Но для меня, неисправимого операмана, в списке номинантов сияет лишь один бриллиант чистой воды – альбом Чечилии Бартоли Sacrificium. Он номинирован в двух категориях – лучший классический альбом и лучший классический вокал. У нее сильные конкуренты, и тоже мои любимые певицы – Анна-София фон Оттер и Вивика Жено (все трое записали арии из барочных опер, мода на которые не проходит уже который год). Но альбом Бартоли – это непреходящее чудо, абсолютное совершенство из тех, которыми будет оправдано человечество в день Страшного Суда.
Sacrificium – это больше, чем альбом. Это проект, в создании которого принимали участие исследователи музыки барокко. Примадонна и сама не гнушается архивной пылью, разыскивая неизвестные рукописи Вивальди, Арайи и Порпоры. Бартоли исполняет на нем арии, написанные для кастратов. Почти все треки помечены словами «первая в мире запись». Нет сомнения, что среди современных сопрано на такое способна только Бартоли с ее негромким, но запредельно виртуозным голосом.
В своих интервью по случаю выхода альбома Чечилия Бартоли много и страстно говорила о том, что ее работа – это дань восхищения и сострадания юным итальянцам, чье мужское естество было принесено в жертву музыке. Из 4-5 тысяч мальчиков, ежегодно кастрируемых в Италии XVIII века, вершин вокального мастерства достигали единицы, да и они были обречены на жизнь изгоев общества. Но без них музыка обеднела бы. Эта дилемма мучила Бартоли, когда она записывала свой альбом.
Что ж, муки творчества пошли на пользу музыке. Но, быть может, не все так страшно? Современный французский музыковед Патрик Барбье пишет так:
Нет смысла повторять обвинения, часто высказывавшиеся в прошлом и против кастрации вообще, и против тех, кто практиковал ее или ей подвергался. Можно ли судить о медицинской процедуре, в течение двух с лишним веков влиявшей на всю западную музыку, с сегодняшних позиций, весьма далеких от барочной эпохи и существенных для нее условий и правил? Способен ли современный разум, испытавший известное воздействие идей XIX столетия, постигнуть, почему именно эта эпоха решилась искать чистой и самодостаточной Красоты с помощью увечья, наносящего столь заметный «убыток» индивидам, которым это увечье наносилось? Да и как нам понять отношение к кастрации, раз ни один из великих кастратов не поделился с нами своими подлинными чувствами? Считал ли он сам произведенную над ним операцию личной трагедией? Не бывала ли эта операция порой оправдана призванием или «природой», для которых традиционное различение мужского и женского оказывалось неважно? Мы ведь знаем, что кастраты Карестини и Салимбени, например, просто хохотали, если кто-то им сочувствовал, - но были эти двое правилом или исключением?
Вопреки расхожему мнению, кастраты были способны к интимной близости с женщиной (фильм «Кастрат Фаринелли» излишне драматизирует эту тему). Они лишь были бесплодны, но ведь это случается и с «полноценными» мужчинами. Ну а кроме всего прочего, они были настоящими поп-идолами своей эпохи.
Наполеону часто приписывают решительную борьбу с практикой кастрации. Это ошибка. Император наслаждался пением кастратов Джироламо Крешентини и Джованни Веллути. Просто при нем в Италии стали более строго исполняться законы, в том числе и закон, возбраняющий кастрацию. Но главная причина исчезновения певцов-кастратов в другом.
Французская революция вывела на подмостки истории сильную эмансипированную женщину, которая и на баррикадах сражалась, и казнила врагов народа. Моцарт, сочинявший партию Идаманта в «Идоменее» для кастрата Винченцо даль Прато, за неимением нужного голоса переписал ее для тенора. То же самое сделал Глюк с партией Орфея. А в «Женитьбе Фигаро» на оперную сцену вышла сопрано Доротея Буссани в «брючной» партии Керубино. Опера не погибла.
