Владимир Тольц: Сегодня в очередной передаче из цикла "Как у Дюма…" я хочу воспроизвести первую из трех своих передач далекого уже 1993 года, которая мне особенно памятна тем, что на меня единственный раз за долгие годы работы угрожали за них, за эти передачи, подать в суд. Сейчас, думаю, что это было не всерьез, но мое начальство тогда здорово напугалось.
Пришла из Москвы в Мюнхен, где тогда находилась штаб-квартира нашего радио, телеграмма: "За оскорбление чести и достоинства покойного Героя Советского Союза генерал-полковника Хаджи-Умара Мамсурова"… Я ничего толком не мог даже своему взволнованному директору с ходу объяснить. Передачи-то были посвящены вовсе не Мамсурову, а Испании и Хемингуэю. И солировал в них вовсе не я. Потом, когда я посетил в Москве вдову Мамсурова (это она мне судом угрожала), проблема как-то сама собой исчезла. Но, как говорят, осадок остался. Однако послушайте сами. Тем более что затронутый в этом цикле вопрос о критическом прочтении исторических источников не ржавеет.
Итак, архивная фонограмма от 5 мая 1993 года.
Одним из главных исторических суеверий, существовавших до августовского путча 1991 года (вообще-то, она сохранилась у многих и по сей день) было и есть такое. Вот, когда откроют, наконец, нам все архивы, тогда и узнаем мы всю правду нашего прошлого. Теперь некоторые архивы открылись. В оборот введено немало новых, тайных прежде документов. И вот оказалось, что прочесть их правильно и понять может отнюдь не каждый. И еще. Оказалось, что и то, что давно было нам доступно, читали и понимали мы довольно поверхностно и плоско. В общем, историю нам надо заново учиться читать. Поэтому и решил я в нашей исторической передаче на каких-нибудь всем известных текстах устроить уроки медленного чтения.
Сегодня первый из таких уроков. Ведет его литературовед Леонид Паршин. Он сын советской разведчицы-нелегалки. Итак, Леонид Паршин начинает свое чтение известных и малоизвестных текстов по истории Гражданской войны в Испании.
Леонид Паршин: В нашем семейном архиве есть старый фотоснимок с подписью: "Паршина Е.А. и Цветков В.Д. Гвадалараха, казарма разведывательно-диверсионного отряда. Июнь, 1937 года". Об этом я вспомнил, когда прочел в книге Евгения Воробьева "Старик и его ученики" рассказ о гибели советского советника Василия Дмитриевича Цветкова во время диверсии на фашистском аэродроме в Талавере-де-ла-Рейна в центре Испании. Этой операции я не помню. Оказалось, что на самом деле, ее никогда не было.
Возникли первые смутные подозрения. Я начал расследование, которое вывело меня вскоре на вторую версию гибели Цветкова. В деле появился 20-летней давности пригласительный билет в Институт международного рабочего движения на вечер Международной солидарности трудящихся "Традиция и современность". После лекции генерального секретаря испанской Компартии, выступил генерал-полковник Мамсуров, который, рассказывая об участии в испанской войне советских людей, упомянул Цветкова, погибшего, по его словам, при подрыве железной дороги. Через 1,5 года Мамсуров повторил это в печати.
Диктор: "Он был опытный подрывник, но со временем стали сказываться усталость, перенапряжение. Цветков нервничал, храбрость его порой граничила с безрассудством. Так было и в последнем бою. Он взорвал эшелон с войсками. Надо было отходить. Но Цветков нарушил запрет и ввязался в бой. Его тяжело ранили. Цветкова вынесли товарищи. Он умер у них на руках. Похоронили его в глухом уголке Эстремадуры".
Владимир Тольц: Знакомый с покойным уже автором этой версии Леонид Паршин рассказывает о нем:
Леонид Паршин: Герой Советского Союза генерал-полковник Хаджи Мамсуров профессиональный разведчик. В 1936 году Разведывательное управление Генерального Штаба РККА направило его в Испанию в качестве старшего советника Генштаба республиканской армии по военной разведке.
Незадолго до смерти в 1968 году Мамсуров (по его словам) занимал должность заместителя начальника Разведывательного управления Генштаба Вооруженных Сил СССР, преподавал в Академии Генштаба. В Испании Мамсуров (он же Фабер, он же македонский террорист Ксанти) занимался организацией и руководством военной разведкой в частях и руководил разведывательно-диверсионными отрядами. К концу 1936 года их было меньше десятка. В подчинении у Мамсурова находились советские советники этих отрядов, опытные разведчики и подрывники. Например, Спрогис, фактический командир отряда, базировавшегося в Малаге, а затем в Гвадалахаре; Старинов, базировавшийся в Хаэне недалеко от Севильи. В том же районе действовал отряд советника Николая (фамилия неизвестна), который вскоре погиб. В подчинении Мамсурова был и сапер, старший лейтенант Цветков. В "Журнале" приведена часть следующего телефонного разговора:
Диктор: "Мамсуров: Здравствуй, Николай! Вот кстати. Скажи, запамятовал я, как звали старшего лейтенанта Цветкова... Он скончался у тебя на руках? Но ты же участвовал в этой операции? Так как его звали? Вот видишь, и ты забыл имя товарища. Когда повидаемся? Когда вспомнишь имя и отчество Цветкова, тогда и позвони…
Леонид Паршин: Версия Воробьева, таким образом, твердо опровергнута. Но как мог произойти такой ляпсус? Да и один ли он? Я проверил еще одну операцию из его книги – диверсию на аэродроме испанских националистов на юге Испании в районе Севильи осенью 1936 года. План объекта получен от находящегося там советского разведчика Маневича (он же Этьен, он же австрийский предприниматель Конрад Кертнер). В результате операции достигнут крупный успех – уничтожено 18 самолетов.
Первый же факт проверки не выдержал. Маневич не мог добыть план аэродрома, где действовал Цветков, и даже не мог там находиться. Так как за полгода до приезда Цветкова в Испанию был арестован итальянской контрразведкой, осужден и находился в тюрьме до 1945 года. Во-вторых, уничтожение сразу восемнадцати самолетов - событие чрезвычайно редкое даже для масштабов Второй мировой войны. Такая операция не только прогремела бы на всю Испанию, но и вошла бы в историю партизанской борьбы, а между тем, о ней никто ничего не слышал. Так может быть, этой операции вовсе не было? Была.
Владимир Тольц: Была-то была, но все обстояло иначе. Вот отрывок из неопубликованных воспоминаний матери выступающего у нас сегодня Леонида Паршина Елизаветы Алексеевны Паршиной.
Диктор: "В октябре и ноябре 1936 года я работала переводчицей на аэродроме в Альбасете. Однажды наши сбили итальянского летчика. Я присутствовала на допросе, хотя переводил допрос Кобылянский (в Испании – Бертоли). Пленный рассказал о дислокации в районе Севильи итальянской эскадрильи, и наши решили "накрыть" их.
Советских бомбардировщиков в Испании еще не было (дело происходило в самом начале ноября), и Мамсуров принял неожиданное решение: устроить на аэродром кавалерийский налет. У только что сформированной интербригады Матэ Залки Мамсуров взял пол кавалерийского эскадрона - человек семьдесят - под командованием русского белоэмигранта по фамилии Шеварда. Они и осуществили налет, а Цветков не только не имел к этому никакого отношения, его тогда вообще еще в Испании не было. Операция прошла неудачно. Наши потеряли одиннадцать человек, а на аэродроме оказалось только семь старых, а возможно и неисправных, машин. Командира обвинили в измене и расстреляли. Когда я стала работать в разведке, эту операцию разбирали.
Леонид Паршин: Не подтверждает версию Воробьева и Старинов, разведотряд которого был как раз по соседству с этим аэродромом. Единственный, кроме Воробьева, рассказавший об этой операции человек - генерал-полковник Мамсуров.
Владимир Тольц: "В июле или августе 1937 года мы подожгли семнадцать самолетов на аэродроме в Севильи". Отметив расхождение этой версии Мамсурова с тем, что написал позднее Евгений Воробьев, у того уже стало 18 самолетов. Леонид Паршин продолжает свой поиск исторической правды.
Леонид Паршин: Кому же верить? А вот кому. Еще одна цитата:
Диктор: "В 60-х годах мне приходилось выступать с рассказами о действиях советских людей в Испании. Когда я рассказывал об этой операции, было обидно, что даром погибло столько людей. И я стал вместо "семь" говорить "семнадцать", и так несколько раз. Мамсуров узнал, но не стал подводить меня опровержением".
Владимир Тольц: Человека, который рассказал это, Леонид Паршин не называет. Говорит, что тот просил его имя не указывать. Сам же он продолжает.
Леонид Паршин: У Мамсурова были более серьезные причины не опровергать "семнадцать". А сейчас разберем путаницу с датировкой Севильской операции. Паршина говорит - начало ноября 1936, Мамсуров - июль или август 1937. Август 1937 отпадает сразу, потому что с конца июля 1937 до конца марта 1938 года Мамсуров был в Москве. Июль 1937 тоже отпадает, так как в это время происходило крупное Брунетское наступление, и все разведотряды были сведены в одну группу под командованием Мамсурова на Центральном фронте. Кроме того, в июле в испанском небе уже были наши бомбардировщики, и посылать на аэродром конницу необходимости не было. Возражений против датировки Паршиной не нашлось, тем более что ее подтверждает и переводчик Кобылянский.
Вторая версия гибели Цветкова настолько прочна на вид, что идея проверить и ее не возникла бы, если б не некоторые странности в поведении Мамсурова. Он не мог перепутать дату Севильской операции, так как очень хорошо знал, где и когда находился сам и его отряды тоже. Об этом он всю жизнь писал в отчетах, справках и анкетах, а анкета разведчика - это китайская пытка на несколько десятков страниц. Мало того, что он должен был перепутать даты своей заграничной командировки, он еще должен был перепутать даты вошедшего в историю Брунетского наступления, в разработке и осуществлении которого принимал самое непосредственное участие. Неизбежен вывод - дата диверсии в Севильи изменена Мамсуровым сознательно так же, как и сознательно он изменил обстоятельства этой операции. Рассмотрим поэтому его версию гибели Цветкова внимательнее. Мамсуров пишет:
Диктор: "Он был опытный подрывник, но со временем стали сказываться усталость и перенапряжение. Цветков нервничал..."
Леонид Паршин: Даже если рядовой разведчик устал и нервничает, его никогда не пошлют на операцию, потому что это может стоить жизни не только ему, не говоря уже о провале операции. Если же нервничает подрывник, его не только не возьмут на операцию, но и отчислят на время или совсем из отряда. А тут нервничает инструктор-подрывник, да еще ведет на операцию целую группу? Невероятно!
Далее, вспомните телефонный разговор Мамсурова со свидетелем гибели Цветкова (разговор происходил в присутствии журналиста).
Диктор: "Он скончался у тебя на руках? Но ты же участвовал в этой операции? Так как его звали?"
Леонид Паршин: Заметьте - три вопроса, но ни одного ответа! И хотя создается полное впечатление, что теперь-то уж выяснено все, на самом деле не выяснено ничего. Мамсуров опытный разведчик.
И последнее - с каким это Николаем, товарищем Цветкова по Испании, говорил по телефону Мамсуров? Единственный Николай погиб. Других Николаев среди советников по разведке до осени 1937 года в Испании не было (каждый из примерно десятка советских советников по разведке и подрывному делу хорошо знал друг друга). Значит, Николай - это уже откровенное надувательство журналиста, а телефонный разговор - липа. Следовательно, и выдвинутая Мансуровым версия гибели Цветкова тоже липа. Да еще одна липа с датировкой, да еще одна ляпа с самолетами... Не странно ли ведет себя высокопоставленный генерал-полковник?
Итак, отпала и вторая версия гибели старшего лейтенанта Цветкова. Пришлось искать новую. И оказалось, она уже готова у официальных представителей Советской военной разведки по вопросам печати. Источник информации просил его имя не называть.
Диктор: "Цветков погиб при подрыве патронного завода в Толедо".
Леонид Паршин: Причем эти представители предупреждают писателей, журналистов и выступающих ответственных работников, что эта версия не подлежит разглашению, и предлагают им "придумать что-нибудь другое". Так вот почему, оказывается, родились странные версии и в выступлении Мамсурова, и в книге Воробьева, и в статье Яковлева в "Журналисте".
Что ж, давайте разберем "секретную версию" Разведуправления. Верно, был такой завод в Толедо. Только не патронный или, как его еще иногда называют, пороховой, а оружейный. Небольшой такой завод на окраине города. Верно, была с ним неприятность. Только он не взорвался, а сгорел, и было это в марте 1937 года:
Диктор: "Напротив базы нашего отряда в крепости Мальпика на другом, занятом националистами, берегу Тахо стоял небольшой оружейный завод. Мы имели просьбу республиканского командования повредить этот завод. Однажды во время занятий прибегает кто-то из бойцов и говорит: "Завод горит!" Горели строения. Вероятно, там произошла авария или свои рабочие "нахимичили". Потом приезжает полковник Урибарри и начинает поздравлять нас с успехом. Спрогис ему объясняет, что мы тут не причем, а полковник многозначительно говорит: "Я все понимаю, я все понимаю" - и послал своему начальству рапорт, что мы взорвали завод. Наше начальство тоже заволновалось.
Мамсуров стал звонить другим старшим советникам, командирам отрядов. В общем, целый переполох поднялся, потому что без нашего ведома ничего нигде не происходило. Так вот этот завод за Артуром и записали. А Цветкова тогда у нас еще не было. Он приехал в мае, месяца через два".
Владимир Тольц: Мы вновь привели отрывок из неопубликованных воспоминаний советской разведчицы Елизаветы Паршиной. Но и этого ответа ее сыну, нелегалу с 3 лет недостаточно.
Леонид Паршин: Остается ответить лишь на вопрос - Почему Разведуправление держит свою версию "в секрете"? Да чтобы и с ней кто-нибудь не разобрался, как с первыми двумя. А дело тут вот в чем.
Диктор: "Во второй половине мая 1937 года позвонил Мамсуров и приказал нам со Спрогисом немедленно выехать к Цветкову - там несчастье. Мы приезжаем и видим, что угол казармы толстой каменной кладки вынесен взрывом. Пятеро, в том числе Цветков, убитых, двое раненых. У Цветкова были ниже локтя оторваны руки и сильно повреждено лицо. Спрогис опрашивал раненых, я переводила. Они рассказали, что Цветков в казарме проводил занятия по обращению с устанавливаемой под железнодорожное полотно миной. В этом помещении в углу была сложена взрывчатка. В момент взрыва раненые находились в соседней комнате и не видели, что там произошло. Убитых похоронили недалеко от этого места".
Владимир Тольц: Это снова был отрывок из неопубликованных мемуаров Елизаветы Паршиной. Ее сын наше подтверждение этих данных.
Леонид Паршин: Их подтвердил Артур Спрогис. А противоречащих этой версии фактов не нашлось. В этой истории тоже не все ясно. Неужели Цветков проводил занятия с боевой, а не с учебной миной? Нет. Под железнодорожное полотно кладется стандартный ящик на восемь брикетов тола по 400 грамм каждый. Если б там взорвалась такая мина, не руки бы оторвало, а всех разнесло. Может быть, ящик был пустой, и взорвался один вставленный в него детонатор, вызвав взрыв остальной взрывчатки? Нет, тогда ему оторвало бы только несколько пальцев и лицо не пострадало бы так сильно, хотя все пятеро были бы, конечно, убиты взрывом сложенной в углу взрывчатки. Скорее всего, было два взрыва одновременно: у Цветкова в руках взорвалась 400-граммовая толовая шашка, когда он показывал, как в нее вставлять взрыватель, и тут же детонировало все остальное.
Старший лейтенант Василий Дмитриевич Цветков погиб в середине июня 1937 года и похоронен на краю небольшого хутора на берегу Тахо напротив города Талавера-де-ля-Рейна.
И последнее. Зачем нужно было окружать этот случай такой глубокой тайной? Никаких соображений конспирации тут нет. Сотни книг, журналов и газет пишут о работе советских советников в Испании, о видных работниках нашей разведки и контрразведки. Не хотели оглашать несчастный случай? Тоже нет, потому что у нас открыто пишут и о гораздо больших неудачах с числом жертв в десятки и сотни человек. На ответ "там виднее" надо заметить, что снизу часто бывает виднее, чем сверху. Думаю, что цензоры имеют общее указание: изменять даты, фамилии и названия мест, когда это необходимо. Но они не хотят утруждать себя лишней работой, разбираться в каждом отдельном случае и брать на себя ответственность. Поэтому меняют и запутывают все подряд.
Так, например, как-то начальнику 2-го Управления контрразведки КГБ Судоплатову дали на просмотр книгу "За власть Советов" Катаева. Когда она вышла в свет...
Диктор: "Я прочитала и пришла в ужас! Какие там нелепости о работе подпольщиков встречаются. Потом я говорю Судоплатову: "Что ж вы такие вещи пропускаете?" А он отвечает: "Я смотрю, что б там не было ни слова правды. Остальное меня не интересует".
Леонид Паршин: Из разговора с лицом, просившим его имя не называть.
Таким вот образом информация, проходя через расчетливость разведчиков, бдительность цензоров и, некомпетентность журналистов, докатывается до читателей 100-процентной дезинформацией.
Владимир Тольц: Так в 1993 году завершилась первая из трех передач, за которые меня грозились отдать под суд. В одном из ближайших выпусков "Разницы во времени" я познакомлю вас и с остальными, а также расскажу и о тех источниках, которые тогда просили себя не называть.
