Ссылки для упрощенного доступа

Нарушения прав психически больных людей и их родственников


Программу ведет Владимир Бабурин. Участвуют корреспондент Радио Свобода Лиля Пальвелева и член общественной организации "Семейный клуб" Аделаида Любимова.

Владимир Бабурин: Приезжающие в Москву иностранцы нередко замечают, что на улицах очень мало инвалидов. Но, к сожалению, это вовсе не потому, что их мало в российской столице, да и в стране вообще. Просто в России достаточно распространено неприятие как физически увечных, так и психически больных людей. Особенно тяжело приходится тем, кто остается без попечения родных. Организация "Семейный клуб" объединяет родителей душевнобольных. Тему подготовила Лиля Пальвелева:

Лиля Пальвелева: Жалостливое, терпимое отношение к душевнобольным, как и к любым другим увечным, в старой России было традиционным. Но все это - говорят их близкие - в далеком прошлом. Семьи, где воспитываются дети с психическими отклонениями, обречены на то, чтобы постоянно сталкиваться с равнодушием чиновников и проявлениями агрессии на бытовом уровне. Трудно в это поверить, но родителям больных нередко приходится слышать: "Зачем психам жить? Их убивать надо! Лучше всего в роддоме. А если вовремя не разглядели, то позже".

"Наверное, самый трудный период для родителей больного, - говорит член общественной организации "Семейный клуб" Аделаида Любимова, - наступает тогда, когда приходит их собственная старость".

Аделаида Любимова: Я пришла к вам от матерей взрослых детей. Мы уходим. Дети наши практически не опасны, они с нами, они заболели в разные периоды своего детства или юности. Мы старались их как-то сохранить, обратились к врачам. И они остались на нашем попечении целиком. Иногда кто-то кладет их в больницы, обострение небольшое. Они очень развиты, начитанны, некоторые владеют языком, могут работать на компьютере. Но у них свои трудности.

Лиля Пальвелева: И меньше всего - свидетельствует горький опыт Аделаиды Любимовой - с этими трудностями помогает справляться государство:

Аделаида Любимова: Общество нас выбросило. Мы изгои. Мало того, что дети наши. Там было ограничение поступления в вуз. Я лично столкнулась с такой проблемой. Мой муж - профессор - он тяжело заболел, болезнь Паркинсона. Я обратилась за социальной помощью. Мне отказали, потому что надо было представить справки, и справка из ПНД закрыла мне... Туда, где есть психически больной, социальные работники не ходят. Нам объяснили, что существует такой порядок, закон...

Лиля Пальвелева: И это, несмотря на то, в каком состоянии находится проживающий вместе с родителями душевнобольной? К примеру, агрессивен он или нет? Но больше, чем собственные проблемы, близких тревожит, что станет с психически больными после того, как опекающие их люди уйдут из жизни или попросту станут немощными? Вот что говорит об этом немолодая жительница Москвы, мама больного сына, попросившая не называть ее имени.

Мама: Участь этих больных незавидная. Вообще в тех семьях, где достаточно много народу, есть братья, сестры, то еще худо-бедно за ними есть, кому ухаживать и помогать. Отчаянное положение у тех семей, где один родственник - мама с сыном, предположим, или родители уже очень пожилые люди, сами обремененные болезнями и, часто, инвалиды. Поэтому у них волосы встают дыбом, когда они думают о том, что сына или дочь придется после их смерти помещать в существующий интернат. Эти заведения на сегодняшний день представляют что-то среднее между тюрьмой и концлагерем. Я могу привести небольшой пример: в интернате №23, например, есть отделение (я не говорю обо всех, я говорю о том интернате, где была моя товарищ по несчастью, у которой тоже больной мальчик)... Она навещала там живущего ныне одинокого больного мальчика. Это коридор, напоминающий тюремный, и окошечки камеры, где в маленьком окошечке можно посмотреть, что творится в палате. Режим там таков: лежать нельзя. С утра - чуть ли не в 6 - подъем. И они ходят по этому коридору, потому что до прогулки еще время не дошло. У нее определенное время. Не разрешается иметь ни карандашей, ни приемника, о которых он так просил. Он сам рисует, этот мальчик, живущий. Так что нетрудно понять, какие мысли и чувства одолевают родителей, которые оставляют своих детей одинокими. Родственники таких больных очень часто вообще не приходят, потому что или старые, или уже умерли. Они как бы сами себе хозяева, персонал. А двор... Если бы вы посмотрели на этот двор, где они гуляют! Это просто каменный мешок, размером в большую комнату в квартире, метров 20-25 квадратных. Со всех сторон дома. Вот в таком колодце у них прогулка. Я говорю про этот интернат. Я знаю, что в других территории несколько приличнее, там, возможно, по-другому они гуляют. Поэтому выходом из подобной ситуации видится создание альтернативного интерната, такого, где были бы человеческие условия, качество жизни, естественно, не такое, как то, о чем мы рассказывали...

Лиля Пальвелева: Простите, но, наверняка, вам многие чиновники, в первую очередь, готовы возразить, что для более комфортабельного интерната нужны деньги, а денег на здравоохранение очень мало...

Мама: Это все правильно. Но здесь сразу раскручивается большой клубок проблем, которые во всем этом заложены. Одна из самых серьезных проблем - это то, что они, несмотря на их явную медицинскую направленность, относятся к Министерству социальной защиты. В тех регионах и городах, где уже люди поняли, что надо создавать... Например, Петербург, Калуга, Тамбов. Там уже есть новые росточки, появляются так называемые "дома под защитой", где во главе этих учреждений стоят врачи-психиатры. Это уже совершенно иной подход. Но я знаю случаи, когда в интернатах этого типа просто нет врача-психиатра в штате. А вот эти учреждения, о которых я упомянула и которые есть в перечисленных городах... Там, во-первых, инициаторами их создания явились психиатры. Кстати о деньгах. В Петербурге помогли финны, дали им то ли начальный капитал, то ли какую-то сумму на создание... С их помощью они сумели на базе психиатрической больницы... Причем главный психиатр города господин Козырев понимает и тоже считает, что такие интернаты, если их создавать вновь, должны быть альтернативными, они должны быть одним из звеньев в цепи оказания психиатрической помощи. Это должно быть медицинское, прежде всего, учреждение.

Лиля Пальвелева: Не больница, поскольку туда помещаются люди в обостренном состоянии, а именно интернат...

Мама: Но этот интернат может быть на базе больницы. Например, в двенадцатой больнице давно реконструируется какой-то корпус много лет. Мы все собираемся выйти с такой инициативой к руководству больницы или не знаю, к кому... может быть, к руководству московской мэрии. Почему бы его не преобразовать в подобное учреждение? Опять нам скажут: деньги, деньги, деньги. Мы понимаем, что без денег ничего не сделаешь. Готова родительская организация, к которой я принадлежу, принять посильное участие – денежное вливание... Искать, во-первых, спонсоров надо. Почему, в том числе, и не заграничных? Например, почему финны могли помочь Петербургу, а нам никто не может помочь из таких людей за границей? Но дело в том, что у нас в Москве до сих пор нет почему-то тех врачей, которые бы этим заинтересовались. Здесь нужна инициатива, исходящая от психиатра.

Лиля Пальвелева: Одиноких душевнобольных наша собеседница условно делит на две категории: на тех, чья болезнь диктует - они не смогут жить нигде, кроме как в интернате, и на тех - кому лучше оставаться в собственном доме. При одном условии: таким людям нужна помощь специально подготовленных социальных работников. Помочь разобраться со счетами за коммунальные платежи, оформить субсидии, в конце концов, не оказаться жертвами квартирных мошенников. Сейчас такой службы не существует. И одинокие больные остаются без чьей-либо поддержки.

XS
SM
MD
LG