Программу ведет Андрей Шароградский. Театральный обозреватель Радио Свобода Марина Тимашева беседовала с писателем Виктором Ерофеевым и с директором Новосибирского театра Борисом Мездричем.
Андрей Шароградский: 15 марта в помещении московского театра "Новая опера" оперой на музыку Альфреда Шнитке "Жизнь с идиотом" откроются мини-гастроли Новосибирского Академического театра оперы и балета. Два из трех приехавших в столицу спектаклей номинированы на "Золотую маску". "Жизнь с идиотом " представлена в семи номинациях, балет "Дон Кихот" - в двух. Рассказывает Марина Тимашева:
Марина Тимашева: Начнем с "Дон Кихота". Это спектакль главного балетмейстера театра Сергея Вихарева, который последние годы занимается очень трудным делом - реставрацией классических балетов, он ставит их в аутентичном виде. Можно было бы сказать, что дело это неблагодарное, но практика опровергает подобные суждения, благо предыдущая реставрация Сергея Вихарева - балет "Коппелия" - удостоился национальной театральной премии в 2002-м году, а новый - "Дон Кихот" - выдвинут на премию в 2004-м. Зрители увидят большой, очень красивый четырехактный балет, в котором, помимо артистов, заняты лошадь и ослик. Это "Дон Кихот" Петипа и Горского, то есть совместная петербургско-московско-новосибирская редакция. Другая копродукция - опера "Жизнь с идиотом". Музыка Альфреда Шнитке, рассказ и либретто Виктора Ерофеева, режиссер - глава Краковского оперного театра Генрих Барановский, в двух составах поют российские и польские вокалисты, продюсер из Германии. Любопытно, что балетные "Золотые маски" театру достаются за старинные спектакли, а вот оперные, напротив, за весьма современные.
Оперу Альфреда Шнитке впервые поставил в 1992-м году Борис Покровский. Было это в Амстердаме. Рассказывает Виктор Ерофеев:
Виктор Ерофеев: Гениальный Шнитке имел огромную смелость предложить такой нестандартный текст к музыкальной обработке оперной. Опера написана на либретто, которое я написал по просьбе Альфреда Гарриевича, с которым мы очень близко дружили, но близость этой дружбы совершенно не подразумевала, что он сделает мне такое неожиданное предложение. В самом начале перестройки они вместе с Рождественским пришли на мое первое публичное выступление за долгие годы, и после этого выступления Альфред подошел ко мне и сказал, что хочет написать оперу. Я сказал, что нет такого либреттиста, который бы мог написать либретто. Он сказал - вот ты и напиши. Я говорю – я никогда не писал либретто, более того, я вообще редко хожу в оперу. Он сказал: "Вот тогда ты, наверное, напишешь хорошее либретто". Я работал неделю над этим либретто, показал черновики Альфреду, он прочитал и сказал: "Теперь моя очередь. Теперь я напишу на это музыку". Так что, в общем, это была очень спонтанная и важная работа, все находилось на грани срыва, потому что в "Московском комсомольце" я прочитал, что Шнитке умер, когда было уже написано три четверти текста, это был его третий инсульт, но он, к счастью, не умер и дописал совершенно героически. Кстати, в конце оперы вы почувствуете, что музыка каким-то образом изменена, уже ее писал совершенно другой человек, и для оперы это фантастически сильно, хотя в человеческом отношении фантастически страшно. Я очень дорожу спектаклем, который сделал новосибирский театр. Я, во-первых, считаю, что это подвиг, действительно, потому что никто там никого не шокирует, но, с другой стороны, все-таки должен сказать, что это как бы ковыряет дальше, либретто и опера ковыряют какое-то такое подкорковое подсознание, которое в принципе человеку, видимо, не всегда полезно и нужно расковыривать. Русская культура смущается это делать. Катарсиса там не ждите, там если идет ужас, то он догоняется еще другим ужасом. Режиссер и актеры совершенно не стерли вот это нарастание ужаса человеческого подсознания. Я после этого оперного действия, которое совершил Шнитке, понял, что это вот та самая нафталиновая опера, которая, как нам представлялось с детства, может очиститься от нафталина, и может быть самым уникальным видом искусства.
Марина Тимашева: Новосибирский театр, принимая оперу в репертуар, изрядно рисковал. Говорит директор театра Борис Мездрич:
Борис Мездрич: Вот одна из, скажем, таких задач была расширить стилистические возможности театра, принять такие постановки, которые могли бы как бы развернуть театр в новый жанр. И вот оперная постановка, спектакль "Жизнь с идиотом" - я привык, я много лет работал в драматическом театре, и там как бы привычно, особенно в начале перестроечного времени, было много спектаклей, которые считались смелыми, откровенными. В оперном театре таких явлений не было, но спектакль "Жизнь с идиотом" как бы вернул нас в то время. Спектакль вызывает крайне разнообразные оценки в Новосибирске, от восторга до активного негодования. Все это сопровождается, конечно, и статьями в газетах, где спектакль подробно разбирают, и дают ему позитивную оценку, с одной стороны, с другой - некоторым количеством писем во власть, основная мысль которых - осквернили театр.
Марина Тимашева: В сюжете "Жизни с идиотом" многие усматривают политическую подоплеку. Виктор Ерофеев этого не замышлял и объясняет все недоразумением:
Виктор Ерофеев: У меня не раз бывали политические прочтения рассказа и, видимо, и оперы. Я свой рассказ "Жизнь с идиотом" и оперу не задумывал как политические. Политической она стала в Амстердаме, совершенно случайно. Дело в том, что идиота Вову по просьбе Ростроповича пел замечательный американский певец-негр, и меня вызывал директор театра за две недели до премьеры, и сказал, что они не могут позволить по соображениям политической корректности, чтобы негр пел идиота. Идиот у нас поет в опере только одно слово "Эх", но он поет это "Эх" на разные, можно сказать, лады, что действительно он там главный герой. А кого брать? И я предложил директору этому Пьеру Ауди перекрасить негра. Действительно на следующий день утром я видел, как в гримерке негр стоял совершенно голый, пел, он знал оперу, кстати, гениально совершенно пел всю оперу по-русски, а гримерша его поливала спреем и делала из него белого человека, даже те места поливала спреем, которые совершенно для оперы не нужны были. Он вышел на сцену, белый, спел. Директор меня отзывает: "Ну как?" Я говорю - по моему, замечательно. Он говорит: "Ужас, это двойное издевательство над негром". А что делать? Тогда мы с Ильей Кабаковым, совершенно гениальный художник, стали ломать голову, что же делать теперь. Илья говорит - надо придумать маску ему, чтобы его спрятать, и стали думать, какая маска русского человека может быть каким-то образом узнаваема. И он предложил некую имитацию Ленина - это было принято. И тут зазвучал этот политический момент. Потом говорили, что вот, собрались русские и сделали это против Ленина. Там есть какие-то моменты, что в Вове угадывается не только наш этот вождь, но разные вожди. Но в принципе, я очень хотел бы сказать, что там нет никакой диссидентской подковырки, и фига к кармане, особенно в 2004-м году, абсолютно не нужна, ни по отношению к одному Вове, ни к другому, ни к третьему. Кто этот человек - вы сами решите. Это может быть ваш муж, ваш сосед, ваш начальник, или вы сами. В общем, я писал все-таки о внутреннем идиоте. Не ищите здесь никакого политического умысла.
Марина Тимашева: Спектакль этот вот уже год провоцирует раскол в стройных рядах поклонников оперного театра. Борис Мездрич рассказывает удивительные истории про обычно терпеливую оперную аудиторию: половина зала кричит "браво", вторая половина - "позор":
Борис Мездрич: Действительно, впервые, мне кажется, в оперном театре такие живые страсти начинаются, которые обычно ближе к драматическому. Ну, театр же, интересно, иначе зачем жить там, работать.
Марина Тимашева: "Позор" или "Браво"? Кто знает, чью сторону займет московская аудитория.
Андрей Шароградский: 15 марта в помещении московского театра "Новая опера" оперой на музыку Альфреда Шнитке "Жизнь с идиотом" откроются мини-гастроли Новосибирского Академического театра оперы и балета. Два из трех приехавших в столицу спектаклей номинированы на "Золотую маску". "Жизнь с идиотом " представлена в семи номинациях, балет "Дон Кихот" - в двух. Рассказывает Марина Тимашева:
Марина Тимашева: Начнем с "Дон Кихота". Это спектакль главного балетмейстера театра Сергея Вихарева, который последние годы занимается очень трудным делом - реставрацией классических балетов, он ставит их в аутентичном виде. Можно было бы сказать, что дело это неблагодарное, но практика опровергает подобные суждения, благо предыдущая реставрация Сергея Вихарева - балет "Коппелия" - удостоился национальной театральной премии в 2002-м году, а новый - "Дон Кихот" - выдвинут на премию в 2004-м. Зрители увидят большой, очень красивый четырехактный балет, в котором, помимо артистов, заняты лошадь и ослик. Это "Дон Кихот" Петипа и Горского, то есть совместная петербургско-московско-новосибирская редакция. Другая копродукция - опера "Жизнь с идиотом". Музыка Альфреда Шнитке, рассказ и либретто Виктора Ерофеева, режиссер - глава Краковского оперного театра Генрих Барановский, в двух составах поют российские и польские вокалисты, продюсер из Германии. Любопытно, что балетные "Золотые маски" театру достаются за старинные спектакли, а вот оперные, напротив, за весьма современные.
Оперу Альфреда Шнитке впервые поставил в 1992-м году Борис Покровский. Было это в Амстердаме. Рассказывает Виктор Ерофеев:
Виктор Ерофеев: Гениальный Шнитке имел огромную смелость предложить такой нестандартный текст к музыкальной обработке оперной. Опера написана на либретто, которое я написал по просьбе Альфреда Гарриевича, с которым мы очень близко дружили, но близость этой дружбы совершенно не подразумевала, что он сделает мне такое неожиданное предложение. В самом начале перестройки они вместе с Рождественским пришли на мое первое публичное выступление за долгие годы, и после этого выступления Альфред подошел ко мне и сказал, что хочет написать оперу. Я сказал, что нет такого либреттиста, который бы мог написать либретто. Он сказал - вот ты и напиши. Я говорю – я никогда не писал либретто, более того, я вообще редко хожу в оперу. Он сказал: "Вот тогда ты, наверное, напишешь хорошее либретто". Я работал неделю над этим либретто, показал черновики Альфреду, он прочитал и сказал: "Теперь моя очередь. Теперь я напишу на это музыку". Так что, в общем, это была очень спонтанная и важная работа, все находилось на грани срыва, потому что в "Московском комсомольце" я прочитал, что Шнитке умер, когда было уже написано три четверти текста, это был его третий инсульт, но он, к счастью, не умер и дописал совершенно героически. Кстати, в конце оперы вы почувствуете, что музыка каким-то образом изменена, уже ее писал совершенно другой человек, и для оперы это фантастически сильно, хотя в человеческом отношении фантастически страшно. Я очень дорожу спектаклем, который сделал новосибирский театр. Я, во-первых, считаю, что это подвиг, действительно, потому что никто там никого не шокирует, но, с другой стороны, все-таки должен сказать, что это как бы ковыряет дальше, либретто и опера ковыряют какое-то такое подкорковое подсознание, которое в принципе человеку, видимо, не всегда полезно и нужно расковыривать. Русская культура смущается это делать. Катарсиса там не ждите, там если идет ужас, то он догоняется еще другим ужасом. Режиссер и актеры совершенно не стерли вот это нарастание ужаса человеческого подсознания. Я после этого оперного действия, которое совершил Шнитке, понял, что это вот та самая нафталиновая опера, которая, как нам представлялось с детства, может очиститься от нафталина, и может быть самым уникальным видом искусства.
Марина Тимашева: Новосибирский театр, принимая оперу в репертуар, изрядно рисковал. Говорит директор театра Борис Мездрич:
Борис Мездрич: Вот одна из, скажем, таких задач была расширить стилистические возможности театра, принять такие постановки, которые могли бы как бы развернуть театр в новый жанр. И вот оперная постановка, спектакль "Жизнь с идиотом" - я привык, я много лет работал в драматическом театре, и там как бы привычно, особенно в начале перестроечного времени, было много спектаклей, которые считались смелыми, откровенными. В оперном театре таких явлений не было, но спектакль "Жизнь с идиотом" как бы вернул нас в то время. Спектакль вызывает крайне разнообразные оценки в Новосибирске, от восторга до активного негодования. Все это сопровождается, конечно, и статьями в газетах, где спектакль подробно разбирают, и дают ему позитивную оценку, с одной стороны, с другой - некоторым количеством писем во власть, основная мысль которых - осквернили театр.
Марина Тимашева: В сюжете "Жизни с идиотом" многие усматривают политическую подоплеку. Виктор Ерофеев этого не замышлял и объясняет все недоразумением:
Виктор Ерофеев: У меня не раз бывали политические прочтения рассказа и, видимо, и оперы. Я свой рассказ "Жизнь с идиотом" и оперу не задумывал как политические. Политической она стала в Амстердаме, совершенно случайно. Дело в том, что идиота Вову по просьбе Ростроповича пел замечательный американский певец-негр, и меня вызывал директор театра за две недели до премьеры, и сказал, что они не могут позволить по соображениям политической корректности, чтобы негр пел идиота. Идиот у нас поет в опере только одно слово "Эх", но он поет это "Эх" на разные, можно сказать, лады, что действительно он там главный герой. А кого брать? И я предложил директору этому Пьеру Ауди перекрасить негра. Действительно на следующий день утром я видел, как в гримерке негр стоял совершенно голый, пел, он знал оперу, кстати, гениально совершенно пел всю оперу по-русски, а гримерша его поливала спреем и делала из него белого человека, даже те места поливала спреем, которые совершенно для оперы не нужны были. Он вышел на сцену, белый, спел. Директор меня отзывает: "Ну как?" Я говорю - по моему, замечательно. Он говорит: "Ужас, это двойное издевательство над негром". А что делать? Тогда мы с Ильей Кабаковым, совершенно гениальный художник, стали ломать голову, что же делать теперь. Илья говорит - надо придумать маску ему, чтобы его спрятать, и стали думать, какая маска русского человека может быть каким-то образом узнаваема. И он предложил некую имитацию Ленина - это было принято. И тут зазвучал этот политический момент. Потом говорили, что вот, собрались русские и сделали это против Ленина. Там есть какие-то моменты, что в Вове угадывается не только наш этот вождь, но разные вожди. Но в принципе, я очень хотел бы сказать, что там нет никакой диссидентской подковырки, и фига к кармане, особенно в 2004-м году, абсолютно не нужна, ни по отношению к одному Вове, ни к другому, ни к третьему. Кто этот человек - вы сами решите. Это может быть ваш муж, ваш сосед, ваш начальник, или вы сами. В общем, я писал все-таки о внутреннем идиоте. Не ищите здесь никакого политического умысла.
Марина Тимашева: Спектакль этот вот уже год провоцирует раскол в стройных рядах поклонников оперного театра. Борис Мездрич рассказывает удивительные истории про обычно терпеливую оперную аудиторию: половина зала кричит "браво", вторая половина - "позор":
Борис Мездрич: Действительно, впервые, мне кажется, в оперном театре такие живые страсти начинаются, которые обычно ближе к драматическому. Ну, театр же, интересно, иначе зачем жить там, работать.
Марина Тимашева: "Позор" или "Браво"? Кто знает, чью сторону займет московская аудитория.
