Ссылки для упрощенного доступа

Поверх барьеров с Иваном Толстым



Иван Толстой: Разговор о новом, о прошедшем, о любимом. О культуре - на два голоса. Мой собеседник в московской студии - Андрей Гаврилов. Здравствуйте, Андрей!

Андрей Гаврилов: Добрый день, Иван!

Иван Толстой: Сегодня в программе, Андрей, сплошной Толстоевский: вот посудите сами:

Новая английская книга ''Толстой: русская жизнь'': интервью с автором - Розамунд Бартлетт,
Актуальность Толстого-мыслителя – эссе Бориса Парамонова,
Но перепало и Федору Михайловичу: в Туринском университете прошел семинар под названием ''Великий инквизитор. Свобода и молчание'',
А также культурная панорама и редкие, можно сказать, редчайшие музыкальные записи, которыми, Андрей, вы нас почуете. Что сегодня?

Андрей Гаврилов: Сегодня мы будем слушать записи одного из самых популярных, наверное, в России, а в прошлом в СССР, джазовых коллективов. Но вы правы - их записи действительно довольно редкие, потому что найти их достаточно сложно. Это ''Ленинградский Диксиленд''.

Иван Толстой: Культурная панорама. Олег Мавроматти - известный российский художник-акционист - завершил перформанс "Свой/Чужой", в ходе которого он мог умереть на электрическом стуле. 7-дневный эксперимент кончился благополучно для художника: "Свои победили!" - написал Мавроматти в своем блоге.
В ходе перформанса Мавроматти позволил пользователям интернета голосовать за или против его "наказания". Если бы число голосов против вдвое превысило число голосов за, художника ударило бы смертельным электрическим разрядом. Однако, в итоге, большинство проголосовало за жизнь. Андрей, вы вообще что-то знаете об этой леденящей душу истории?

Андрей Гаврилов: Я знаю и очень надеюсь на то, что у Мавроматти хватило сообразиловки сделать так, чтобы в любом случае результаты были бы фальсифицированы. Потому что покончить с собой таким образом, чтобы вина свалилась на общество, ну, с моей точки зрения эта придумка, может быть, и неплоха, если говорить чисто абстрактно, но почему-то этот эксперимент у меня не вызывает ни малейшего уважения. У меня вызывает уважение то, за что выступал всю жизнь, вроде бы, Мавроматти - против какой-либо цензуры художественного процесса. Это я целиком за. Вынужден говорить словами каких-то советских передовиц, но игра на таких низменных чувствах - это, по-моему, игра нечестная, игра достаточно отвратительная, лично у меня не вызвавшая ни малейшего сочувствия, ни малейшего сопереживания. Я не знаю, как это комментировать. Те слова, которые мне лезут в голову, хотя они и вполне приличные и цензурные, я, тем не менее, не хочу произносить просто для того, чтобы не обидеть человека, с которым не знаком.

Иван Толстой: Андрей, ну, простите, вы говорите, что тем самым вина упадет на общество, и это безнравственный поступок со стороны художника Мароматти. Но разве когда назначается коллегия в виде присяжных и они выносят обвинительный приговор подсудимому, разве вина при этом не ложится тоже на общество? Не есть ли это, тем самым, совершенно нормальная ситуация?

Андрей Гаврилов: Я не помню, Иван, чтобы Мавроматти был под судом за уголовное преступление. То есть, за то, что обычно рассматривает суд присяжных. Я понимаю, что критически это сюжет хорошего какого-нибудь голливудского фильма: человек, доведенный до отчаяния, ставит свою жизнь в зависимость от решения общества. Но речь-то идет об оценке его творчества, а не оценке его личности. Это я сейчас, в совсем эмоциональном ответе, их несколько смешиваю, но у него же ''свой'' - ''чужой'' не в том плане, что ''хороший я дяденька'' или ''плохой я дяденька''. Он же, в итоге, заставил всех выступить в защиту его художественной акции, его искусства. Ему что, все равно, что некоторые могли это сделать из жалости, некоторые - из сочувствия? Я не знаю, я, когда прочел про этот эксперимент, я вдруг понял, что это один из тех художественных актов, который мне настолько не интересен, что я не хочу следить за его ходом. Я повторяю, если бы исход был другой, я не знаю даже, было ли бы у меня сочувствие настолько же глубокое, как к любому другому погибшему человеку. Не буду комментировать. Вот я не хочу раздувать эту историю, у меня она не вызывает доверия.

Иван Толстой: И, тем не менее, позвольте пискнуть два слова в защиту истины. Не об истине, но в защиту ее. Можно, дяденька Гаврилов, я скажу? Призывая проголосовать за или против, Мавроматти предлагал пользователям интернета ответить на вопрос, виновен он или нет. В России против него возбуждено уголовное дело «о возбуждении религиозной розни»: в 2000 году Мавроматти провел перформанс "Не верь глазам", в ходе которого был распят на кресте. После этого художник уехал в Болгарию. А дальше все желающие могут, в интернете же, на любом, по-моему, из существующих русских сайтов (все на это откликнулись) прочесть подробности его нынешних перипетий с паспортом, с тем тупиком, административным тупиком, в который он попал из-за того, что он не может уехать из Болгарии, и документы его российские просрочены, и так далее.
А мы продолжаем нашу культурную панораму. У знаменитого сериала Владимира Бортко ''Мастер и Маргарита'' появляется конкурент. Точнее, конкурент появился уже давным-давно. Более того, это фильм, который снят задолго до Бортко - в 1994 году. Это фильм Юрия Кары тоже под названием ''Мастер и Маргарита''. Он 16 лет пролежал на полке и в скором времени выйдет в прокат. Андрей, я только что узнал, к стыду своему, что два года назад на Московском Международном Фестивале этот фильм показывали, была его первая демонстрация. Вы что-то знаете об этом?

Андрей Гаврилов: О показе или о фильме?

Иван Толстой: О показе, об этом фильме, о том вообще, как экранизировался знаменитый булгаковский роман.

Андрей Гаврилов: Насколько я помню, фильм был действительно снят в 1994 году и практически сразу был положен на полку. И причинной тому стали разногласия с продюсерами, насколько я знаю из одного из интервью Юрия Кары, которые требовали сократить фильм. Напомню, что в первой режиссерской версии он идет 3 часа 20 минут. Я не был на его показе на Московском Кинофестивале, но я видел этот фильм и могу сказать, что, к моему искреннему удивлению, фильм мне понравился. Почему удивлению? Не потому, что я что-то имею против Юрия Кары, а просто, честно говоря, экранизация этого гигантского романа Михаила Афанасьевича Булгакова мне всегда представлялась затеей абсолютно безнадежной. И вот тут выяснилось, что я не совсем прав. В фильме есть потрясающие актёрские удачи, я сейчас не перечислю, только отмечу - раз фильм выходит, то зрители смогут его увидеть и пусть каждый сам составит какое-то впечатление. Но перечисление таких имен, как Анастасия Вертинская (в роли Маргариты, естественно), Валентин Гафт в роли Воланда, Николай Бурляев в роли Иешуа, Леонид Куравлев, Александр Филиппенко - ну, это просто актерское созвездие. И могу только сказать, что они отыгрывают полностью и задачу режиссера и, возможно, даже, тот скрытый смысл, который был заложен в этом романе. Несмотря на то, что я подошел к нему с огромным предубеждением, я очень рад, что этот фильм выйдет, потому что еще как-то наше поклонение понимает фразы типа того, что фильм запрещен по политическим соображением или по каким-то другим, то есть слово ''запрещен'' нам понятно, а то, что фильм не выходит исключительно в результате, как теперь говорят, ''спора хозяйствующих субъектов'', вот, честно говоря, мне это кажется абсолютным идиотизмом, и я рад, что этот идиотизм каким-то образом преодолен.
А что касается второй части вашего вопроса, то, конечно, нужно вспомнить и спектакль, который был поставлен в 1996 году Сергеем Десницким. А, кроме того, если уж брать всю историю экранизаций этого произведения, то надо вспомнить, что в 1980 году работать над ним собирался Роман Полянский для киностудии ''Warner Bros.'', однако, проект не состоялся. И, судя по всему, первая экранизация принадлежит Анджею Вайде, который в 1971 году снял фильм ''Пилат и другие'', взяв за основу один фрагмент, одну сюжетную линию романа. В 1972 году на экраны вышел итало-югославский фильм Александра Петровича ''Мастер и Маргарита'', который больше соответствовал тому, что написано Булгаковым. Больше, но недостаточно - фильм особым успехом не пользовался. В 1998 году поляк Мачек Войтышко снял семисерийный фильм для польского телевидения. У нас история экранизации скорее напоминает историю неудач, провалов проектов, и так далее. Роман пытался экранизировать Элем Климов, роман вроде бы собирался экранизировать Владимир Наумов, ходили слухи, что собирался снимать фильм по роману Эльдар Рязанов. В общем, ничего из этого, как мы видим, не вышло. Получилось только в 1994 году у Юрия Кары. Как получилось - вот теперь, слава богу, наконец-то, смогут все увидеть.

Иван Толстой: В Бостонском университете 21 ноября пройдет встреча, посвященная известному правозащитнику, поэту, переводчику. Литературоведу и учителю Анатолию Якобсону. Исполняется 75 лет со дня его рождения. Анатолий Якобсон был одним из редакторов ''Хроники текущих событий'' и одним из основателей Инициативной Группы по защите прав человека в Советском Союзе. На встрече будет представлена монументальный сборник воспоминаний ''Памяти Анатолия Якобсона''. В Бостонской презентации примут участие Галина Габай-Фикен, Александр Есенин-Вольпин, Андрей Григоренко, Павел Литвинов, Александр Грибанов, Виктор Файнберг, Александр Зарецкий и многие другие. Организаторы и спонсоры встречи – Мемориальная Сетевая страница Якобсона, Издательство ''M-Graphics Publishing'', Бостонский университет, Американское отделение ''Международной Амнистии'', бостонское общество ''Мемориал'' и другие организации.

11 ноября в Туринском университете состоялся любопытный семинар, под названием ''Великий инквизитор. Свобода и молчание''. Отправная точка, понятно, - знаменитая Легенда Достоевского. О семинаре и самых интересных докладах рассказывает наш корреспондент в Италии Михаил Талалай.

Михаил Талалай: Туринская славистика и русистика имеет ярко выраженные философские наклонности, не без религиозных исканий. Можно сказать, что тут сложилась своя собственная школа. Почему же тут такой философский уклон? Сами туринцы шутливо отговариваются, что им завещал свой разум великий Ницше – гениальный мыслитель, в самом деле, как известно, сошел с ума именно в Турине, и периодически проходящие здесь ''Дни Ницше в Турине'', на мой взгляд имеют, двусмысленный характер.
Витает ли тут над университетом сбежавший гений Ницше, или что иное, но туринские русисты, действительно, любят изучать Флоренского, Бердяева, Шпета, Бахтина. И даже к Достоевскому они подходят под подобным философическим углом, что и подтверждает прошедший семинар о Великом Инквизиторе. Он продолжался лишь день – такая форма научного общения приобретает в Италии все большее распространение, учитывая урезку университетских фондов со стороны правительства. В самом деле, за один день можно в живой форме и исчерпывающе сказать даже о ''Свободе и молчании'' и о Инквизиторе, еще вдоволь пообщаться и разъехаться по домам, не обременяя университетскую казну гостиничными расходами.
Туринскую линию лучше всего провела Даниэла Стейла, видный эксперт по русской философии. Она хорошо известна в Италии как автор ряда книг и статей по русскому махизму и эмпириокритицизму, о Плеханове, Богданове и прочих отечественных мыслителях, исследование которых продолжается как будто бы только благодаря зарубежным ученым. Я, как ни удивительно, помню одну заметку Даниэлы Стейлы, опубликованную почти четверть века назад в ленинградской комсомольской газете ''Смена''. Она, представившись итальянской туристкой, очень веско и по делу обличала движение ''Память'': Даниэла побывала на одном их митинге. В то время такая поддержка была актуальна, так как шовинистическую энергетику ''Памяти'', не без антисемитизма, подпитывали старорежимные ленинградские власти.
На семинаре Даниэла Стейла дала широкую панораму откликов русских философов на проблематику легенды Достоевского, эти отклики переросли и в полемику вокруг целей и средств отечественной революции. Туринский профессор Энрико Донаджо хорошо знаком с творчеством Ницше, и писал о нем, как и о другом немецкоязычном философе – Карле Марксе. Специалист по моральной философии, Энрико Донаджо в последнее время изучает феномен ''общественного счастья'', в том числе ''общественное счастье'' при капитализме, и здесь Великий Инквизитор тоже оказался к месту. Из Милана в Турин приехал – а это час езды на скором поезде – профессор Фаусто Мальковати, хорошо известный в России. Деятельный и талантливый популяризатор русского театра в Италии, он однако более всего памятен своими близкими отношениями с Бродским: поэт гостил у него в Милане и на даче на острове Искья в Неаполитанском заливе. Мальковати избрал тонкий сюжет: ''Поцелуй Христа как этическое послание''.
Но, пожалуй, звездой семинара стал Густаво Загребельский, маститый юрист, возможно, самый известный юрист в Италии, бывший президент Конституционного суда Республики. У него – ярко выраженные гуманитарные наклонности, и свои юридические знания он успешно внедряет в религию, историю и литературу. Десять лет тому назад нашумела его книга о процессе над Христом с точки зрения римского права. А в 2003 году вышла его монография ''Легенда о Великом Инквизиторе'', так что теперь он пересказал несколько ее положений, в частности о политических уроках легенды.
Густаво родился в семье русского эмигранта из Сан-Ремо. Этой колонией я основательно занимался. Думая, что о Загребельских, кроме меня и их самих, никто подробно не расскажет, воспользуюсь случаем. Отец Густаво, Иван Владимирович Загребельский, родился на свет в 1909 году в Петербурге в семье полковника артиллерии Владимира Петровича Загребельского (1857-1939) и Марии Ивановны Сатиной (1877-1950), из старинного дворянского рода. В июне 1914 года маленький Ваня со своей матерью, сестрой и няней отправился погостить к своей бабке по материнской линии в Ниццу, где вместе со своими родными остался пережидать войну и революцию. Ожидание растянулось на всю жизнь. Загребельские, к которым затем присоединился и отец семейства, полковник артиллерии и участник гражданской войны, поселились с 1922 года в Сан-Ремо, где Иван закончил Технико-коммерческое училище, развивая при этом гуманитарные интересы, преподавая французский язык, а позднее опубликовал многие статьи по русской культуре. Приняв итальянское подданство и женившись на девушке из Пьемонта, в 1934 году Иван Загребельский перебрался в Турин, где сделал блестящую карьеру на фабрике ''ФИАТ''. Его родители скончались в Сан-Ремо: отец – в 1939 году (похоронен в Русской часовне на кладбище Фоче), мать – в 1950 году (похоронена на кладбище Армеа).
У Ивана Владимировича родилось два сына – старший Владимир и младший Густаво. Первому дали имя в честь русского дедушки, второму – в честь дедушки итальянского. Оба они стали юристами с мировой славой, и оба пишут популярные книги.

Иван Толстой: ''Актуальность Толстого-мыслителя'' — эссе Бориса Парамонова, разумеется, приуроченное к столетию со дня кончины Льва Николаевича.

Борис Парамонов: В юбилейные дни Льва Толстого уместно вспомнить, что он известен в нынешней России разве что наполовину. Все советские годы – 70 лет – не издавались религиозно-нравственные сочинения Толстого – разве что в 90-томном Полном собрании сочинений, вышедшем малым тиражом и доступном только специалистам. Потеряли мы что-либо от этого? Тут существуют разные мнения. Толстой – гениальный писатель, его художественные творения всем доступны, а это главное. Религиозно-нравственные сочинения Толстого имели успех на Западе, в протестантских странах, главным образом в Англии и Соединенных Штатах, что и неудивительно, ибо Толстой мыслил как раз в такой линии: эти его сочинения отличает сухой рационализм и резкий индивидуализм, человек у Толстого, как и положено в протестантизме, сам себе священник. В России если что и привлекало публику у Толстого-проповедника, так это его резкая антицерковность, критика мертвой обрядности господствующей церкви; отсюда его конфликт с властью, отлучение от церкви и полное сочувствие интеллигенции в этом вопросе. Этот конфликт Толстого с церковью был сильно политизирован как властью, так и либерально-радикальной интеллигенцией. К сути его религиозной проповеди интеллигенция осталась равнодушной, чего нельзя сказать о народе. В массах именно Толстой-проповедник был почитаем и читаем. Можно с известным основанием сказать, что Толстой в России вполне мог бы сыграть роль Лютера, возглавить отечественную Реформацию.
Серьезных анализов и оценок религиозно-нравственной мысли Толстого в России немного, но есть один философ, много об этом писавший – Николай Бердяев. Его отношение к этой стороне Толстого резко отрицательное, вплоть до того, что он вообще не считает мысль Толстого христианской. Это, по Бердяеву, скорее буддизм. При все толстовском индивидуализме, говорит Бердяев, у Толстого обнаруживается совершенное нечувствование личности, ему чужд, непонятен Христос в его миссии Искупителя. Толстой совершенно лишен мистического дара, он сухой рационалист сократического типа. Зло существует потому, что человек не слушает голос своего разума. Между тем разум дан каждому человеку, это природный дар, и для пользования им не нужно никакое божественное откровение. В учении Христа, говорит Толстой, единственно важна его моральная проповедь – чисто протестантская позиция сведения религии к морали. И человек разумный всегда выберет и будет делать добро, разум и добро тождественны – чистой воды сократизм. Человек делает зло от невежества: узнай он истину, приди в сознание разума, и зло на земле исчезнет. Толстому совершенно неясна иррациональная природа зла, говорит Бердяев, а это происходит от нечувствования им свободы. Зло коренится в свободе человека, это не отсутствие разума, а направление воли. Укорененности зла в бытии не понимает Толстой. Для него бытие благо, а человек по природе добр – он только неразумен. Тут у Толстого чисто просветительское, в духе 18-го века понимание вопроса: для него природный миропорядок изначально благ, освобожденному разумом человеку только и остается что подчиниться этому миропорядку. Порядок разума тождествен порядку природы. Так и живет крестьянство, простой народ, говорит Толстой. Зло жизни идет от культуры, от искусственно созданных потребностей господствующих классов. Это уже чистый руссоизм, - это ведь Руссо, которого горячо чтил Толстой, говорил, что культура портит жизнь, разрушает нравственность природно-доброго, естественного человека. Культура созидается в истории, а значит история тоже зло. Мысль Толстого антикультурна и антиисторична, а его элементарный рационализм принижает образ человека, лишенного Толстым свободы как делать зло, так и творить культурные ценности. Лишая человека свободы, он принижает человека, растворяет его в природно-животном царстве.
Такое мировоззрение чревато очень опасными последствиями, говорил Бердяев, оно ведет к культурному погрому. Особенно резко отозвался Бердяев о Толстом-мыслителе в статье 1918 года ''Духи русской революции''. Толстой такая же роковая фигура в русской революции, какой был Руссо в революции французской, писал Бердяев. Толстой оказывается у Бердяева предтечей большевизма, обрушившего Россию. Вот некоторые высказывания из этой статьи:

Диктор: ''Толстой является одним из виновников разгрома русской культуры. Он нравственно подрывал возможность культурного творчества, отравлял истоки творчества. Он отравил русского человека моральной рефлексией, которая сделал его бессильным и неспособным к историческому и культурному действию. Толстой – настоящий отравитель колодцев жизни… он был злым гением России, соблазнителем ее. В нем совершилась роковая встреча русского морализма с русским нигилизмом и дано было религиозно-нравственное оправдание русского нигилизма, которое соблазнило многих. В нем русское народничество, столь роковое для судьбы России, получило религиозное выражение и нравственное оправдание…Это Толстой сделал нравственно невозможным существование Великой России. Он много сделал для разрушения России. Но в этом самоубийственном деле он был русским, в нем сказались роковые и несчастные русские черты. Толстой был одним из русских соблазнов''.

Борис Парамонов: Это интересно и глубоко, хотя и несет на себе обычную для Бердяева обостренную реактивность на события. Тут не лишне сказать, что подобная характеристика Толстого как предтечи большевизма была сделана и на Западе – Шпенглером во втором томе его ''Заката Европы''. С такими характеристиками надо считаться, но нужно сейчас, отойдя на достаточно далекую дистанцию от семнадцатого года, посмотреть на проповедь Толстого и под другим углом.
Что прежде всего бросается в глаза? Толстой-моралист, Толстой-проповедник, Толстой – религиозный мыслитель ничуть не противоречит Толстому-художнику. То, что в мысли кажется сухим, рассудочным, ошибочным, даже роковым, в творчестве Толстого играет всеми красками гениально воспроизведенного бытия. Антиисторизм Толстого, враждебность его культуре, элементарное народничество Толстого не помешали, а помогли ему написать ''Войну и мир''. Творчество и мысль Толстого относятся друг к другу как негатив и позитив, это единый снимок, единое творение. ''Война'' - это и есть мир истории и культуры с его Наполеон, а ''мир'' - роевая, природная жизнь, с ее естественными циклами рождения и смерти. Пеленки Наташи Ростовой в эпилоге романа противопоставлены Наполеону. Это может быть неверным, и это неверно, но это не мешает величию толстовского творения, а создает его.
И второе приходит в голову при сегодняшнем взгляде на проблему Толстого-мыслителя. Его руссоистская апология природы в противопоставлении ложному миру культуры сегодня звучит отнюдь не реакционно. Это ясно в свете экологической проблемы. Культура и цивилизация в ее технологическом варианте заводит человечество в опасный тупик. Экологических рецептов у Толстого не ищите, но сам поворот его мысли сегодня как никогда актуален.

Иван Толстой: К столетию со дня смерти Льва Толстого в Великобритании опубликована новая обширная биография писателя. Книгу под названием ''Толстой: русская жизнь'' написала литературовед и переводчик Розамунд Бартлетт. С ней встретилась Наталья Голицына.

Наталья Голицына: Казалось бы, биография автора ''Войны и мира'' досконально исследована, хронология его жизни вычислена до дней и даже часов. Так что новая биография писателя вряд ли способна что-то добавить к уже известному. Однако с жизнью Толстого происходят странные и любопытные вещи: как заметил британский биограф писателя Эндрю Уилсон, ''каждые десять лет жизнь и произведения Толстого требуют пересмотра''. По его мнению, это связанно с тем, что примерно каждые десять лет своей жизни Лев Толстой демонстрировал новую ипостась своей личности, а нередко и избавлялся от прежних своих убеждений. Недаром Розамунд Бартлетт пишет в его новой биографии, что Толстой прожил несколько жизней. Достаточно взглянуть на оглавление ее книги, чтобы понять, что она имела ввиду. Вот названия лишь некоторых глав: ''Землевладелец, игрок, офицер, писатель'' или ''Паломник, нигилист, мужик'', или ''Сектант, анархист, юродивый''. Бартлетт пишет не столько об известных подробностях семейной жизни писателя, сколько о его политическом и духовном влиянии на современников и последователей его учения. Одну из глав она посвятила английским толстовцам и судьбе его нравственного наследия за рубежами России. В новой биографии писателя немало аналогий с современными событиями. Вообще же английского автора в большей мере заботит не столько реальная, физическая жизнь Толстого, сколько его духовная биография, его мучительные поиски нравственного идеала, философско-религиозные и эстетические представления, его стремление приобщиться к естественной и безыскусной жизни крестьян. Видимо, в этом и состоит необходимость очередного ''декадного пересмотра'' наследия великого писателя. По мнению его английского биографа, нравственное учение Льва Толстого обретает в наше время новое и актуальное звучание. В интервью Радио Свобода Розамунд Бартлетт говорит о протеизме Толстого, о его редкой способности менять свой облик.

Розамунд Бартлетт: Когда я стала внимательно читать все источники, я поняла, что Толстой - это человек очень изменчивый, он в одно мгновение мог менять свой облик. Так что сначала он был большим эпическим поэтом, когда он писал ''Войну и мир'', он был типичным писателем романов только ограниченное время. И когда он хотел жить по своим нравственным правилам, то он просто перешел с одного этапа на другой, и он не остановился на одном из этих этапов - это бесконечный процесс у него, прямо до смерти. Я помню, когда я читала мемуары американского консула в России в 60-е годы, он был в гостях у Одоевской, и там говорили: ''Вы хотите познакомиться с Толстым? Пожалуйста. Но имейте в виду, что он страшно дикий человек''. Так что это проявляется в его личности на всех этапах - свой собственный путь.

Наталья Голицына: Отношение Толстого с его женой, Софьей Андреевной, нельзя, конечно, назвать безоблачными. А вот как вы полагаете, был ли он когда-нибудь счастлив в браке?

Розамунд Бартлетт:
По-моему, он был счастлив в жизни только в первые годы его брака, именно в годы писания романа ''Война и мир''. Когда он впервые был отцом, когда у него появилась семья, когда он погрузился в работу для образования (это очень важная часть его жизни), когда он составил свою ''Азбуку'' - это были счастливые годы.

Наталья Голицына: Сейчас отмечается столетие со дня смерти Толстого, а его смерти предшествовал уход из дома, и этот шаг в России был воспринят как сенсация. Все-таки, чем был вызван этот уход? Почему Толстой решил бросить и дом, и семью?

Розамунд Бартлетт: Вы знаете, он долго собирался уходить. Даже в 70-е годы он стал мечтать стать странником. Это тоже прототип, заветная мечта многих русских. По-моему у Чехова это тоже было - мечта стать человеком, который может просто бродить по широкой русской земле, не думать о материальных вещах, о деньгах, а просто ходить пешком, как бродяга. Вот это для Толстого было действительно заветной мечтой.

Наталья Голицына: Скажите, каковы были отношения Толстого и Чехова?

Розамунд Бартлетт: У них были очень дружеские отношения, он на самом деле полюбил Чехова, и было несколько его рассказов, которые ему понравились. Например, известно, что он одобрил рассказ ''Душечка'', но, наверное, неправильно понял этот рассказ. Известно, что он был страшно недоволен, когда Чехов писал рассказ ''Мужики''. В этом рассказе, когда Чехов описывает действительность в Мелихово, где он жил в это время, но Толстой считал, что это грех перед народом. Толстой также ненавидел пьесы Чехова. Известно, что он говорил, что ''все пьесы Шекспира - ужасные, но ваши - еще хуже''. Но все-таки, как человек, Чехов очень много значил для Толстого. И для Чехова Толстой был кумиром.

Наталья Голицына: Если позволите, я хотела бы процитировать одно место из вашей книги: ''На Толстого смотрят почти как на почетного чеченца'', и - немножко ниже: ''Чеченцы обожают Толстого''. Естественный мой вопрос вам: почему?

Розамунд Бартлетт: Это из-за того, что Толстой жил некоторое время в Чечне - он служил в русской армии в начале 50-х когда, была война против чеченцев в 19-м веке. Большинство русских офицеров или игнорировали чеченцев, или их презирали. А Толстой, надо отдать ему должное, дружил с ними. Он дружил с одним молодым чеченцем и хотел показать ему, как играть в карты, как читать, например, потому что этого человека всегда обманывали русские офицеры. Поэтому эти люди уважают Толстого, и они еще уважают его больше, потому что он стал учителем духовным.

Наталья Голицына: Популярен ли Толстой в Британии, и если да - почему, если нет - тоже почему?

Розамунд Бартлетт: Толстой очень популярен у нас. Иногда редакторы газет ставят вопрос: кто написал самый лучший роман в мире? И отвечают на этот вопрос самые известные у нас писатели. И ответ почти всегда тот же самый - ''Война и мир'' и ''Анна Каренина'', они всегда на самых первых местах в таком конкурсе. Мы очень уважаем Толстого.

Иван Толстой: Андрей, а теперь наступило время для вашей персональной рубрики. Расскажите, пожалуйста, о сегодняшних музыкантах во всех мыслимых подробностях.

Андрей Гаврилов: Как я уже говорил, Иван, ''Ленинградский Диксиленд'' это один из старейших диксилендов на всем евразийском континенте. Он был создан в 1958 году трубачом Всеволодом Королевым и кларнетистом Александром Усыскиным. Биография ''Ленинградского Диксиленда'' связана с такими колоритными музыкантами как братья Валентин и Александр Колпашниковы, Эдуард Левин, Роберт Паузер, Борис Локшин и многие другие. Кредо ''Ленинградского Диксиленда'' - сочетание безупречного следования традиции с естественностью игры. В далеком 1958 году ансамбль назывался ''Семеро молодых''. Как я уже говорил, название ансамбля менялось довольно часто. Кстати, и сегодня его официальное название - ''Ленинградский Диксиленд джаз-бэнд'', но поскольку все его знают как ''Ленинградский Диксиленд'', так его называем и мы. На данный монет ''Ленинградский Диксиленд'' располагается при ''Филармонии Джазовой Музыки'' Санкт-Петербурга, и он выступает в ''Филармонии''' практически каждую субботу, а в каждое последнее воскресенье месяца проводит дневные концерты для детей. У ''Диксиленда'' немало альбомов, но благодаря причудам отечественной дистрибуции джазовой музыки, практически невозможно эти диски купить где бы то ни было, кроме как на концертах самого коллектива. Поэтому я хочу сказать, что сейчас то, что мы слышали, и то, что мы послушаем, это музыка в исполнении следующих музыкантов: Олег Кувайцев, музыкальный руководитель - альт саксофон, Александр Усыскин - кларнет, Анатолий Александров - тромбон, Юлий Соур - труба, Борис Ершов - банджо, Владимир Воронин - гитара и иногда вокал, Владислав Панкевич - фортепьяно, Юрий Снегуров - контрабас и Александр Скрыпник - ударные. Ансамбль ''Ленинградский Диксиленд'', альбом ''By the way'' 2001 год.

Партнеры: the True Story

XS
SM
MD
LG