Ссылки для упрощенного доступа

В Нью-Йорке умерла писательница Сьюзен Зонтаг


Программу ведет Кирилл Кобрин. Принимает участие известный социолог и культуролог Борис Дубин.

Кирилл Кобрин: Вчера в Нью-Йорке на 72-м году умерла известная американская писательница, культуролог, публицист, общественный деятель Сьюзен Зонтаг.

Зонтаг - один из символов либеральной Америки, особенно Америки 60-х и 70-х. Зонтаг прославилась как тонкими интерпретациями кино, литературы, фотографии, так и пламенной публицистикой, которая нравилась далеко не всем в США, да и во всем мире тоже. Сьюзен Зонтаг была тесно связана с Россией, обожала фильмы Германа, Сокурова, дружила с Иосифом Бродским, выступала, в отличие от многих тогдашних левых, против советского режима и коммунистической идеологии.

Некоторые самые важные тексты Зонтаг были переведены на русский язык, а 7 лет назад вышел сборник ее эссеистики на культурологические и философские темы. Книга назывались "Мысль как страсть". Я побеседовал с редактором этой книги и одним из ее переводчиков, известным социологом и культурологом Борисом Дубиным.

Сьюзен Зонтаг - известная, знаменитая писательница, знаменитый автор. В чем причина ее известности, ведь она не была знаменитым автором романов?

Борис Дубин: Она, конечно, хоть и начинала с прозы, что называется художественной, но вошла своей эссеистикой, первыми эссе, первой книжкой против интерпретации. Я думаю, она осталась значимой для всей ее жизни. Это очень строгий, очень серьезный, очень взыскательный взгляд на самые острые болезни, проблемы, дефициты современной окружавшей ее культуры. На протяжении, по крайней мере, двух, если не трех, десятилетий, то есть 60-е, 70-е годы, в какой-то мере и 80-е годы, все-таки она была основным аналитиком американской культуры и, вообще, модерной культуры этого периода.

Кирилл Кобрин: Как бы вы оценили, говоря старым, суконным языком официальной науки, ее вклад?

Борис Дубин: К науке она, конечно, не принадлежала, в смысле, к литературной науке, она не литературовед. Она, видимо, и не философ, если только не считать, что в Америке, а отчасти и под влиянием Америки, сложился тип как бы публичного философа, который дает оценки тому значимому, что, с его точки зрения, сегодня происходит. Он в этом смысле размечает смысловой состав современного мира, сегодняшнего дня. В этом состояла ее роль. И держать эту роль на протяжении чрезвычайно сложно для мира, для Америки в частности, десятилетия, - достижение редкое.

Кирилл Кобрин: Давайте поговорим об истории американской, истории в связи со Сьюзен Зонтаг. В России принято делить историю политической мысли, общественной мысли, культурной мысли по поколениям. Последний пример - это шестидесятники. Можно ли сказать, что Сьюзен Зонтаг относилась к американским шестидесятникам?

Борис Дубин: Конечно, Зонтаг принадлежала к поколению 60-х годов по тому, какой ситуацией и каким образом она была сформирована. Но при этом она, принадлежа, пожалуй, к самому интеллектуально бунтарскому крылу этого поколения, всегда подчеркивала свою связь и зависимость от интеллектуалов американских предыдущих поколений, в частности, интеллектуалов 30-х годов, которые были для нее чрезвычайно значимы. С другой стороны, она выходила за границы собственной американской культуры и всегда подчеркивала значимость для нее культуры французской и немецкой, в этом смысле европейской. Она была шестидесятник, но не ограничивавшийся таким хронологическим шестидесятничеством, и не ограничивавшийся географически американской культурой.

Кирилл Кобрин: Давайте поговорим о русской судьбе Сьюзен Зонтаг. Вы переводчик на русский язык ее эссеистики и редактор единственной книги эссеистики, которая вышла 7 лет назад. Книга называлась "Мысль как страсть". Состоялась ли русская судьба Сьюзен Зонтаг?

Борис Дубин: Мне кажется, она пока не развернулась на русской почве в полную силу. Возможно, в этом виновато как бы хронологическое опоздание, все-таки через 30, 30 с лишним лет ее эссе, связанные достаточно тесно с интеллектуальным контекстом европейским и американским 60-х и 70-х годов и вторая половина 90-х у нас в России, - это вещи достаточно уже далекие друг от друга. Еще дело в том, конечно, что Россия не совсем Европа и уж, конечно, не Америка, иначе говоря, Зонтаг попадает тут в другой интеллектуальный контекст, исторический контекст и прочее. С другой стороны, в этот момент Россия, российские интеллектуалы, скажем так, читающая группа была уже сильно связана с собственными внутренними проблемами. Читать переводное стали существенно меньше и только самые ударные вещи.

Может быть, сегодня такая книжечка Зонтаг была бы лучше воспринята, чем она была принята в 1997. Правда, ее тогда прочитали, отрецензировали, переворота как бы не произошло. Я вообще не уверен, что нынешняя интеллектуальная ситуация в России способна к сильным переворотным движениям, что может быть, и хорошо, с одной стороны, но, увы, не очень хорошо с другой.

XS
SM
MD
LG