Марина Тимашева: В Петербурге вышло новое издание книги историка Якова Гордина ''Право на поединок. Судьба русского дворянина. 1825-1837''. С Яковом Гординым беседует Татьяна Вольтская.
Татьяна Вольтская: Пушкиным и декабристами Яков Гордин занимается давно. Вот и в это издание вошли документальная повесть ''После восстания'' и документальный роман ''Право на поединок''. Название ''После восстания'' говорит само за себя: эта часть посвящена судьбе декабристов после следствия и суда, тому, что они отнюдь не были сломлены неудачей. Вторая часть - о двух возможных путях развития России: пушкинском и уваровском. Эти два варианта не потеряли своей актуальности и сегодня, - считает Яков Гордин. Но почему сегодня оказывается важным говорить о дворянстве, которого давно нет, и почему - ''Право на поединок''?
Яков Гордин: Пушкин считал, что судьба России неразрывно связана с судьбой русского дворянства, поэтому он был уверен, что воспитывать в русском дворянине нужно такие черты как храбрость, самоуважение, независимость и, как он писал, ''честь вообще''. У Уварова, официального идеолога, министра народного посвящения, человека, близкого к Николаю, была другая формула. Что воспитывать нужно, прежде всего, скромность и покорность начальству. При том, что Уваров довольно много сделал для образования в России, но Пушкин тоже был совсем не против образования, чтобы появились образованные свободные люди, а Уваров хотел воспитывать образованных рабов. И вот это была главная сфера их противостояния. Это вообще была проблема постдекабристского десятилетия, потому что декабристкая эпоха не кончилась 14 декабря, а завершилась она фактически одновременно с гибелью Пушкина. Почему ''Право на поединок'', говорите вы? Здесь поединок с Уваровым на фоне исторической науки, поединок с Уваровым на фоне друзей. Это было действительно смертельное противостояние, которое кончилось гибелью одной из сторон. Причем дело, конечно, было не только в проблеме образования. Одним из зол, как считал Пушкин, было наступление государственной бюрократии, которая сделалась некоей самодовлеющей силой, работающей на себя и использующей страну, как сырьевую базу. Это шло от Петра. Вот в ''Истории Петра'' Пушкин тенденцию эту прекрасно увидел, но апогея своего это достигло при Николае. И трагедия Пушкина была в том, что он обольстился вначале, потому что, действительно, Николай, потрясенный восстанием на Сенатской площади, понял, что что-то неблагополучно в государстве, если вот так приходится вступать на престол, но вопреки распространенному мнению, что декабристы Николая напугали, а то бы он был хороший, на самом деле все наоборот. Николай, как известно, поручил председателю Следственной комиссии, составить ему такой перечень мнений декабристов. И вот было две тетради, одну из них я даже держал в руках в Историческом архиве, и он передал ее в Комитет 6 декабря, так называемый, который был в 1826 году образован, в него вошел Сперанский, Комитет, который должен был подготовить программу некоторых реформ. И вот эти мнения декабристов, как положительные, так и отрицательные, были преданы ему для изучения. А вторую тетрадь он держал у себя на столе. Но, как всегда, к сожалению, нам все мешает в России - в 30-м году, когда Комитет уже закончил свою работу, и были довольно здравые идеи предложены, началась Французская революция, потом Польское восстание, и все это пошло в очень дальние ящики. Но несколько раз Николай пытался приступить к какому-то реформированию и каждый раз, в общем, не решался преодолеть то сопротивление, которое он встречал. И Пушкин, прекрасно понимавший катастрофичность ситуации, так же, как до него это понимали декабристы, а тем более, что в 1831 году произошло страшное восстание военных поселений, это была не шутка, в нескольких переходах от Петербурга восстали 30 тысяч вооруженных людей, а гвардия была в Польше в это время и Петербург был фактически беззащитен. Не нашлось лидеров. Николая это тоже чрезвычайно потрясло. Так вот, при понимании того, что путь, по которому идет страна, в общем, катастрофичен, Пушкин очень надеялся на какие-то разумные реформаторские действия Государя. Отсюда и сближение с Николаем в 1931-м году. Постепенно, вот я прослеживаю это, как эти надежды рушились. И это было одной из причин внутренней пушкинской катастрофы - надежды не сбылись, подавление здоровой части дворянства бюрократией и новой знатью продолжалось. Этот сюжет - основной. Уваров, как идеолог и Паладин этой новой знати и торжествующей бюрократии, и Пушкин, как поединщик, выставленный погибающим русским дворянством.
Татьяна Вольтская: Почему право? Это право надо было завоевать, его не все признавали?
Яков Гордин: Любой дворянин неофициально имел это право. По дуэльной традиции. Право на поединок, на противостояние такого масштаба.
Татьяна Вольтская: С властью?
Яков Гордин: Не просто с властью, а с исторической ситуацией, которой власть подчинялась и которую она, в свою очередь, тоже формировала. Противостояние грядущей катастрофе, которая и произошла, в конце концов, как мы знаем. Вот это право нужно было ощутить в себе, выработать в себе достаточную внутреннюю энергию для того, чтобы на это решиться.
Татьяна Вольтская: Вы говорите о спорах 1830-х годов. Но, в общем, они нисколько не устарели. По-моему, и сейчас огромная часть и населения, и тех, кто у власти, мечтает об образованных рабах.
Яков Гордин: Вообще русская политическая история очень стабильна и ее проблемы переходят из поколения в поколение, из эпохи в эпоху. И сегодня, я об этом тут довольно много пишу (это не мое воображение, об этом думали и наши религиозные философы), это соотношение в русском обществе между индивидуальным и общим интересом, скажем, групповым и общегосударственным. Неумение и нежелание соотнести личные интересы с интересами, как говорили тогда, ''общенародия'', это тормозило попытки реформ из века в век. К сожалению, понимание необходимости гармонии между индивидуальным интересом и общем интересом до сих пор еще недостаточно внятно, и это очень опасная тенденция.
Татьяна Вольтская: Яков Аркадьевич, понятно, что на эту книгу, написанную ранее, но, к сожалению, все еще актуальную, вы только наводили лоск. А что у вас сейчас в работе?
Яков Гордин: Вот я пишу уже второй год, уже написал на три четверти, книгу о Ермолове. Мы с Алексеем Петровичем вернулись из Персии в 17-м году, где он был полномочным послом, для того, чтобы урегулировать отношения, и приступаем к завоеванию Кавказа.
Татьяна Вольтская: Самый, самый момент!
Яков Гордин: Вы знаете, это очень любопытно. Ведь Ермолов еще, спасибо этому портрету Доу, Ермолов это Кавказ. Ермолов, между прочим, жил 84 года, а на Кавказе был 10 лет. На Кавказ он приехал 40-летним генерал-лейтенантом.
Татьяна Вольтская: С огромной историей за плечами.
Яков Гордин: Вот именно - и достаточно драматичной историей за плечами. Вот эту историю я более или менее и распутывал все это время. Вот теперь предстоит Кавказ.
Татьяна Вольтская: И я почему-то не сомневаюсь, что и этот труд, несмотря на давность предмета, окажется на удивление актуальным сегодня.
