройдя в Америке школу Гарвардского университета, Хассан Байев теперь свободно приезжает в Чечню и лечит детей. Он написал книгу и создал фонд, гонорар от книги тоже пошел на лечение детей с врожденной патологией и глухонемых. Хассан Байев сегодня в студии Радио Свобода в Праге. Господин Байев, как выглядит сейчас система здравоохранения Чечни.
Хассан Байев: Конечно, эта система после второй и первой чеченской кампании практически была полностью разрушена. Сегодня очень много открыто новых больниц, открыты новые детские больницы. В принципе даже во время Советского Союза не было таких условий в больницах. Сегодня очень хорошее оснащение, очень хорошее оборудование. Но есть другая проблема, то, что не хватает специалистов. Потому что на каждое оборудование нужен специалист, чтобы использовать правильно это оборудование. Поэтому в этом плане немножко тяжело, потому что, видимо, нужно отправлять учить и готовить специалистов.
Ирина Лагунина: Но сейчас, насколько я понимаю, вы приезжаете с группой своих специалистов и проводите сложнейшие операции?
Хассан Байев: В данный момент я езжу один, но прежде, чем поехать в Чечню, я отправляю туда нужные материалы, инструменты, потом уже приезжаю и по три-четыре месяца нахожусь в Чечне, оперирую детей.
Ирина Лагунина: Пластическая хирургия, вероятно, сразу после войны или во время войны детей было много, сейчас все-таки прошло какое-то время, эти дети в основном уже юноши и девушки, не совсем маленькие. Вы, тем не менее, говорите именно о маленьких детях. Почему, что за проблема в Чечне?
Хассан Байев: Как раз это последствия войны, люди в течение первой и второй чеченской кампании пережили страшный ад. Это есть психологическое состояние населения, на каждом шагу должны были стоять реабилитационные центры, и граждане должны проходить реабилитацию. Нет ни одной чеченской семьи, где не потеряли близких людей. В то же время не только рождаются дети с врожденными дефектами, есть очень много тех, кто в то время были дети, сегодня выросли, и это тоже проблема, где нужно оперировать, где нужно помогать. Конечно, их тоже я оперирую. Это последствия войны – огневые, осколочные и так далее.
Ирина Лагунина: Какая-то есть статистика, ведется сейчас в Чечне, количество детей, которые рождаются с отклонениями и требуют операции немедленной?
Хассан Байев: Сказать сегодня конкретно, такая-то статистика, конечно, нет. Но я знаю одно, что поток таких детей очень большой. Мы один раз приехали в 2008 году, организовали миссию, где приехали 29 человек, над этим проектом работали год, это была со всего мира очень мощная команда пластических хирургов, анестезиологов, невропатологов, операционных медсестер и также в этом проекте участвовали наши коллеги из России, из Москвы. И мы прооперировали в течение 10 дней бесплатно с тяжелой патологией 150 детей и около полторы тысячи были проконсультированы.
Ирина Лагунина: Эти дети потом получили какую-то помощь?
Хассан Байев: Знаете, самое главное, когда была невропатолог из Бразилии, очень известный доктор, многие действительно узнали на самом деле, что происходит с его ребенком. Когда они ездят по разным городам и точно ни один врач не говорит, что происходит с ребенком, многие узнали, был сделан курс лечения. Конечно, мы знаем, что связано с нервной системой - это очень длительно, на это нужно время, нужно лечить и не раз.
Ирина Лагунина: А что происходит с детьми?
Хассан Байев: Во-первых, уже в утробе матери, то, что эти стрессы, все время в бегах, нечеловеческие условия, то, что потеряли близких, родных, конечно, это все сказалось на ребенке. В Америке, в Европе, мы знаем, женщина, когда стоит на учете, ее предупреждают, что у вас ребенок с синдромом Дауна и говорят, хочет она избавиться или нет. Но в Чечне не было возможностей, чтобы предупредить, сказать, кого она ждет, чтобы дать ей рекомендации, нужно избавиться или нет. Поэтому отсюда большое количество с патологией. Но в то же время мы знаем, что в Чечне большой рост рождаемости детей, естественно, мы видим такой плачевный результат.
Ирина Лагунина: Я как раз хотела спросить, что с одной стороны вы говорите, что это последствия войн и конфликтов, с другой стороны может быть увеличение статистики таких детей связано с тем, что в Чечне драматически увеличилась рождаемость.
Хассан Байев: Безусловно, если до войны, скажем, заячья губа или волчья пасть, ко мне обращались в год пять-шесть человек, а сегодня ко мне обращаются каждый день, очень много. Это естественно, я понимаю, что раньше мы говорили, что это связано с генетикой, если родители употребляют алкоголь, курение и так далее. Дело в том, что мы должны не забывать в принципе чеченские женщины не пьют и не курят, и даже мужское население мало кто употребляет. Поэтому, естественно, я связываю именно рост с последствиями войны.
Ирина Лагунина: Вы можете практически свободно, насколько я понимаю, работать в Чечне, работать в Грозном и не только. Это, несмотря на то, что вы в свое время сделали пластическую операцию Салману Радуеву. Вам когда-нибудь напоминают?
Хассан Байев: Обычно журналисты любят напоминать мне Радуева.
Ирина Лагунина: А господин Кадыров?
Хассан Байев: Когда была встреча с Кадыровым у него в резиденции, у него спросили: "Ты знаешь, кто сидит рядом с тобой?". Он сказал: "Конечно, знаю. Где надо было отрезать голову, отрезал ногу". Это было сказано с юмором. Тем не менее, на войне ты не выбираешь пациентов, к тебе может кто угодно поступить, тем более нас было очень мало, госпиталь находился в пригороде Грозного, поэтому по воле судьбы оказались эти пациенты у меня в госпитале. Конечно, мое имя было связано с именами полевых командиров.
Ирина Лагунина: Ваша операция на лице Салмана Радуева, тем не менее, стала классикой пластической хирургии в полевых условиях и вызывает немало врачебного интереса. Как вы ее проводили?
Хассан Байев: Вы знаете, в течение войны Радуев не первый пациент был, который с таким тяжелым ранением. Я бы даже сказал, что еще оперировал с такими ранениями очень многих и даже тяжелее, чем у Радуева. Просто вот этот военный опыт, я привык в таких условиях, где бы ни оказался - на кухне или в подвале, в больнице, просто был большой опыт и быстро мог ориентироваться и оперировать. Конечно, оперировать приходилось в тяжелых условиях и многое приходилось самому, потому что у меня не было ни рентгенаппарата, ни нужных инструментов, условия были очень тяжелые. Но в то же время мне приходилось где-то выдумывать.
Ирина Лагунина: Например, что?
Хассан Байев: Та конструкция, которую я собирал, обычно российские журналисты любят сравнивать с детской мозаикой, конечно, здесь на самом деле сперва надо было, чтобы рана не загноилась, подготовить, а вторым этапом собирал лицо, фиксировал проволочной конструкцией, которая каждую косточку фиксировала, и на этом держалось, а потом пластинами фиксировал. Словами объяснить это тяжело.
Хассан Байев: Конечно, эта система после второй и первой чеченской кампании практически была полностью разрушена. Сегодня очень много открыто новых больниц, открыты новые детские больницы. В принципе даже во время Советского Союза не было таких условий в больницах. Сегодня очень хорошее оснащение, очень хорошее оборудование. Но есть другая проблема, то, что не хватает специалистов. Потому что на каждое оборудование нужен специалист, чтобы использовать правильно это оборудование. Поэтому в этом плане немножко тяжело, потому что, видимо, нужно отправлять учить и готовить специалистов.
Ирина Лагунина: Но сейчас, насколько я понимаю, вы приезжаете с группой своих специалистов и проводите сложнейшие операции?
Хассан Байев: В данный момент я езжу один, но прежде, чем поехать в Чечню, я отправляю туда нужные материалы, инструменты, потом уже приезжаю и по три-четыре месяца нахожусь в Чечне, оперирую детей.
Ирина Лагунина: Пластическая хирургия, вероятно, сразу после войны или во время войны детей было много, сейчас все-таки прошло какое-то время, эти дети в основном уже юноши и девушки, не совсем маленькие. Вы, тем не менее, говорите именно о маленьких детях. Почему, что за проблема в Чечне?
Хассан Байев: Как раз это последствия войны, люди в течение первой и второй чеченской кампании пережили страшный ад. Это есть психологическое состояние населения, на каждом шагу должны были стоять реабилитационные центры, и граждане должны проходить реабилитацию. Нет ни одной чеченской семьи, где не потеряли близких людей. В то же время не только рождаются дети с врожденными дефектами, есть очень много тех, кто в то время были дети, сегодня выросли, и это тоже проблема, где нужно оперировать, где нужно помогать. Конечно, их тоже я оперирую. Это последствия войны – огневые, осколочные и так далее.
Ирина Лагунина: Какая-то есть статистика, ведется сейчас в Чечне, количество детей, которые рождаются с отклонениями и требуют операции немедленной?
Хассан Байев: Сказать сегодня конкретно, такая-то статистика, конечно, нет. Но я знаю одно, что поток таких детей очень большой. Мы один раз приехали в 2008 году, организовали миссию, где приехали 29 человек, над этим проектом работали год, это была со всего мира очень мощная команда пластических хирургов, анестезиологов, невропатологов, операционных медсестер и также в этом проекте участвовали наши коллеги из России, из Москвы. И мы прооперировали в течение 10 дней бесплатно с тяжелой патологией 150 детей и около полторы тысячи были проконсультированы.
Ирина Лагунина: Эти дети потом получили какую-то помощь?
Хассан Байев: Знаете, самое главное, когда была невропатолог из Бразилии, очень известный доктор, многие действительно узнали на самом деле, что происходит с его ребенком. Когда они ездят по разным городам и точно ни один врач не говорит, что происходит с ребенком, многие узнали, был сделан курс лечения. Конечно, мы знаем, что связано с нервной системой - это очень длительно, на это нужно время, нужно лечить и не раз.
Ирина Лагунина: А что происходит с детьми?
Хассан Байев: Во-первых, уже в утробе матери, то, что эти стрессы, все время в бегах, нечеловеческие условия, то, что потеряли близких, родных, конечно, это все сказалось на ребенке. В Америке, в Европе, мы знаем, женщина, когда стоит на учете, ее предупреждают, что у вас ребенок с синдромом Дауна и говорят, хочет она избавиться или нет. Но в Чечне не было возможностей, чтобы предупредить, сказать, кого она ждет, чтобы дать ей рекомендации, нужно избавиться или нет. Поэтому отсюда большое количество с патологией. Но в то же время мы знаем, что в Чечне большой рост рождаемости детей, естественно, мы видим такой плачевный результат.
Ирина Лагунина: Я как раз хотела спросить, что с одной стороны вы говорите, что это последствия войн и конфликтов, с другой стороны может быть увеличение статистики таких детей связано с тем, что в Чечне драматически увеличилась рождаемость.
Хассан Байев: Безусловно, если до войны, скажем, заячья губа или волчья пасть, ко мне обращались в год пять-шесть человек, а сегодня ко мне обращаются каждый день, очень много. Это естественно, я понимаю, что раньше мы говорили, что это связано с генетикой, если родители употребляют алкоголь, курение и так далее. Дело в том, что мы должны не забывать в принципе чеченские женщины не пьют и не курят, и даже мужское население мало кто употребляет. Поэтому, естественно, я связываю именно рост с последствиями войны.
Ирина Лагунина: Вы можете практически свободно, насколько я понимаю, работать в Чечне, работать в Грозном и не только. Это, несмотря на то, что вы в свое время сделали пластическую операцию Салману Радуеву. Вам когда-нибудь напоминают?
Хассан Байев: Обычно журналисты любят напоминать мне Радуева.
Ирина Лагунина: А господин Кадыров?
Хассан Байев: Когда была встреча с Кадыровым у него в резиденции, у него спросили: "Ты знаешь, кто сидит рядом с тобой?". Он сказал: "Конечно, знаю. Где надо было отрезать голову, отрезал ногу". Это было сказано с юмором. Тем не менее, на войне ты не выбираешь пациентов, к тебе может кто угодно поступить, тем более нас было очень мало, госпиталь находился в пригороде Грозного, поэтому по воле судьбы оказались эти пациенты у меня в госпитале. Конечно, мое имя было связано с именами полевых командиров.
Ирина Лагунина: Ваша операция на лице Салмана Радуева, тем не менее, стала классикой пластической хирургии в полевых условиях и вызывает немало врачебного интереса. Как вы ее проводили?
Хассан Байев: Вы знаете, в течение войны Радуев не первый пациент был, который с таким тяжелым ранением. Я бы даже сказал, что еще оперировал с такими ранениями очень многих и даже тяжелее, чем у Радуева. Просто вот этот военный опыт, я привык в таких условиях, где бы ни оказался - на кухне или в подвале, в больнице, просто был большой опыт и быстро мог ориентироваться и оперировать. Конечно, оперировать приходилось в тяжелых условиях и многое приходилось самому, потому что у меня не было ни рентгенаппарата, ни нужных инструментов, условия были очень тяжелые. Но в то же время мне приходилось где-то выдумывать.
Ирина Лагунина: Например, что?
Хассан Байев: Та конструкция, которую я собирал, обычно российские журналисты любят сравнивать с детской мозаикой, конечно, здесь на самом деле сперва надо было, чтобы рана не загноилась, подготовить, а вторым этапом собирал лицо, фиксировал проволочной конструкцией, которая каждую косточку фиксировала, и на этом держалось, а потом пластинами фиксировал. Словами объяснить это тяжело.
