Дмитрий Савицкий, Париж: В старые добрые времена французы смеялись не меньше англичан и уж куда как больше немцев… Национальные смех и хохот отличались качеством марочных вин или, по крайней мере, хорошего овечьего сыра. Смеялись над офицером, которого гнедая кобыла сбросила в грязь; над кокоткой, которой ветер задрал все пять юбок; над рассеянным студентом, на всем ходу влетевшим в фонарный столб. Народные поэты сочиняли куплеты, вызывавшие приступы хохота; а мастера добротной старой прозы, всякие там Рабле, придумывали такое, от чего после 15 минут бесконтрольного смеха мог пройти любой хронический запор.
Но увы, ближе ко временам современным, со смехом стало туго. Одни говорили, что настали "новые времена", другие - страна вступила в несмешную эпоху. Над бошами можно было смеяться до Первой мировой и совсем не хотелось во время Второй. Смех, конечно, существовал, но область его применения сузилась. Как всегда, в Париже, Лионе и Марселе смеялись над неприличными шутками в дымных и перегретых ночных кабаре. Смеялись и первого апреля, по инерции и традиции, в раже розыгрышей - называлось это "poisson d'Avril", "апрельская рыбка", копирайт на которую черт знает в каком году получил школяр, прицепивший сильно несвежую селедку на спину краснощекому служке…
Смеялись, конечно, и после войны, когда напряжение спало и маятник пошел в другую, веселую, солнечную сторону, и жизнь стала праздником, который почти всегда с тобой: а таких случаях можно просто смеяться от радости.
Но в наши суровые времена, если на улице Парижа кто-нибудь улыбается, это наверняка иностранец или сумасшедший. Смех раздается, конечно, особенно в театрах и концертных залах, сатириков и комиков в стране хватает. Но все же испытывается дефицит смеха. Отсюда и калифорнийское новшество, из Индии пришедшее в Штаты - школы смеха. Всем заводом рано утром похохочешь, и производительность - стрелой вверх. Или всем офисом, конторой, депо, взводом полиции. Правда, освоить такой смех не просто. Поэтому людей разбивают на пары. Чтобы, как в жизни, было бы над кем смеяться. Ведь на всех зеркал не напасешься, да и над собой любимым, по настоящему, честно, так чтобы действительно смех стал, как говорят американцы, "внутренним джогингом", не получится.
В стране уже действуют 26 клубов смеха, а на Интернете - тьма объявлений и инструкций: как смеяться, сколько, можно ли отдать концы от смеха, что делать, если не можешь остановиться, насколько это улучшает дыхание, нормально ли плакать, смеясь, и смеяться плача.
Скорее всего, все это повлияет на национальную психику. Ведь смех ведь к расслаблению, улучшению работы всех органов (внутренней безопасности, к примеру..). И тогда быть может, отдохнувший и расслабившийся француз, увидит, наконец, реальность в ее настоящем и дико смешном виде. Национальную ассамблею, физиономии лидеров, чванство телегероев, газетных философов, дико смешные проделки продавцов ананасов, бордо, автомобилей, ракет воздух-воздух…; продавцов ближних, продавцов прошлого, будущего, но не настоящего, которое давным-давно продано много раз… И это будет настоящий смех со слезами, сквозь слезы, которые, конечно, украшают крошечными радугами весенний день, такой красивый, такой цветущий, такой несмешной…
Но увы, ближе ко временам современным, со смехом стало туго. Одни говорили, что настали "новые времена", другие - страна вступила в несмешную эпоху. Над бошами можно было смеяться до Первой мировой и совсем не хотелось во время Второй. Смех, конечно, существовал, но область его применения сузилась. Как всегда, в Париже, Лионе и Марселе смеялись над неприличными шутками в дымных и перегретых ночных кабаре. Смеялись и первого апреля, по инерции и традиции, в раже розыгрышей - называлось это "poisson d'Avril", "апрельская рыбка", копирайт на которую черт знает в каком году получил школяр, прицепивший сильно несвежую селедку на спину краснощекому служке…
Смеялись, конечно, и после войны, когда напряжение спало и маятник пошел в другую, веселую, солнечную сторону, и жизнь стала праздником, который почти всегда с тобой: а таких случаях можно просто смеяться от радости.
Но в наши суровые времена, если на улице Парижа кто-нибудь улыбается, это наверняка иностранец или сумасшедший. Смех раздается, конечно, особенно в театрах и концертных залах, сатириков и комиков в стране хватает. Но все же испытывается дефицит смеха. Отсюда и калифорнийское новшество, из Индии пришедшее в Штаты - школы смеха. Всем заводом рано утром похохочешь, и производительность - стрелой вверх. Или всем офисом, конторой, депо, взводом полиции. Правда, освоить такой смех не просто. Поэтому людей разбивают на пары. Чтобы, как в жизни, было бы над кем смеяться. Ведь на всех зеркал не напасешься, да и над собой любимым, по настоящему, честно, так чтобы действительно смех стал, как говорят американцы, "внутренним джогингом", не получится.
В стране уже действуют 26 клубов смеха, а на Интернете - тьма объявлений и инструкций: как смеяться, сколько, можно ли отдать концы от смеха, что делать, если не можешь остановиться, насколько это улучшает дыхание, нормально ли плакать, смеясь, и смеяться плача.
Скорее всего, все это повлияет на национальную психику. Ведь смех ведь к расслаблению, улучшению работы всех органов (внутренней безопасности, к примеру..). И тогда быть может, отдохнувший и расслабившийся француз, увидит, наконец, реальность в ее настоящем и дико смешном виде. Национальную ассамблею, физиономии лидеров, чванство телегероев, газетных философов, дико смешные проделки продавцов ананасов, бордо, автомобилей, ракет воздух-воздух…; продавцов ближних, продавцов прошлого, будущего, но не настоящего, которое давным-давно продано много раз… И это будет настоящий смех со слезами, сквозь слезы, которые, конечно, украшают крошечными радугами весенний день, такой красивый, такой цветущий, такой несмешной…
