Ахмад-Хаджи Кадыров в минувшее воскресенье вступил в должность президента Чечни. После принятия декларации о независимости в 1990-м году, это уже шестой руководитель республики. Российские власти сегодня называют Чеченскую республику полноправным субъектом федерации. Наш корреспондент Владимир Долин недавно побывал в Чеченской республике, в своем материале он рассказывает о жизни простых чеченцев.
Владимир Долин: Дорога от ингушской станицы Слепцовская до Грозного в объезд всех постов занимает ровным счетом час десять минут, правда, на ухабах потряхивает. За этот недолгий путь понимаешь, что все заявления высокопоставленных чиновников, ответственных за информационное обеспечение контртеррористической операции, о том, что границы Чечни надежно перекрыты кордонами силовых ведомств, являются блефом. Шахиды, хоть побатальонно с Шамилем Басаевым во главе, могут в любом направлении пересекать границы Чечни и без помех передвигаться по республике. Да и ощетинившиеся пулеметами блокпосты по трассе Ростов-Баку никому, кроме мирных граждан, не мешают. О роли этих фортификационных сооружении, которых десятки, если не сотни, разбросаны по чеченским дорогам, говорит главный редактор газеты "Грозненский рабочий" и по совместительству проректор Грозненского университета Лема Турпалов.
Лема Турпалов: Ну что эти блок посты? Они совершенно ничего не дают. Они ни против бандитов, ни против кого абсолютно, никакой защиты. Они сами себя охраняют и занимаются мздоимством. Проезжает автомашина, особенно с пассажирами, маршрутные такси, автобусы, вот с них взимают вот эти 10-20. А на блокпосту "Кавказ", который вообще совершено не нужен, там уже дошло до 50 рублей. В день проходит тысячи и тысячи машин, конечно, это настораживает население, почему центр, Москва не убирает - непонятно, они совершенно ничего. Даже Кадыров сам признавался в выступлении по телевизору, что за все время блокпосту не задержан ни один бандит или боевик.
Владимир Долин: Беспрепятственно проезжают мимо блокпостов и караваны с ворованной нефтью. Глядя. Как через пост "Кавказ", надрывно урча, ползут КамАЗы с цистернами, доверху залитыми нефтью или контрабандным бензином, поневоле соглашаешься с распространенным в Чечне мнением о причинах войны, которым поделилась со мной случайная попутчица.
На чеченской земле война идет из-за нефти. Мы согласны были эту землю отдать и нефть в придачу отдать, если бы нам дали жить нормально, как люди живут.
Владимир Долин: В Грозный мы въехали в сумерках, темнеет здесь быстро. С наступлением ночи жизнь с улиц перемещается во дворы. Только на импровизированных базарчиках торговки ждут запоздавших покупателей. Вскоре и они собирают свой нехитрый скарб и расходятся по домам. Постепенно и во дворах гаснут огоньки сигарет, стихают негромкие мужские разговоры у подъездов. И лишь редкие выстрелы да шум проносящихся по улицам машин нарушают тишину. Ночью в машинах по городу передвигаются только представители многочисленных силовых структур, действующих в Чечне. И слава богу, если они проносятся мимо, куда страшнее, если конвой из "уазиков" вдруг затормозит у твоего подъезда. Топот кованых сапог по лестнице, брань, сдавленный женский крик - это значит уводят твоего соседа. Можешь благодарить судьбу и Аллаха, что сегодня пришли не за тобой.
Вдруг в ночной тишине раздается песня на чеченском языке.
Иногда певица переходит на русский. Песни на чеченском и русском языках звучат до утра, изрядно досаждая соседям по двору. Но на Зину, автора и исполнителя этих песен, никто не обижается, соседи считают, что после гибели мужа она немного повредилась в уме. В той или иной степени травмированы психически многие жители Грозного, утратившие близких, потерявшие жилье, работу, а зачастую и смысл существования. Исхудавшая до предела, когда-то несомненно красивая женщина живет с 15-летним сыном в однокомнатной квартире чудом уцелевшей в пятиэтажке неподалеку от 9 городской больницы. Убогая обстановка состоит из двух стареньких диванов, кресла, кухонного стола, да старенькой магнитолы. Застиранное платьице на Зине наверняка единственное. Работы у Зины нет, помогают соседи и родственники. Только многим ли могут они помочь? Вот и приходится выкручиваться самой.
Зина: Обручалку продала, серьги продала. Буквально, вы видите, после войны у меня все, что осталось, с этим и живу.
Владимир Долин: Зина пробовала торговать. Но торговок в Грозном сегодня едвали не больше, чем покупателей. Бизнесвумен из Зины не получилось. Зато многие ее суждения не лишены логики, например, о шахидках-самоубийцах.
Зина: У тех женщин, которые идут сегодня на это самопожертвование, мужское население очень истреблено. Когда женщина теряет самых близких, не каждая женщина решится. Но идти на самоубийство - это грех большой. И когда ты решаешься на самоубийство - это как в себе бога убить. Когда женщина на самоубийство, она идет только в крайних случаях, когда она никому не нужна.
Владимир Долин: Зина знает, о чем говорит.
Зина: У меня, если вам правду сказать, золовка, у нее единственный сын был, он погиб. Его жена пошла со взрывчаткой, она взорвалась. Перед этим, когда приходила, она попросила: "Напиши стихотворение про моего мужа". Я не знала, что она пойдет на самоубийство.
Владимир Долин: Грозненский микрорайон похож на гавань-кладбище кораблей, потерпевших крушение. Рваные пробоины зияют в стенах-бортах многоэтажных домов. О том, что эти дома-корабли не покинуты экипажами, свидетельствует разноцветное белье на балконах. Канаты, свисающие из окон и балконов, напоминающие корабельные ванты, усиливают сходство вполне сухопутных хрущевок и девятиэтажек брежневской поры с морскими лайнерами. При ближайшем рассмотрении канаты оказались своеобразным вариантом водопровода. Этот водопровод примитивен, но эффективен. Он представляет собой канат, переброшенный через блок. На одном из концов каната закреплен крюк, на крюк подвешивается ведро с водой. Тянешь за свободный конец, и ведро поднимается до нужной высоты, все же легче, чем бегать с ведрами по лестнице. Жителям микрорайона повезло - здесь во дворах работают колонки, подающие воду из артезианской скважины, большинство горожан воду покупают. Целый день по улицам снуют автоцистерны с водой. Водовоз в Грозном - профессия уважаемая, а оператор водоканала Мурат пользуется почетом и среди водовозов. Операции он производит несложные: открывает вентиль на трубе, когда подъезжает очередная цистерна и следит за порядком в очереди шоферов. Оператор объясняет, сколько воды требуется в среднем на семью.
Мурат: Тут точно так не скажешь, потому что в основном на скот уходит вода, по лету, если три-четыре коровы, в день литров 200-250 воды надо. Каждый двор имеет емкости, они в основном емкости заполняют, по три, по четыре. По пять, а потом уже расход. Я не знаю, сколько, машина ездит каждый день.
Владимир Долин: На городскую семью из четырех человек, какой расчет?
Мурат: У меня четыре человека семья - литров 50 надо, я думаю.
Владимир Долин: Финансовый расчет простой: ведро - 75 копеек, молочная фляга три рубля, тонна вода - 50 рублей. Вода на пункт разлива поступает из Чернореченского водохранилища без всякой очистки, пить эту воду конечно нельзя. Кишечная палочка, пожалуй, самый безобидный из микроорганизмов в этом коктейле, который считается в Грозном питьевой водой. Но другой воды нет. Судя по темпам работ, водопровод в городе запустят нескоро. Зато в центре Грозного построен фонтан. Площадь у фонтана, отделанного мрамором и гранитом, стала излюбленным местом встреч молодежи. Беломраморный фонтан и свежее отштукатуренные, восстановленные дома (пересчитать их хватит пальцев на одной руке) демонстрируются заезжим журналистам как свидетельство процесса восстановления республики. Они выглядят чужеродным элементом среди пространства, бывшего когда-то городом, а сегодня представляющим собой обитаемое нагромождение развалин. Самое удивительное, что при ужасном состоянии водопровода и канализации, в Грозном не зарегистрированы вспышки эпидемии. Это загадка даже для кассира Хожахмедовой, старшего преподавателя кафедры медицинского факультета грозненского университета.
Хожахмедова: Говорят, в годы войны и в острые периоды иммунная система человека мобилизуется и не дает микробам, вирусам проникнуть в организм и тем самым спасает человека от этих болезней. У нас сегодня задача номер один, чтобы остаться в живых. Вся неравная система направлена на то, чтобы ты не умер, чтобы ты живой остался. И на фоне такой мобилизации просто болезни нас не поражают. На самом деле ужасные санитарные условия, улицы наши. Я сама живу в коммунальном доме, еще хуже в частном секторе. В отдельных домах Грозного есть хлорированная вода из нашего водохранилища. Мы пьем воду, мы ее качалками добываем из-под земли, она откуда берется, как очищается - никто не знает. Бережет нас или Бог или природа. Казалось бы, при такой обстановке у нас должны были быть эпидемии чумы или холеры, но нет.
Владимир Долин: С газом и электричеством, в отличие от воды, проблем нет, хотя перебои, конечно, случаются. Когда в квартале "Березка" отключают газ, женщины готовят обед на импровизированных печках
- Что у вас на обед сегодня?
Лейла: Рыба.
Владимир Долин: А как часто мясо бывает у вас?
Лейла: Как зарплата бывает, так и мясо.
Владимир Долин: А регулярно муж получает зарплату?
Лейла: Нет, в месяца три-четыре один раз.
Владимир Долин: Почему вы готовите во дворе на печке?
Лейла: Газа нет.
Владимир Долин: А часто бывают перебои с газом?
Лейла: Нет, у нас нечасто отключают газ.
Владимир Долин: В разговор включается товарка Лейлы.
Товарка: Наши мужики идут на работу государственную, месяцами им не платят зарплату. А на что жить?
Владимир Долин: Детям в Грозном не до взрослых проблем. Как и везде пацанва после школы гоняет мяч, а девочки играют в свои девчоночьи игры с куклами. 8-летняя Хеда - мама гордость, юная поэтесса, круглая отличница. Ей нравится гимназия, в которой она учится.
Хеда: Хотя она немножко разрушена, но зато хорошая школа. Там учителя хорошая.
Владимир Долин: Кем быть, Хеда для себя уже решила.
Хеда: Я вырасту и стану врачом. Наши дети в войну стали инвалидами, и я хотела бы их лечить, поэтому я стану врачом.
Владимир Долин: Рая - мама девочки, смотрит на будущее дочери без особого оптимизма.
Рая: Все, что в моих силах, как мать, я могу ее воспитывать, обучение, образование дать. А так, если по нынешним ценам, не смогу. Я ее без отца выхаживаю, отец желал этого, чтобы моя дочка была врачом. Ей всего было три месяца, когда он погиб.
Владимир Долин: Рая и Хеда остались вдвоем на всем белом свете. В войну погибли муж Раи, ее сыновья и братья. Спрашиваю у Хеды, как она после этого относится к России и русским?
Хеда: Что я могу сказать? Они не виноваты. Виноваты те, кто воюет и терроризм делает. А Россия и чеченцы, мирный народ не виноват.
Владимир Долин: Тимур чуть постарше Хеды.
Тимур, идет война, как ты думаешь, кто виноват?
Тимур: Я даже не знаю, кто виноват.
Владимир Долин: А что ты о русских думаешь?
Тимур: Люди во всех нациях и плохие, и хорошие. И у чеченцев есть плохие и хорошие, и у русских есть плохие и хорошие.
Владимир Долин: А приходилось тебе встречаться с хорошими русскими, с хорошими солдатами, с хорошими милиционерами?
Тимур: Нет.
Владимир Долин: И все же, считает Тимур, жизнь меняется к лучшему.
Тимур: Теперь я могу ходить в школу, могу выучиться. Когда вырасту, могу жить хорошо.
Владимир Долин: Тимур, как и Хеда, круглый отличник и знает, зачем нужно хорошее образование.
Тимур: Я хочу стать богатым человеком, чтобы жить в хорошем городе и жить как все люди, а не в разворованных домах.
Владимир Долин: Есть у Тимура еще одна мечта.
Тимур: Грозный очень хороший город. Когда мне рассказывала мама, что здесь раньше было, что здесь было очень хорошо, я бы хотел, чтобы здесь обратно было хорошо и даже, может быть, чтобы в сто раз лучше.
Владимир Долин: Десятилетний Али, когда был маленький, боялся русских солдат.
Али: Когда я был в селе, я видел танки, солдат, самолеты. Когда я вечером спал, нас бомбили самолеты.
Владимир Долин: Но сейчас Али вырос и больше солдат не боится.
Али: Я знаю, что детей они не трогают. Я был уже большим, я не боялся солдат. Когда они пришли проверять нашу квартиру, а мы подходили к БТР, они нам дали сгущенку, печенье, всякие сладости. Я вообще не боюсь солдат и спокойно иду.
Владимир Долин: В школах Грозного проводятся особые уроки. За знание по этому уникальному для российских школ предмету оценки ставит сама жизнь или, вернее, смерть. Уроки эти, как правило, читают военные или милиционеры. Али хорошо усвоил пройденный материл.
Али: Мины бывают опасные, большие и маленькие. Мины бывают игрушки, мяч и ручка бывает, "растяжка" бывает, "лепесток" бывает, бывает мина разрушает танк и квартиру. Растяжка - это проволока, дотронешься и умрешь. Мины проходить нельзя, увидишь и надо все рассказать родителям.
Владимир Долин: 16-летний Кюри - студент медицинского колледжа. Он считает себя взрослым, поэтому снисходительно смотрит на возню пацанов вокруг. К попыткам уберечь детей от подрывов на минах относится философски.
Кюри: Им говорят в школе, кто понимает - поймет, кто не понимает - желать нечего. Бывают места, где дети лишаются ноги, руки, бывают случаи - умирают.
Владимир Долин: Подросткам и юношам, ровесникам Кюри, угрожает другая опасность.
Кюри: Моменты бывают опасные: вроде бы все нормально, резко останавливают, у кого паспорта нет, забыл, например, уводят. Ищешь, ищешь, все равно не находишь, пропадает. Вдруг что-то взорвется. Если ты поблизости случайно окажешься, виновен ты, не виновен, они не спрашивают - увозят. Потом без вести пропадают.
Владимир Долин: Кюри мечтает о мире.
Кюри: Всем надоела война, ничего от нее хорошего нет. Люди погибают, родственники умирают.
Владимир Долин: Хотя военные действия в Грозном давно не ведутся, но и мир не наступил. Развалины зарастают буйной зеленью, в центре города пасутся коровы. Кажется, этот город перестал быть таковым, как Рим на заре средневековья после нашествия варваров.
Олег Кусов: Если до проведения референдума и выборов президента Чечни о необходимости выплаты денежной компенсации за утерянное жилье говорили в основном политики и чиновники, то теперь эта тема, как создается впечатление, волнует только простых жителей. Дело в том, что после выборов президента республики, выплаты денежных компенсаций в Чечне приостановлены.
Амина Азимова: С начала осени наиболее оживленное место в городе - это территория перед офисом Комитета по выплатам компенсации. С раннего утра, как на работу, сюда приходят десятки, а в иные дни и сотни людей, чтобы получить хоть какую-то информацию о ходе выплат, обещанных государством денег. Все помнят многочисленные махинации во время предыдущих выплат, когда считалось большим везением получить от государства деньги по схеме пятьдесят на пятьдесят, с условием, что половина суммы остается чиновникам, помогавшим получать компенсацию, точнее, не помешавшим ее получить. Выплаты компенсации начались 26-го сентября. За две недели деньги в размере 350 тысяч рублей, которые включают в себя триста тысяч за разрушенное жилье и 50 за утерянное имущество, успели получить в Чечне всего 150 семей. Это официальные данные. По неофициальной информации, полученной мной от одного из сотрудников чеченского Комитета по выплатам компенсаций, даже из этих 150 семей, включенных в список первоочередных претендентов на получение компенсации, деньги на руки успели получить всего 34 семьи. Банковские счета остальных 116 семей заморожены. Связано это с тем, что на следующий день после проведения президентских выборов Ахмад Кадыров заявил о том, что выплаты компенсаций временно приостанавливаются.
Олег Кусов: Многие жители Чечни убеждены, что процесс выплаты денежной компенсации сопровождается большими нарушениями со стороны местных чиновников.
Амина Азимова: Специальная правительственная комиссия, созданная по его указу, начала проверку всех заявлений граждан, претендующих на получение финансового возмещения от государства, и в первые же дни своей работы обнаружила громадное количество фиктивных документов. Выяснилось, что более 50% заявлений подготовлено на основании несуществующих адресов и поддельных документов. В то время как тысячи людей по всей Чечне, действительно лишившиеся за годы войны жилья и имущества, продолжают обивать пороги местных отделений Комитета по выплатам компенсаций, пытаясь добиться от чиновников хотя бы принятия заявлений. В общей сложности в Чечне на сегодняшний день возбуждено 17 уголовных дел по фактам незаконного получения и выдачи компенсационных денег и использования для этих целей подложных документов. Поле для махинаций местных чиновников процесса выплаты денег чрезвычайно велико. Связано это в первую очередь с тем, что положение о выплатах компенсационных денег, утвержденное правительство России и на основании которого производится прием заявлений от граждан, далеко от совершенства. Так, согласно этому документу, право на получение денег имеют лишь те из жителей республики, чьи дома разрушены на 100%. Стопроцентное разрушение, по мнению специалистов - это когда от жилья не остается даже фундамента. В том же случае, если даже дом полностью сгорел со всем содержимым, но остался бетонный фундамент, разрушение считается лишь 70%. Но огнеметы и авиабомбы, от которых в большинстве случаев пострадали чеченские дома, как правило, разрушали стены жилых построек, не трогая или лишь слегка задевая фундамент. Поэтому многочисленным погорельцам приходится искать менее извилистые пути к получению денег. Тем более, что для этого, как правило, нужно только одно - согласие оставить чиновникам 30, 50 или 70% от суммы, в зависимости от степени разрушения дома.
Олег Кусов: Получить денежную компенсацию в Чечне довольно непросто, но получившие люди убедились, что выделяемая денежная сумма на самом деле не позволяет решить жилищную проблему.
Амина Азимова: Сумма компенсационных выплат, составляющая в пересчете на условные единицы чуть более 11 тысяч долларов, в российских СМИ принято называть баснословной. Однако совершенно очевидно, что дом на эти деньги в Чечне не построить невозможно. Однокомнатная квартира в изрядно потрепанном войной так называемом хрущевском доме на окраине чеченской столицы уже сегодня стоит в пределах трех тысяч долларов, и цены с каждым днем растут. Стоимость одного кирпича равняется четырем-пяти рублям, а сколько кирпичей, не говоря уже об остальном строительном материале, нужно для того, чтобы построить полноценный дом на традиционно многодетную чеченскую семью. А ведь кроме материального ущерба война еще принесла невосполнимые морально-психологические страдания. Тысячи людей в Чечне из-за войн последнего десятилетия стали инвалидами, а сильнейший стресс, после которого в любой цивилизованной стране мира были бы выделены громадные средства на реабилитацию, пережили все жители Чечни. Но они сегодня вместо реабилитации вынуждены обивать пороги чиновников, вымаливая хотя бы тот мизер, который обещало государство.
Владимир Долин: Дорога от ингушской станицы Слепцовская до Грозного в объезд всех постов занимает ровным счетом час десять минут, правда, на ухабах потряхивает. За этот недолгий путь понимаешь, что все заявления высокопоставленных чиновников, ответственных за информационное обеспечение контртеррористической операции, о том, что границы Чечни надежно перекрыты кордонами силовых ведомств, являются блефом. Шахиды, хоть побатальонно с Шамилем Басаевым во главе, могут в любом направлении пересекать границы Чечни и без помех передвигаться по республике. Да и ощетинившиеся пулеметами блокпосты по трассе Ростов-Баку никому, кроме мирных граждан, не мешают. О роли этих фортификационных сооружении, которых десятки, если не сотни, разбросаны по чеченским дорогам, говорит главный редактор газеты "Грозненский рабочий" и по совместительству проректор Грозненского университета Лема Турпалов.
Лема Турпалов: Ну что эти блок посты? Они совершенно ничего не дают. Они ни против бандитов, ни против кого абсолютно, никакой защиты. Они сами себя охраняют и занимаются мздоимством. Проезжает автомашина, особенно с пассажирами, маршрутные такси, автобусы, вот с них взимают вот эти 10-20. А на блокпосту "Кавказ", который вообще совершено не нужен, там уже дошло до 50 рублей. В день проходит тысячи и тысячи машин, конечно, это настораживает население, почему центр, Москва не убирает - непонятно, они совершенно ничего. Даже Кадыров сам признавался в выступлении по телевизору, что за все время блокпосту не задержан ни один бандит или боевик.
Владимир Долин: Беспрепятственно проезжают мимо блокпостов и караваны с ворованной нефтью. Глядя. Как через пост "Кавказ", надрывно урча, ползут КамАЗы с цистернами, доверху залитыми нефтью или контрабандным бензином, поневоле соглашаешься с распространенным в Чечне мнением о причинах войны, которым поделилась со мной случайная попутчица.
На чеченской земле война идет из-за нефти. Мы согласны были эту землю отдать и нефть в придачу отдать, если бы нам дали жить нормально, как люди живут.
Владимир Долин: В Грозный мы въехали в сумерках, темнеет здесь быстро. С наступлением ночи жизнь с улиц перемещается во дворы. Только на импровизированных базарчиках торговки ждут запоздавших покупателей. Вскоре и они собирают свой нехитрый скарб и расходятся по домам. Постепенно и во дворах гаснут огоньки сигарет, стихают негромкие мужские разговоры у подъездов. И лишь редкие выстрелы да шум проносящихся по улицам машин нарушают тишину. Ночью в машинах по городу передвигаются только представители многочисленных силовых структур, действующих в Чечне. И слава богу, если они проносятся мимо, куда страшнее, если конвой из "уазиков" вдруг затормозит у твоего подъезда. Топот кованых сапог по лестнице, брань, сдавленный женский крик - это значит уводят твоего соседа. Можешь благодарить судьбу и Аллаха, что сегодня пришли не за тобой.
Вдруг в ночной тишине раздается песня на чеченском языке.
Иногда певица переходит на русский. Песни на чеченском и русском языках звучат до утра, изрядно досаждая соседям по двору. Но на Зину, автора и исполнителя этих песен, никто не обижается, соседи считают, что после гибели мужа она немного повредилась в уме. В той или иной степени травмированы психически многие жители Грозного, утратившие близких, потерявшие жилье, работу, а зачастую и смысл существования. Исхудавшая до предела, когда-то несомненно красивая женщина живет с 15-летним сыном в однокомнатной квартире чудом уцелевшей в пятиэтажке неподалеку от 9 городской больницы. Убогая обстановка состоит из двух стареньких диванов, кресла, кухонного стола, да старенькой магнитолы. Застиранное платьице на Зине наверняка единственное. Работы у Зины нет, помогают соседи и родственники. Только многим ли могут они помочь? Вот и приходится выкручиваться самой.
Зина: Обручалку продала, серьги продала. Буквально, вы видите, после войны у меня все, что осталось, с этим и живу.
Владимир Долин: Зина пробовала торговать. Но торговок в Грозном сегодня едвали не больше, чем покупателей. Бизнесвумен из Зины не получилось. Зато многие ее суждения не лишены логики, например, о шахидках-самоубийцах.
Зина: У тех женщин, которые идут сегодня на это самопожертвование, мужское население очень истреблено. Когда женщина теряет самых близких, не каждая женщина решится. Но идти на самоубийство - это грех большой. И когда ты решаешься на самоубийство - это как в себе бога убить. Когда женщина на самоубийство, она идет только в крайних случаях, когда она никому не нужна.
Владимир Долин: Зина знает, о чем говорит.
Зина: У меня, если вам правду сказать, золовка, у нее единственный сын был, он погиб. Его жена пошла со взрывчаткой, она взорвалась. Перед этим, когда приходила, она попросила: "Напиши стихотворение про моего мужа". Я не знала, что она пойдет на самоубийство.
Владимир Долин: Грозненский микрорайон похож на гавань-кладбище кораблей, потерпевших крушение. Рваные пробоины зияют в стенах-бортах многоэтажных домов. О том, что эти дома-корабли не покинуты экипажами, свидетельствует разноцветное белье на балконах. Канаты, свисающие из окон и балконов, напоминающие корабельные ванты, усиливают сходство вполне сухопутных хрущевок и девятиэтажек брежневской поры с морскими лайнерами. При ближайшем рассмотрении канаты оказались своеобразным вариантом водопровода. Этот водопровод примитивен, но эффективен. Он представляет собой канат, переброшенный через блок. На одном из концов каната закреплен крюк, на крюк подвешивается ведро с водой. Тянешь за свободный конец, и ведро поднимается до нужной высоты, все же легче, чем бегать с ведрами по лестнице. Жителям микрорайона повезло - здесь во дворах работают колонки, подающие воду из артезианской скважины, большинство горожан воду покупают. Целый день по улицам снуют автоцистерны с водой. Водовоз в Грозном - профессия уважаемая, а оператор водоканала Мурат пользуется почетом и среди водовозов. Операции он производит несложные: открывает вентиль на трубе, когда подъезжает очередная цистерна и следит за порядком в очереди шоферов. Оператор объясняет, сколько воды требуется в среднем на семью.
Мурат: Тут точно так не скажешь, потому что в основном на скот уходит вода, по лету, если три-четыре коровы, в день литров 200-250 воды надо. Каждый двор имеет емкости, они в основном емкости заполняют, по три, по четыре. По пять, а потом уже расход. Я не знаю, сколько, машина ездит каждый день.
Владимир Долин: На городскую семью из четырех человек, какой расчет?
Мурат: У меня четыре человека семья - литров 50 надо, я думаю.
Владимир Долин: Финансовый расчет простой: ведро - 75 копеек, молочная фляга три рубля, тонна вода - 50 рублей. Вода на пункт разлива поступает из Чернореченского водохранилища без всякой очистки, пить эту воду конечно нельзя. Кишечная палочка, пожалуй, самый безобидный из микроорганизмов в этом коктейле, который считается в Грозном питьевой водой. Но другой воды нет. Судя по темпам работ, водопровод в городе запустят нескоро. Зато в центре Грозного построен фонтан. Площадь у фонтана, отделанного мрамором и гранитом, стала излюбленным местом встреч молодежи. Беломраморный фонтан и свежее отштукатуренные, восстановленные дома (пересчитать их хватит пальцев на одной руке) демонстрируются заезжим журналистам как свидетельство процесса восстановления республики. Они выглядят чужеродным элементом среди пространства, бывшего когда-то городом, а сегодня представляющим собой обитаемое нагромождение развалин. Самое удивительное, что при ужасном состоянии водопровода и канализации, в Грозном не зарегистрированы вспышки эпидемии. Это загадка даже для кассира Хожахмедовой, старшего преподавателя кафедры медицинского факультета грозненского университета.
Хожахмедова: Говорят, в годы войны и в острые периоды иммунная система человека мобилизуется и не дает микробам, вирусам проникнуть в организм и тем самым спасает человека от этих болезней. У нас сегодня задача номер один, чтобы остаться в живых. Вся неравная система направлена на то, чтобы ты не умер, чтобы ты живой остался. И на фоне такой мобилизации просто болезни нас не поражают. На самом деле ужасные санитарные условия, улицы наши. Я сама живу в коммунальном доме, еще хуже в частном секторе. В отдельных домах Грозного есть хлорированная вода из нашего водохранилища. Мы пьем воду, мы ее качалками добываем из-под земли, она откуда берется, как очищается - никто не знает. Бережет нас или Бог или природа. Казалось бы, при такой обстановке у нас должны были быть эпидемии чумы или холеры, но нет.
Владимир Долин: С газом и электричеством, в отличие от воды, проблем нет, хотя перебои, конечно, случаются. Когда в квартале "Березка" отключают газ, женщины готовят обед на импровизированных печках
- Что у вас на обед сегодня?
Лейла: Рыба.
Владимир Долин: А как часто мясо бывает у вас?
Лейла: Как зарплата бывает, так и мясо.
Владимир Долин: А регулярно муж получает зарплату?
Лейла: Нет, в месяца три-четыре один раз.
Владимир Долин: Почему вы готовите во дворе на печке?
Лейла: Газа нет.
Владимир Долин: А часто бывают перебои с газом?
Лейла: Нет, у нас нечасто отключают газ.
Владимир Долин: В разговор включается товарка Лейлы.
Товарка: Наши мужики идут на работу государственную, месяцами им не платят зарплату. А на что жить?
Владимир Долин: Детям в Грозном не до взрослых проблем. Как и везде пацанва после школы гоняет мяч, а девочки играют в свои девчоночьи игры с куклами. 8-летняя Хеда - мама гордость, юная поэтесса, круглая отличница. Ей нравится гимназия, в которой она учится.
Хеда: Хотя она немножко разрушена, но зато хорошая школа. Там учителя хорошая.
Владимир Долин: Кем быть, Хеда для себя уже решила.
Хеда: Я вырасту и стану врачом. Наши дети в войну стали инвалидами, и я хотела бы их лечить, поэтому я стану врачом.
Владимир Долин: Рая - мама девочки, смотрит на будущее дочери без особого оптимизма.
Рая: Все, что в моих силах, как мать, я могу ее воспитывать, обучение, образование дать. А так, если по нынешним ценам, не смогу. Я ее без отца выхаживаю, отец желал этого, чтобы моя дочка была врачом. Ей всего было три месяца, когда он погиб.
Владимир Долин: Рая и Хеда остались вдвоем на всем белом свете. В войну погибли муж Раи, ее сыновья и братья. Спрашиваю у Хеды, как она после этого относится к России и русским?
Хеда: Что я могу сказать? Они не виноваты. Виноваты те, кто воюет и терроризм делает. А Россия и чеченцы, мирный народ не виноват.
Владимир Долин: Тимур чуть постарше Хеды.
Тимур, идет война, как ты думаешь, кто виноват?
Тимур: Я даже не знаю, кто виноват.
Владимир Долин: А что ты о русских думаешь?
Тимур: Люди во всех нациях и плохие, и хорошие. И у чеченцев есть плохие и хорошие, и у русских есть плохие и хорошие.
Владимир Долин: А приходилось тебе встречаться с хорошими русскими, с хорошими солдатами, с хорошими милиционерами?
Тимур: Нет.
Владимир Долин: И все же, считает Тимур, жизнь меняется к лучшему.
Тимур: Теперь я могу ходить в школу, могу выучиться. Когда вырасту, могу жить хорошо.
Владимир Долин: Тимур, как и Хеда, круглый отличник и знает, зачем нужно хорошее образование.
Тимур: Я хочу стать богатым человеком, чтобы жить в хорошем городе и жить как все люди, а не в разворованных домах.
Владимир Долин: Есть у Тимура еще одна мечта.
Тимур: Грозный очень хороший город. Когда мне рассказывала мама, что здесь раньше было, что здесь было очень хорошо, я бы хотел, чтобы здесь обратно было хорошо и даже, может быть, чтобы в сто раз лучше.
Владимир Долин: Десятилетний Али, когда был маленький, боялся русских солдат.
Али: Когда я был в селе, я видел танки, солдат, самолеты. Когда я вечером спал, нас бомбили самолеты.
Владимир Долин: Но сейчас Али вырос и больше солдат не боится.
Али: Я знаю, что детей они не трогают. Я был уже большим, я не боялся солдат. Когда они пришли проверять нашу квартиру, а мы подходили к БТР, они нам дали сгущенку, печенье, всякие сладости. Я вообще не боюсь солдат и спокойно иду.
Владимир Долин: В школах Грозного проводятся особые уроки. За знание по этому уникальному для российских школ предмету оценки ставит сама жизнь или, вернее, смерть. Уроки эти, как правило, читают военные или милиционеры. Али хорошо усвоил пройденный материл.
Али: Мины бывают опасные, большие и маленькие. Мины бывают игрушки, мяч и ручка бывает, "растяжка" бывает, "лепесток" бывает, бывает мина разрушает танк и квартиру. Растяжка - это проволока, дотронешься и умрешь. Мины проходить нельзя, увидишь и надо все рассказать родителям.
Владимир Долин: 16-летний Кюри - студент медицинского колледжа. Он считает себя взрослым, поэтому снисходительно смотрит на возню пацанов вокруг. К попыткам уберечь детей от подрывов на минах относится философски.
Кюри: Им говорят в школе, кто понимает - поймет, кто не понимает - желать нечего. Бывают места, где дети лишаются ноги, руки, бывают случаи - умирают.
Владимир Долин: Подросткам и юношам, ровесникам Кюри, угрожает другая опасность.
Кюри: Моменты бывают опасные: вроде бы все нормально, резко останавливают, у кого паспорта нет, забыл, например, уводят. Ищешь, ищешь, все равно не находишь, пропадает. Вдруг что-то взорвется. Если ты поблизости случайно окажешься, виновен ты, не виновен, они не спрашивают - увозят. Потом без вести пропадают.
Владимир Долин: Кюри мечтает о мире.
Кюри: Всем надоела война, ничего от нее хорошего нет. Люди погибают, родственники умирают.
Владимир Долин: Хотя военные действия в Грозном давно не ведутся, но и мир не наступил. Развалины зарастают буйной зеленью, в центре города пасутся коровы. Кажется, этот город перестал быть таковым, как Рим на заре средневековья после нашествия варваров.
Олег Кусов: Если до проведения референдума и выборов президента Чечни о необходимости выплаты денежной компенсации за утерянное жилье говорили в основном политики и чиновники, то теперь эта тема, как создается впечатление, волнует только простых жителей. Дело в том, что после выборов президента республики, выплаты денежных компенсаций в Чечне приостановлены.
Амина Азимова: С начала осени наиболее оживленное место в городе - это территория перед офисом Комитета по выплатам компенсации. С раннего утра, как на работу, сюда приходят десятки, а в иные дни и сотни людей, чтобы получить хоть какую-то информацию о ходе выплат, обещанных государством денег. Все помнят многочисленные махинации во время предыдущих выплат, когда считалось большим везением получить от государства деньги по схеме пятьдесят на пятьдесят, с условием, что половина суммы остается чиновникам, помогавшим получать компенсацию, точнее, не помешавшим ее получить. Выплаты компенсации начались 26-го сентября. За две недели деньги в размере 350 тысяч рублей, которые включают в себя триста тысяч за разрушенное жилье и 50 за утерянное имущество, успели получить в Чечне всего 150 семей. Это официальные данные. По неофициальной информации, полученной мной от одного из сотрудников чеченского Комитета по выплатам компенсаций, даже из этих 150 семей, включенных в список первоочередных претендентов на получение компенсации, деньги на руки успели получить всего 34 семьи. Банковские счета остальных 116 семей заморожены. Связано это с тем, что на следующий день после проведения президентских выборов Ахмад Кадыров заявил о том, что выплаты компенсаций временно приостанавливаются.
Олег Кусов: Многие жители Чечни убеждены, что процесс выплаты денежной компенсации сопровождается большими нарушениями со стороны местных чиновников.
Амина Азимова: Специальная правительственная комиссия, созданная по его указу, начала проверку всех заявлений граждан, претендующих на получение финансового возмещения от государства, и в первые же дни своей работы обнаружила громадное количество фиктивных документов. Выяснилось, что более 50% заявлений подготовлено на основании несуществующих адресов и поддельных документов. В то время как тысячи людей по всей Чечне, действительно лишившиеся за годы войны жилья и имущества, продолжают обивать пороги местных отделений Комитета по выплатам компенсаций, пытаясь добиться от чиновников хотя бы принятия заявлений. В общей сложности в Чечне на сегодняшний день возбуждено 17 уголовных дел по фактам незаконного получения и выдачи компенсационных денег и использования для этих целей подложных документов. Поле для махинаций местных чиновников процесса выплаты денег чрезвычайно велико. Связано это в первую очередь с тем, что положение о выплатах компенсационных денег, утвержденное правительство России и на основании которого производится прием заявлений от граждан, далеко от совершенства. Так, согласно этому документу, право на получение денег имеют лишь те из жителей республики, чьи дома разрушены на 100%. Стопроцентное разрушение, по мнению специалистов - это когда от жилья не остается даже фундамента. В том же случае, если даже дом полностью сгорел со всем содержимым, но остался бетонный фундамент, разрушение считается лишь 70%. Но огнеметы и авиабомбы, от которых в большинстве случаев пострадали чеченские дома, как правило, разрушали стены жилых построек, не трогая или лишь слегка задевая фундамент. Поэтому многочисленным погорельцам приходится искать менее извилистые пути к получению денег. Тем более, что для этого, как правило, нужно только одно - согласие оставить чиновникам 30, 50 или 70% от суммы, в зависимости от степени разрушения дома.
Олег Кусов: Получить денежную компенсацию в Чечне довольно непросто, но получившие люди убедились, что выделяемая денежная сумма на самом деле не позволяет решить жилищную проблему.
Амина Азимова: Сумма компенсационных выплат, составляющая в пересчете на условные единицы чуть более 11 тысяч долларов, в российских СМИ принято называть баснословной. Однако совершенно очевидно, что дом на эти деньги в Чечне не построить невозможно. Однокомнатная квартира в изрядно потрепанном войной так называемом хрущевском доме на окраине чеченской столицы уже сегодня стоит в пределах трех тысяч долларов, и цены с каждым днем растут. Стоимость одного кирпича равняется четырем-пяти рублям, а сколько кирпичей, не говоря уже об остальном строительном материале, нужно для того, чтобы построить полноценный дом на традиционно многодетную чеченскую семью. А ведь кроме материального ущерба война еще принесла невосполнимые морально-психологические страдания. Тысячи людей в Чечне из-за войн последнего десятилетия стали инвалидами, а сильнейший стресс, после которого в любой цивилизованной стране мира были бы выделены громадные средства на реабилитацию, пережили все жители Чечни. Но они сегодня вместо реабилитации вынуждены обивать пороги чиновников, вымаливая хотя бы тот мизер, который обещало государство.
