Андрей Кончаловский выносит приговор героической режиссуре. Сергей Овчаров о том, как снималось кино. Правдивые истории Евгения Весника.
Мумин Шакиров: Каким должен быть современный кинематограф, споры не утихают. Интеллектуалы предпочитают авторское кино, их меньшинство, массовый зритель уже давно захвачен Голливудом. Сегодня репертуары российских и европейских кинотеатров схожи - тотальное доминирование большого американского кино. Аналогичная ситуация в других частях света, за исключением Индии, где в год производится около 800 фильмов, и есть свой зритель. Эпоха Феллини, Бергмана, Куросавы и Тарковского ушла. Зритель предпочитает развлечение, а не глубокое осмысление увиденного на экране. Мысль вообще-то не новая, но всегда требующая разъяснений. Об этом известный российский кинорежиссер Андрей Кончаловский:
Андрей Кончаловский: Сейчас больше нет того зрителя, для которого, когда было нечто свежее - вставали очереди. Сейчас есть зритель, который, как чистый "consumer" - потребитель - идет смотреть кино для того, чтобы получить удовольствие. Отдельно от него существует секта синефилов, которые знают, кто такой Феллини. Это отдельные люди, элитарная публика, которая не создает ни общественного мнения, ни процветания кино. Сегодня, поскольку рынок взял на себя ответственность за развитие человечества, то он апеллирует не к этике, а к цифрам, то, что можно продать, является искусством, а что нельзя - не является. Поэтому сегодня картина, если ее посмотрели 15 тысяч человек, это хорошо, я считаю это гигантским достижением, но о ней никто не знает. А если ее посмотрели 100 миллионов за три недели - о ней знают все. И на сегодняшний день просто изменилась гносеоология, пропорции культурологические в западной цивилизации.
Там, где рыночная экономика восторжествовала, в той или иной степени, сейчас наиболее важным является телевидение и футбол. Предположим, Бэкхем на сегодняшний день гораздо более популярная фигура, чем Том Круз. На Бэкхема идут смотреть, как он гоняет мяч, не потому, что он хорошо играет в футбол, а потому, что он получил 40 миллионов, и он красивый. Это очень важно понять, что туда переместились деньги, и туда перемещается рынок. Поэтому, к сожалению, или к радости, как хотите, кино осталось на периферии. Если бы сегодня Владимир Ильич Ленин пришел к власти, он бы сказал, для нас важнейшим является футбол и телевидение, а не кино. Поэтому изменилась роль кино. Объективно если говорить, нельзя с этим бороться, мы не Дон Кихоты, просто надо понять, что сегодня ты не можешь говорить с миллионами, ты можешь говорить с тысячами, и скажи спасибо, если тебя тысячи услышат. Сегодня кино прошлого времени просто не существует в массовом сознании. В массовом сознании это замещено другими понятийными категориями. Поэтому сегодня никто не будет помнить даже "Броненосец Потемкин", "Чапаев", кого ты ни назови, просто прошло время героической режиссуры.
Мумин Шакиров: Хорошо, я готов вам возразить, картины Райзмана, те картины, которые были сняты в черно-белом цвете в 50-е 60-е годы, очень смотрятся неплохо на фоне вот этих мыльных опер...
Андрей Кончаловский: Я тебе скажу, их никто смотреть не будет из современной молодежи, если пустить в кинотеатре. А на телевидении - хорошо, что это даром, и смотрят их те, кто тогда были молодыми. Ты сегодня 20-летнего человека не усадишь за телевизор, смотреть черно-белое кино с какими-то неизвестными людьми, которые очень медленно говорят о чем-то серьезном. Для любого "нормального" парня, который носит штаны с мотней ниже колен и бейсболку задом наперед, для него это все вообще лабуда, это кончилось, никому не нужно.
Мумин Шакиров: Приговор героической режиссуре и авторскому кино вынес Андрей Кончаловский, который сегодня занят съемками многосерийного документального сериала под названием "Культура – это судьба" для российского телевидения.
Великие иллюзии. Несмотря на пессимистический анализ Андрея Кончаловского в России с каждым годом снимается все больше и больше художественных фильмов. Съемочная площадка по-прежнему остается тем местом, где реализуются творческие замыслы артистов и режиссеров. Там же происходят и невероятно правдивые истории из жизни кинематографистов.
Сергей Овчаров принадлежит к тому узкому кругу профессионалов, кто снимает авторское кино. Такие картины, как "Небывальщина", "Левша", "Оно", "Барабаниада" и "Сказ про Федота стрельца" имели большой успех, как среди зрителей, так и среди кинокритиков. Режиссер Сергей Овчаров приверженец чаплинских традиций, в его буффонадах, балаганных и гротескных комедиях почти нет слов, только действие и движение, много трюков, погонь, потешных драк, музыки и изобретательных смешных ситуаций. Именно на таких картинах во время съемок и происходят забавные истории. К примеру, на "Небывальщине".
Сергей Овчаров: Там есть фольклорная как бы часть фильма, а есть антифольклорная. Это все что касается ресторанной пошлой такой тематики... Оно связано с адом. Мы нашли какой-то карьер, заваленный глыбами камней, и по ночам снимали этот ад, чаны поставили, нагнали огромное количество людей каких-то, и нарядили их в белую одежду, в которой хоронят, в саваны. Когда хотели снимать, я увидел, что это очень напоминает дом отдыха, не убеждает. А это был 1983-й год, очень непростой год в идеологическом смысле. Я сказал: "Надо раздевать людей". Мне сказали: "Ты что, с ума сошел, у нас нельзя в кино голых людей снимать". Я говорю - но это же ад, люди должны быть голыми. Мы стали уговаривать, все согласились очень быстро. Хотя это были провинциальные люди, часть там каких-то людей стояла, выяснилось, что это какие-то военные, я сказал: "Военным не надо говорить, мы им приказ отдадим по радио, они сами это сделают, они люди приказа". Как раз актрисы долго боролись с нами, потому что требовали пятикратную ставку какую-то, но их уговорили тоже. Денег не было.
Когда все разделись, зрелище было совершенно неописуемое, эти горящие котлы, какие-то черти варили голых людей, и так далее. Всем это очень понравилось. Мы натянули проволоки, и у нас камни летали в виде шаровых молний. Попросили приехать пожарную машину местную, расконвоированный какой-то заключенный со сгнившими зубами, обезумевший человек, стоял со шлангом на всякий случай, чтобы поливать, если напалм кому-то попадет на одежду, или черту какому-нибудь на костюм, и когда он увидел, что все разделись, мы же его не предупреждали, у него открылась челюсть, и он в шоке смотрел на все это зрелище, и вдруг я увидел, что одна из проволочек прогнулась под весом камня, и этот камень летит в лоб ему, в каску, которая была на нем, и сколько бы я ни кричал, я ничего не мог сделать, чтобы остановить этот процесс. Камень попал ему в каску. То есть, на самом деле, стоит человек, и вдруг увидел, что в него летит какой-то шар, неизвестно откуда взявшийся, и вдруг заполоняет весь его взгляд, и весь кадр, и ударяет еще в лоб ему. И он нажал, включил этот шланг, и поливал до тех пор, его остановить невозможно было, все в него вцепились, а он поливал всех, залил камеру, залил людей, уничтожил нам весь объект, пока в машине не кончилась вода, все поливалось во все стороны, и он залил нам объект.
Но когда мы снимали до этого момента, то когда разделись люди, вдруг я увидел, что стоящий впереди у чана человек, один из военных, так возбудился, и такого размера у него все было, что это, конечно, нельзя было снимать на переднем плане, а пленки было только на один кадр, и объект был такой сложный, каскадерский почти. И мы кричали ему, чтобы он закрылся руками, но он в таком шоке был, он не видел такое количество голых женщин, он так возбудился, и пришлось одной нашей женщине с группой бежать и бить его по рукам, тогда он закрылся, и она вернулась назад. То есть, вот такие комические были сцены. Причем это все опасно было, потому что огонь, напалм, ночь, холод, вода ледяная, и так далее... Вот такие были сцены у нас.
Мумин Шакиров: О том, как снимается кино, рассказывал режиссер Сергей Овчаров.
Популярный актер Евгений Весник продолжает серию своих занимательных рассказов из жизни кинематографистов. Артист Петр Алейников – был одним из тех, с кем пришлось встретиться в кино и на сцене Евгению Веснику. Герой послевоенных фильмов, простой рабочий парень в исполнении Петра Алейникова обладал фантастическим обаянием. Его бешеная популярность – доказательство всенародной любви. Курьезные истории – это неотъемлемая часть его непростой и трагической судьбы.
Евгений Весник: Это чистой воды гений, который умер без звания, без наград. Я могу рассказать один эпизод, и вы поймете, что такое Алейников. Он умер. Борис Федорович Андреев, знаете, вот пришел в Моссовет и говорит: "Если я умру, меня где похоронят?" "Ну, Борис Федорович, что за разговор?" "Я вас спрашиваю, где будет моя могила, если я умру?" "Конечно, на Новодевичьем". "Так вот вам мое заявление, я знал, что вы мне так ответите, я уступаю свое место гениальному артисту Петру Мартыновичу Алейникову". И он был без звания, без единой награды, с одной почетной грамотой за что-то, похоронен там по воле Бориса Федоровича Андреева. Но когда умер сам Борис Федорович, его не похоронили на Новодевичьем. Такой порядок был. Его похоронили на другом кладбище.
Это был гений, но он не понимал, что он гений. Он спился, в общем, короче говоря. Его народ споил, его хватали домой, большей популярностью никто не пользовался. Даже Шаляпин не пользовался такой популярностью. Ему стоило на экране сказать: "Вон, самолет полетел", - и все, он делался народным человеком, своим. Я с ним участвовал в концертах в Донбассе. Он играл Ваню Курского, на чем он и прославился. Я видел, как все выступали, мы, мальчишки молодые, первое отделение, а второе отделение - его. Второго отделения не было никакого. Поэтому нас просили час поработать. Когда объявляли, "и, наконец..." - все, на этом кончалось, он никогда ничего не читал. Вставали люди, несли на сцену - это в Донбассе - поросят, лук, чеснок, грибы, отрывали пуговицы, эта манифестация длилась 15-20 минут, потом их еле-еле оттаскивали, он подходил, весь зацелованный, обвешанный чесноком, луком, с поросятами, он подходил к микрофону, каждый раз говорил: "Да разве ж можно так", - и плакал. И по городам мы только один раз выступали в каждом городе, больше нельзя было, мы выезжали, никто не знал, куда уезжаем, на следующий день в другом городе были. Вот какая была популярность у этого человека.
И мы же все, если вы внимательно прислушаетесь к Крючкову, к Андрееву, к Ивану Переверзеву, к Оське Сорокину - вы уловите, что они все ему подражали. У него ведь такая чисто московская речь была, а воспитывался он в детском доме в Могилеве. Значит, он застал эту московскую жизнь, заронила она ему в детстве, вот так вот москвичи разговаривали... Вот он так говорил, как москвичи старые. Но он был скромнейший человек. Я с ним снимался в одной картине. Я бы вам показал этюд, и вы бы поняли, почему он гений. Но на радио это не дойдет. А может и дойдет. "Стежки-дорожки", есть такая картина, она шла недавно. Эту роль играет там Шпрингфельд. Я за ним следил, мы жили в одной хате. И мы не пили ничего, а я уехал - его споил какой-то киномеханик, и его сняли с роли. Роль такая у него - почтальон, а я - председатель колхоза, и еще по роли он пьяница. Текст: "Зачем ты пьешь?" "Ну, как же мне не пить-то, вот я приношу телеграмму тете Маньке, а там написано, что ее брат героя получил, она бутылку на стол ставит за него, ну как же я могу отказаться-то? Или вот к Степану Яковлевичу пришел, а его братишка председателем Верховного совета в Молдавии. Ну скажи, как же я могу. Он литр самогона ставит. Вот мы и опрокинули это дело. Я ведь пью за могущество государства". А дальше идет текст после этого: "Ну ладно, парень ты хороший, ищи себе замену". Мотор. Это репетицию я вам показал. А я люблю импровизировать, это самое высочайшее наслаждение актерское, когда ты импровизируешь. Мотор. Он говорит: "Я пью за могущество государства". И вдруг мне, как импровизатору, брякнуло, я его переспросил: "За могущество?!" И вдруг на меня посмотрели глаза человека, который надеется, что его поняли, простят, и он сказал:
"Да-а-а". Я обалдел. Вот признак гения. А скажи это какой-нибудь раскрасавице артистке народной в Малом театре, попробуй с ней поимпровизировать – она напишет заявление в дирекцию, что я нарушаю художественный строй. А я, наоборот, подчеркнул его.
Мумин Шакиров: На волнах Радио Свобода прозвучали правдивые истории артиста Евгения Весника. В нашем эфире исполнялась музыка композитора Сергея Баневича.
Мумин Шакиров: Каким должен быть современный кинематограф, споры не утихают. Интеллектуалы предпочитают авторское кино, их меньшинство, массовый зритель уже давно захвачен Голливудом. Сегодня репертуары российских и европейских кинотеатров схожи - тотальное доминирование большого американского кино. Аналогичная ситуация в других частях света, за исключением Индии, где в год производится около 800 фильмов, и есть свой зритель. Эпоха Феллини, Бергмана, Куросавы и Тарковского ушла. Зритель предпочитает развлечение, а не глубокое осмысление увиденного на экране. Мысль вообще-то не новая, но всегда требующая разъяснений. Об этом известный российский кинорежиссер Андрей Кончаловский:
Андрей Кончаловский: Сейчас больше нет того зрителя, для которого, когда было нечто свежее - вставали очереди. Сейчас есть зритель, который, как чистый "consumer" - потребитель - идет смотреть кино для того, чтобы получить удовольствие. Отдельно от него существует секта синефилов, которые знают, кто такой Феллини. Это отдельные люди, элитарная публика, которая не создает ни общественного мнения, ни процветания кино. Сегодня, поскольку рынок взял на себя ответственность за развитие человечества, то он апеллирует не к этике, а к цифрам, то, что можно продать, является искусством, а что нельзя - не является. Поэтому сегодня картина, если ее посмотрели 15 тысяч человек, это хорошо, я считаю это гигантским достижением, но о ней никто не знает. А если ее посмотрели 100 миллионов за три недели - о ней знают все. И на сегодняшний день просто изменилась гносеоология, пропорции культурологические в западной цивилизации.
Там, где рыночная экономика восторжествовала, в той или иной степени, сейчас наиболее важным является телевидение и футбол. Предположим, Бэкхем на сегодняшний день гораздо более популярная фигура, чем Том Круз. На Бэкхема идут смотреть, как он гоняет мяч, не потому, что он хорошо играет в футбол, а потому, что он получил 40 миллионов, и он красивый. Это очень важно понять, что туда переместились деньги, и туда перемещается рынок. Поэтому, к сожалению, или к радости, как хотите, кино осталось на периферии. Если бы сегодня Владимир Ильич Ленин пришел к власти, он бы сказал, для нас важнейшим является футбол и телевидение, а не кино. Поэтому изменилась роль кино. Объективно если говорить, нельзя с этим бороться, мы не Дон Кихоты, просто надо понять, что сегодня ты не можешь говорить с миллионами, ты можешь говорить с тысячами, и скажи спасибо, если тебя тысячи услышат. Сегодня кино прошлого времени просто не существует в массовом сознании. В массовом сознании это замещено другими понятийными категориями. Поэтому сегодня никто не будет помнить даже "Броненосец Потемкин", "Чапаев", кого ты ни назови, просто прошло время героической режиссуры.
Мумин Шакиров: Хорошо, я готов вам возразить, картины Райзмана, те картины, которые были сняты в черно-белом цвете в 50-е 60-е годы, очень смотрятся неплохо на фоне вот этих мыльных опер...
Андрей Кончаловский: Я тебе скажу, их никто смотреть не будет из современной молодежи, если пустить в кинотеатре. А на телевидении - хорошо, что это даром, и смотрят их те, кто тогда были молодыми. Ты сегодня 20-летнего человека не усадишь за телевизор, смотреть черно-белое кино с какими-то неизвестными людьми, которые очень медленно говорят о чем-то серьезном. Для любого "нормального" парня, который носит штаны с мотней ниже колен и бейсболку задом наперед, для него это все вообще лабуда, это кончилось, никому не нужно.
Мумин Шакиров: Приговор героической режиссуре и авторскому кино вынес Андрей Кончаловский, который сегодня занят съемками многосерийного документального сериала под названием "Культура – это судьба" для российского телевидения.
Великие иллюзии. Несмотря на пессимистический анализ Андрея Кончаловского в России с каждым годом снимается все больше и больше художественных фильмов. Съемочная площадка по-прежнему остается тем местом, где реализуются творческие замыслы артистов и режиссеров. Там же происходят и невероятно правдивые истории из жизни кинематографистов.
Сергей Овчаров принадлежит к тому узкому кругу профессионалов, кто снимает авторское кино. Такие картины, как "Небывальщина", "Левша", "Оно", "Барабаниада" и "Сказ про Федота стрельца" имели большой успех, как среди зрителей, так и среди кинокритиков. Режиссер Сергей Овчаров приверженец чаплинских традиций, в его буффонадах, балаганных и гротескных комедиях почти нет слов, только действие и движение, много трюков, погонь, потешных драк, музыки и изобретательных смешных ситуаций. Именно на таких картинах во время съемок и происходят забавные истории. К примеру, на "Небывальщине".
Сергей Овчаров: Там есть фольклорная как бы часть фильма, а есть антифольклорная. Это все что касается ресторанной пошлой такой тематики... Оно связано с адом. Мы нашли какой-то карьер, заваленный глыбами камней, и по ночам снимали этот ад, чаны поставили, нагнали огромное количество людей каких-то, и нарядили их в белую одежду, в которой хоронят, в саваны. Когда хотели снимать, я увидел, что это очень напоминает дом отдыха, не убеждает. А это был 1983-й год, очень непростой год в идеологическом смысле. Я сказал: "Надо раздевать людей". Мне сказали: "Ты что, с ума сошел, у нас нельзя в кино голых людей снимать". Я говорю - но это же ад, люди должны быть голыми. Мы стали уговаривать, все согласились очень быстро. Хотя это были провинциальные люди, часть там каких-то людей стояла, выяснилось, что это какие-то военные, я сказал: "Военным не надо говорить, мы им приказ отдадим по радио, они сами это сделают, они люди приказа". Как раз актрисы долго боролись с нами, потому что требовали пятикратную ставку какую-то, но их уговорили тоже. Денег не было.
Когда все разделись, зрелище было совершенно неописуемое, эти горящие котлы, какие-то черти варили голых людей, и так далее. Всем это очень понравилось. Мы натянули проволоки, и у нас камни летали в виде шаровых молний. Попросили приехать пожарную машину местную, расконвоированный какой-то заключенный со сгнившими зубами, обезумевший человек, стоял со шлангом на всякий случай, чтобы поливать, если напалм кому-то попадет на одежду, или черту какому-нибудь на костюм, и когда он увидел, что все разделись, мы же его не предупреждали, у него открылась челюсть, и он в шоке смотрел на все это зрелище, и вдруг я увидел, что одна из проволочек прогнулась под весом камня, и этот камень летит в лоб ему, в каску, которая была на нем, и сколько бы я ни кричал, я ничего не мог сделать, чтобы остановить этот процесс. Камень попал ему в каску. То есть, на самом деле, стоит человек, и вдруг увидел, что в него летит какой-то шар, неизвестно откуда взявшийся, и вдруг заполоняет весь его взгляд, и весь кадр, и ударяет еще в лоб ему. И он нажал, включил этот шланг, и поливал до тех пор, его остановить невозможно было, все в него вцепились, а он поливал всех, залил камеру, залил людей, уничтожил нам весь объект, пока в машине не кончилась вода, все поливалось во все стороны, и он залил нам объект.
Но когда мы снимали до этого момента, то когда разделись люди, вдруг я увидел, что стоящий впереди у чана человек, один из военных, так возбудился, и такого размера у него все было, что это, конечно, нельзя было снимать на переднем плане, а пленки было только на один кадр, и объект был такой сложный, каскадерский почти. И мы кричали ему, чтобы он закрылся руками, но он в таком шоке был, он не видел такое количество голых женщин, он так возбудился, и пришлось одной нашей женщине с группой бежать и бить его по рукам, тогда он закрылся, и она вернулась назад. То есть, вот такие комические были сцены. Причем это все опасно было, потому что огонь, напалм, ночь, холод, вода ледяная, и так далее... Вот такие были сцены у нас.
Мумин Шакиров: О том, как снимается кино, рассказывал режиссер Сергей Овчаров.
Популярный актер Евгений Весник продолжает серию своих занимательных рассказов из жизни кинематографистов. Артист Петр Алейников – был одним из тех, с кем пришлось встретиться в кино и на сцене Евгению Веснику. Герой послевоенных фильмов, простой рабочий парень в исполнении Петра Алейникова обладал фантастическим обаянием. Его бешеная популярность – доказательство всенародной любви. Курьезные истории – это неотъемлемая часть его непростой и трагической судьбы.
Евгений Весник: Это чистой воды гений, который умер без звания, без наград. Я могу рассказать один эпизод, и вы поймете, что такое Алейников. Он умер. Борис Федорович Андреев, знаете, вот пришел в Моссовет и говорит: "Если я умру, меня где похоронят?" "Ну, Борис Федорович, что за разговор?" "Я вас спрашиваю, где будет моя могила, если я умру?" "Конечно, на Новодевичьем". "Так вот вам мое заявление, я знал, что вы мне так ответите, я уступаю свое место гениальному артисту Петру Мартыновичу Алейникову". И он был без звания, без единой награды, с одной почетной грамотой за что-то, похоронен там по воле Бориса Федоровича Андреева. Но когда умер сам Борис Федорович, его не похоронили на Новодевичьем. Такой порядок был. Его похоронили на другом кладбище.
Это был гений, но он не понимал, что он гений. Он спился, в общем, короче говоря. Его народ споил, его хватали домой, большей популярностью никто не пользовался. Даже Шаляпин не пользовался такой популярностью. Ему стоило на экране сказать: "Вон, самолет полетел", - и все, он делался народным человеком, своим. Я с ним участвовал в концертах в Донбассе. Он играл Ваню Курского, на чем он и прославился. Я видел, как все выступали, мы, мальчишки молодые, первое отделение, а второе отделение - его. Второго отделения не было никакого. Поэтому нас просили час поработать. Когда объявляли, "и, наконец..." - все, на этом кончалось, он никогда ничего не читал. Вставали люди, несли на сцену - это в Донбассе - поросят, лук, чеснок, грибы, отрывали пуговицы, эта манифестация длилась 15-20 минут, потом их еле-еле оттаскивали, он подходил, весь зацелованный, обвешанный чесноком, луком, с поросятами, он подходил к микрофону, каждый раз говорил: "Да разве ж можно так", - и плакал. И по городам мы только один раз выступали в каждом городе, больше нельзя было, мы выезжали, никто не знал, куда уезжаем, на следующий день в другом городе были. Вот какая была популярность у этого человека.
И мы же все, если вы внимательно прислушаетесь к Крючкову, к Андрееву, к Ивану Переверзеву, к Оське Сорокину - вы уловите, что они все ему подражали. У него ведь такая чисто московская речь была, а воспитывался он в детском доме в Могилеве. Значит, он застал эту московскую жизнь, заронила она ему в детстве, вот так вот москвичи разговаривали... Вот он так говорил, как москвичи старые. Но он был скромнейший человек. Я с ним снимался в одной картине. Я бы вам показал этюд, и вы бы поняли, почему он гений. Но на радио это не дойдет. А может и дойдет. "Стежки-дорожки", есть такая картина, она шла недавно. Эту роль играет там Шпрингфельд. Я за ним следил, мы жили в одной хате. И мы не пили ничего, а я уехал - его споил какой-то киномеханик, и его сняли с роли. Роль такая у него - почтальон, а я - председатель колхоза, и еще по роли он пьяница. Текст: "Зачем ты пьешь?" "Ну, как же мне не пить-то, вот я приношу телеграмму тете Маньке, а там написано, что ее брат героя получил, она бутылку на стол ставит за него, ну как же я могу отказаться-то? Или вот к Степану Яковлевичу пришел, а его братишка председателем Верховного совета в Молдавии. Ну скажи, как же я могу. Он литр самогона ставит. Вот мы и опрокинули это дело. Я ведь пью за могущество государства". А дальше идет текст после этого: "Ну ладно, парень ты хороший, ищи себе замену". Мотор. Это репетицию я вам показал. А я люблю импровизировать, это самое высочайшее наслаждение актерское, когда ты импровизируешь. Мотор. Он говорит: "Я пью за могущество государства". И вдруг мне, как импровизатору, брякнуло, я его переспросил: "За могущество?!" И вдруг на меня посмотрели глаза человека, который надеется, что его поняли, простят, и он сказал:
"Да-а-а". Я обалдел. Вот признак гения. А скажи это какой-нибудь раскрасавице артистке народной в Малом театре, попробуй с ней поимпровизировать – она напишет заявление в дирекцию, что я нарушаю художественный строй. А я, наоборот, подчеркнул его.
Мумин Шакиров: На волнах Радио Свобода прозвучали правдивые истории артиста Евгения Весника. В нашем эфире исполнялась музыка композитора Сергея Баневича.
