Александр Костинский:
Здравствуйте, уважаемые радиослушатели. Сегодня в московской студии Радио Свобода Виктор Шаталов. Имя этого легендарного учителя-экспериментатора прекрасно известно слушателям среднего и старшего поколения. Виктор Шаталов неоднократно повторял: "Все дети, все без исключения, способны успешно овладевать программой курса средней школы". И своей многолетней работой с самыми обычными учениками он доказал и продолжает доказывать этот тезис.
Владимир Губайловский: Виктор Федорович Шаталов родился в 1927 году и преподает в школе с 1951 года. Он народный учитель СССР. Более полувека работы в школе отданы педагогическим исследованиям и экспериментам. Виктор Шаталов автор более чем 30 книг, которые переведены на 17 языков мира.
Виктор Федорович, осталось совсем немного учителей, преподававших в 50-е годы. Лев Кудрявцев, член-корреспондент Академии наук, один из старейших математиков и педагогов, написал в книге, посвященной проблемам образования: "К концу 30 годов была по существу восстановлена дореволюционная гимназическая структура среднего образования. Представляется, что в период с конца 30 годов до конца 50 прошлого столетия среднее образование в нашей стране в отношении своей естественнонаучной и математической части достигло своего наивысшего уровня, на который следует ориентироваться в настоящее время". Вы работали тогда в школе, и нас очень интересует, как выглядела система образования, которую Лев Кудрявцев считает идеальной, и почему последовала реформа?
Виктор Шаталов: Ответ на этот вопрос столь же прост, сколь и сложен. Ведь нельзя начинать разговор с 1951 года, следует начинать где-то с 40-х. С того времени когда я учился в 8, в 9 классе. В 1943 году я поступил в 9 класс, и в конце 1944 года нас шестерых прямо из 9 класса поставили под ружье, и отправили прямо на фронт. Но я хорошо помню, что в 9 классе я учился в мужской школе, в 9 школе города Донецка, тогда город Сталин. Рядом находилась 3 школа - женская, где были одни девочки. Это была одна из первых реформ, которую я хорошо помню. Кому пришла в голову идея раздельного обучения - сейчас никто бы не сказал. То, что Сталин о ней знал, сомневаться не приходится, он к образованию относился серьезно. Вспомним хотя бы его работы по языкознанию. И поэтому на такой шаг без его ведома, конечно, никто бы не пошел, но его имя нигде не фигурировало.
На чем основывались сторонники раздельного обучения? Была война, а значит нужно было детей учить военному искусству, и давать мальчикам профильное образование по предметам близким к военным. А девочкам давать женские специальности. А, кроме того, реформаторы полагали, что так будет решена проблема недобрых половых контактов. Но об этом аспекте реформы прекратим сразу разговор: половые контакты стали куда как более недобрыми, чем были. Девочки учились отдельно, мальчики отдельно. И девочкам казалось, что мальчики сделаны из одного только мороженого, а мальчики думали, что девочки - из пирожного. В обычной школе толкали, за косички дергали, ругались, была обычная ребячья возня, в которой никогда не было никаких сексуальных отклонений, а вот при раздельном обучении они проявились ярко. И это была одна из причин, по которой погибло раздельное обучение. Но дело даже не в этом. Раздельное обучение продолжалось в стране 10 лет, и нанесло ущерб по тем на страшную по тем временам сумму - 30 миллиардов рублей. Это произошло из-за того, что в школах возникли малокомплектные классы - по 20-25 человек, и соответственно стоимость обучения резко выросла.
Если неймется тем, кто находится у высокой власти, и кому-то пришла в голову идея, то, по сути дела, можно проэкспериментировать с тем же раздельным обучением, но в одной области. Посмотреть три-пять лет, что из этого получится. Нет, когда в руках у человека вечевой колокол, он бьет в него так, чтобы было слышно на всю страну. В этом трагедия и Украины, и России, и всей системы народного образования. Оно определяется решением одного человека или небольшой группы людей, которые, не разобравшись в сути дела и не проведя глубокого эксперимента, начинают реформировать школу.
Итак, раздельное обучение было отброшено. На смену ему пришло производственное обучение. Старшее поколение его хорошо помнит. Один день в неделю дети ходили на заводы, за счет сокращения уроков, за счет укрупнения программы. Укладывали шестидневку в пятидневку, а один день отдавали заводу. Приходили, стояли у станков. Токарь работает, а они стружки отметают или болванки подносят. Походили неделю-другую и, я это хорошо помню, стали уходить целыми классами в кино на весь день. Потому что это производственное обучение ничему не учило. И, конечно, вершиной нелепости был наш химкомбинат, который был прикреплен к одной из школ, и, по идее, ученики должны были после окончания школы получать свидетельство о праве работать на химических предприятиях. Но они оканчивали школу в 17 лет, а на химическое производство можно брать только с 18 лет, и поэтому ученики где-то еще должны год отработать. Человек работает, пускают корни на новом предприятии, а до химии ему и дела нет. И страшная статистика: на химические производства не пришел ни один выпускник, который три года учился на химическом отделении производственного школьного обучения. Таких примеров превеликое множество.
Одним словом, и эта система была отброшена. Вместо нее появились школы-интернаты. Ну, уж тут давайте называть имена. Хрущев поехал в Англию и ему показали английские интернаты, ухоженные, богатые. Все интернаты на частном содержании. Конечно же, дети находятся в прекрасном состоянии. Ему показали такой педагогический всплеск, что он приехал сюда и своим волевым решением... Ведь опять-таки один человек. Но тут и подпевал было много. У нас же как: один скажет, а желающих на этом получить свой дивиденд всегда найдется сколько угодно. И по стране пошли интернаты.
Я обращаюсь к вам, мои коллеги, мои одногодки, которые работали в то время. По стране были открыты тысячи интернатов, они потребовали такое количество дополнительных денег, которое и представить себе невозможно. Интерната прикреплялись к заводам и так далее. И интернаты ничего не дали. Кроме того, уровень преступности в интернатах был очень высокий, уровень сексуальных извращений тоже. И сейчас интернаты кое-где остались, но остался, наверное, один из десяти. Идея сама по себе могла пустить корешок, но не так, как это было сделано по решению Хрущева. Я не хочу ругать Хрущева, у него было и много хорошего, но в данном случае он полез туда, куда ему ходить не следовало. Тем паче, что Хрущев учился в нашем институте, в нашем политтехе в Донецке. И я еще знаю сегодня преподавателей, которые его учили. Учился он плохо, очень плохо учился, он комсомольскую работу выполнял.
Александр Костинский: Вы приводите в своих книгах цифры, которые многих, вероятно, удивят: только 3,2% учеников из числа поступивших заканчивало гимназию до революции. А до конца 50-х годов среднее образование получало 12% от числа поступивших. Значит, чтобы обеспечить всеобщее среднее образование нужно что-то менять?
Виктор Шаталов: Абсолютно верно. Материалы, о которых вы сейчас говорите, я опубликовал в своей статье "В будущее из вчера" лет десять назад. Я привожу статистику, согласно которой в год рождения Ленина в 70-м году гимназии царской России закончили 2,8% от числа поступивших. Ленин здесь, конечно, не при чем, просто взят год его рождения.
Александр Костинский: Это статистика российского Министерства образования?
Виктор Шаталов: Официальная статистика. А к началу революции 17-го года процент поднялся до 3,2%. Почему большинство не заканчивало гимназию? Потому что был массовый отсев. Второгодников и третьегодников было много в каждом классе. И такой успеваемости было достаточно. Не нужно было много инженеров, врачей. Была Россия, которая брала специалистов из-за границы. И когда пришла советская власть откуда мы брали специалистов? Из-за границы.
Но зачем мы будем далеко ходить, я хотел бы, чтобы улыбнулись все, кто работал в школе в 60-е годы. Ведь на второй год в средних классах мы оставляли, я прекрасно помню, я работал тогда директором школы, от 8 до 15 человек. Шестой класс заканчивал учебный год и 8 человек не переходило в седьмой. Но если было 8 второгодников, то я как директор даже не ругал учителя, это считалось нормой. А когда было 15, тогда я предпринимал какие-то меры. В моей школе была 80% успеваемость.
Когда в 1917 году сменилась политическая формация, преобразования не коснулись образования. Банки, заводы, государственные учреждения претерпели резкие изменения, а в школе учителя, которые работали в 15-м, 16-м, 17-м, продолжали работать в 19-м, 20-м и 21-м, их никто не трогал. И поэтому они относились к школьному образованию и к результативности его точно так же, как относились за три года до революции.
Правда, была система ликбеза, а потом было введено обязательное начальное образование. Кстати, заметим такую деталь: до революции была теория, согласно которой не каждого ученика можно научить читать. Поэтому, когда встал вопрос о всеобщем начальном образовании, был крик: а кого, зачем, как?
Но мы решили проблему начального образования и хорошо решили. Тогда встала проблема всеобщего неполного среднего образования - семилетка. Давайте задумаемся, что такое семилетка в 30-е годы? Ученику, который учился в 7 классе в середине 30-х годов было 14-15 лет, значит он примерно 20-21 года рождения. А какого года рождения были его папа и мама? Они родились задолго до революции. И вот те папы и мамы, которые часто не имели никакого образования, увидели своих детей, которые получают среднее образование, пусть неполное среднее, пусть ПТУ. Но это был огромный шаг вперед.
Александр Костинский: То есть, это была модернизация, которую понимал каждый простой человек именно потому, что дети значительно превосходили родителей?
Виктор Шаталов: Родители не имеют никакого образования, а ребенок кончает 7 класс и идет в ПТУ. Вы даже не представляете себе, с какой гордостью ходили в бляхах, в шинелях дети, которые после 7 класса поступали в ПТУ.
Итак, проблема неполного среднего образования была решена. Но оканчивали школы только 12,5% учеников из числа. поступивших. Это уже 50-е годы.
Александр Костинский: Большинство заканчивало семилетку?
Виктор Шаталов: Почему семилетку? Они шли в ПТУ, они шли в техникумы. Они оставались на второй год и так далее, были разные категории. Если брать тех, которые после второгодничества все-таки заканчивали школу, то процент будет несколько выше. А второгодничество было повсеместным, ведь на второй год мы оставляли, повторяю, 8-15 человек. Если прибавить еще и второгодников, то 20-25% заканчивало среднюю школу, но не более того.
Но реформы-то продолжались в 60-е годы. Решением министерства были введены "продленки". Дети их называли "продлюгами", потому что в этих продленках работали самые неквалифицированные учителя. Давайте представим себе: у директора четыре учителя начальных классов, а класса только три. Кого он отправит в классы, и кого он отправит в продленку? Ответ однозначный - хороших учителей отправит учить детей, а того, который не вашим, не нашим, отправляет в продленку. Там работали пионервожатые, пенсионеры, случайные люди. И поэтому продленка была тягостным испытанием для детей, которая медленно, но верно себя изжила.
Реформы продолжились. Были созданы так называемые "классы выравнивания". Самых слабых детей собирали из нескольких классов и в один и работали с ними отдельно. Полагали, что нормальные классы пойдут вперед, им не будут мешать отстающие, а эти отстающие в тоже время подтянутся. За десятки лет официально - пусть Академия образования проверит - не удалось по стране выровнять ни одного ученика. А как его выровнять, если он попадает в эту группу слабых с ним работают в щадящем, ослабленном режиме. Ученик приходит через год в обычный класс, но он не только не догнал, он отставал еще больше, потому что дети в нормальном классе ушли вперед. И эта реформа рухнула.
А потом мы начали вводить 11-летку. Исподволь, сначала начали брать в школу шестилеток, но потом отказались. Потом все-таки ввели 11-летку, и, наконец, сегодня переходит к 12-летнему обучению.
Дорогие мои, зачем? Если в моей школе дети заканчивают среднюю школу с официальными экзаменами в 9 классе, или даже в 8. Экзамены за курс средней школы сдавали ученики 7 класса! Это все описано в моих книгах, тщательно описано. Поэтому читайте, берите. Правда, тиражи небольшие, потому что нет возможности до вас достучаться.
Владимир Губайловский: Но, тем не менее, вы в 50-е годы начали проводить собственную реформу образования в собственной школе в собственном классе. Вы ввели такое понятие, как "опорный сигнал", которое стало потом очень известным и о котором писал в свое время Симон Соловейчик в "Комсомольской правде".
Александр Костинский: Была потребность реформ, и вы сейчас подробно рассказали, что реформы были неудачными. Что надо было делать? Что вы делали?
Виктор Шаталов: Когда я стал работать директором школы, это было в 53 году, у меня были в школе приличные результаты. Меня любили дети, но все было на уровне учителя - матроса демобилизованного. Но когда я попытался эти свои методические приемы объяснить своим учителям в школе из этого ничего не получилось. Каждый учитель имеет свой менталитет, имеет свое мнение и поэтому научить учителя было невозможно. Передать себя я учителю не могу, потому что это накладывается на его личные человеческие качества. Поэтому надо была идея, которая была выражена в методике. А методика передается из рук в руки. И вот, уже начиная с 56 года, я крупица за крупицей исследовал каждый элемент моей собственной работы. Опорные конспекты - это было не главное. Гораздо важнее были система оценивания, система контроля, система объяснения. Опорные конспекты прогремели на всю страну без моей на то вины абсолютно нечаянно. Наши опорные конспекты в табеле о рангах того, что я сегодня несу, находятся на шестом месте, на самом последнем. Они существенны, значимы, но они не определяют результатов работы. Значительно выше стоит система инспекций, контроля, опроса, то есть то, что сейчас низвергнуто. Россия еще в это не погрузилась, но Украина уже захлебывается в 12-балльной системе оценок.
Я вам попытаюсь объяснить, что такое 12-балльная система. Мне в России подарили брошюру два автора, авторов я не помню, не так важно. Они дали полный анализ каждого балла по каждому предмету. Химия - 1 балл, 2 балла, на каждый бал 10 позиций, очень подробно за что ставится 7, за что ставится 8, 9 и так далее. По химии 10 баллов умножаем на 10 позиций по каждому баллу, получается сто позиций по химии. А теперь физика, русская литература, получается где-то около полутора тысяч позиций по всем предметам. Можно ли учителям всем охватить это? Это слишком серьезно. Химик еще может одолеть свою систему оценок, литератор может одолеть свою, но завуч? Ему ходить на уроки, ему проверять качество работы учителя. Он обязан знать все позиции по всем предметам. Охватить 1500 нюансов, по которым ставится 1,2,7, 8 или 9 он не в состоянии и директор не в состоянии. Но завуч, директор - ладно, пройдут годы. Научатся. А дети? Дети должны тоже знать, за что им поставили 7 или 8 или 9. Это же катастрофа. И поэтому ребенку плевать, за что ему ставят. Все это привело к тому, что многобалльная система деградировала в понятии детей. Родители не понимают, за что ставят ту или иную оценку, дети не понимают. И поэтому дети махнули на все рукой, ставят им 3 балла - и хорошо, а ведь 3 балла - это бывшая двойка или даже единица. По старому представлению тройка и есть тройка, а по новому это настоящий кол. И поэтому, когда берешь журнал и видишь там 3, 4, 5, 6, а ведь 12 баллов запрещают ставить, только тем, кто выигрывает олимпиады, тем, кто выдвигает оригинальные идеи. Одним словом, я обращаюсь к россиянам, к России - не трогайте 12-балльную систему, работайте по пятибалльной. Она не подарок, она не лучшая, но она несопоставимо более честная, чем то, что предлагает 12-балльная.
А 12-летняя система образования? Повторяю, я сказал совершенно уверенно - детей можно учить не более 9 лет. Это доказано. У меня сдавали курс 9 класса семилетние дети. Мы абсолютно не знаем, что такое наши дети. Я обращаюсь к министру просвещения России: почему до сих пор не вышел со мной на связь? Я к нему не пойду. Прийти сказать: "здрасте, вы меня знаете?" Простите, это не мое дело.
Владимир Губайловский: Вы сказали, что в вашей системе реформ, в системе обучения было шесть важнейших ступеней. Сейчас вы назвали пока только первую. Пожалуйста, перечислите все шесть.
Виктор Шаталов: Значительно выше опорных конспектов стоит система контроля, система инспекций, но еще на порядок выше стоит спортивная работа. Во-первых, мы в моей школе учимся пять дней в неделю, а в четверг у нас второй выходной день. Во-вторых, у нас физкультура каждый день. Пусть узнает об этом министр просвещения, пусть узнает государственная система власти.
Я обратился к Путину с письмом, а мне ответил какой-то, извините, деятель о том, что они приняли к сведению. Кто принял к сведению? Я ведь не к тебе обращался, я обратился к Владимиру Владимировичу.
Речь идет о колоссальной работе, которую нужно зачинать где-то в самых высоких сферах. Те, кто чуть ниже, они будут идти только по следу, а сами по себе ничего не решат. Поэтому я очень надеюсь на встречу с министром просвещения Российской Федерации. Новый министр, кажется, математик, я надеюсь, мы найдем общий язык.
На ступеньку выше опорных конспектов стоит и решение задач. Конспекты - это чистая теория, это уверенное владение теоретическим материалом, а закреплять этот материал нужно задачами. И только задачами и упражнениями можно подтвердить теорию. Вы понимаете, что это выше, чем конспекты. И, наконец, еще важнее: можно научить теории, можно научить решать задачи, но трагедия современной школы в том, что в ней нет разумно продуманной системы повторения. Я хочу спросить тех, кто сейчас слушает нас, что вы помните о химии, которой вас учили школе? Кто сумел выучить в школе иностранный язык? А ведь обучению отдано по 7-8 лет. Спросите любого прохожего, он ни английского, ни немецкого, ни французского не знает. Почему? Потому что повторение было заброшено.
Давайте просто рассуждать: ребенок в полтора года - молчун, "папа, мама, баба" - он знает несколько слов. А в два с половиной года - это болтун, с ним можно свободно побеседовать. Стало быть, ребенок за один год изучил иностранный язык. Потому что этот язык для него иностранный. Если бы он родился в Китае, он бы говорил по-китайски, родился в Аргентине - говорил бы по-испански и так далее. Значит за один год ребенок изучает иностранный язык. А мы десятками лет трудимся. Почему? Потому что нет системы повторения. Нужно погружение в языковую среду, и только тогда решается проблема. Не интернатами, не специальными курсами.
Итак, выше стоит абсолютно новая система повторения. Повторение при котором - я здесь отвечаю за каждое слово - ребенок ни по одному предмету ничего не забывает.
Александр Костинский: Виктор Федорович, вы считаете, что нужно учить всех детей, и всех можно выучить? Это главный тезис вашей системы преподавания?
Виктор Шаталов: То что учить нужно, это не я так считаю, так считает вся страна и каждая семья и каждый ребенок. А относительно того, что можно научить - да, я так считаю.
Александр Костинский: То есть каждого можно сделать отличником?
Виктор Шаталов: Это зависит уже от того, как мы будем градировать оценки. Что такое "пятерка"? Какой уровень знаний нужно показать на пятерку? Но скажу одно, что мою школу все дети заканчивали на пять, и все как один поступали в институты, у нас иной оценки не было кроме пятерки. Мы просто показывали, что наша пятерка выше любой пятерки в других средних школе. Сопоставительные экзамены и контрольные проводились по всему городу. Повторяю, нужно изменить отношение к оценке и градировать знания учеников не по уровню той пятерки, которая сегодня, а по тому уровню, который нужно еще создать.
Владимир Губайловский: Виктор Федорович, как вы считаете, реализуемы ли ваши методы в любой школе любым учителем? Ведь преподавание - это искусство, а искусство требует таланта.
Виктор Шаталов: Прежде всего, есть канон, которого может достигнуть каждый учитель. А за его пределами уже уровень мастер-класса. Таких учителей, может быть, немного, они должны быть народными учителями, они должны быть ультра-специалистами. Но речь не об этом. Дело в том, что современный пединститут дает очень слабую подготовку - это общеизвестно. И поэтому пройти наши курсы можно только на семинарах. Мы очень быстро это делаем. Чтобы получить полное представление о нашей работе, нужно всего шесть дней. Причем, шесть дней это работаю я. Вы говорите - тысячи, ну, у меня, пожалуй, учились тысячи учителей. А по поводу учителей, которых учили, мои последователи, вы ошибаетесь, их были сотни тысяч, и они все получали великолепные результаты.
Александр Костинский: Если были такие великолепные результаты, почему ваши методы не распространилось на всю страну?
Виктор Шаталов: 1991 год. У меня была лаборатория в Донецке, которая шла на подъем, давала великолепные результаты. Но мы финансировались от Академии педнаук России. А когда пришло разделение на белорусов, украинцев, казахов и так далее, наша лаборатория оказалась не у дел. Мы ее не закрывали, она просто перестала существовать. Финансирования не было, мои последователи оказались не у дел, кто уехал за рубеж, кто ушел в сферу производства. Ждали в течение двух-трех лет, что, может быть, все восстановится. Но ожидание оказалось бесплодным, а годы шли, и люди уходили. А чтобы вернуться к тому, что было, для этого нужно иметь мужество и министру просвещения Украины, и министру просвещения России, и тем, кто стоит сегодня у власти.
Владимир Губайловский: Виктор Федорович Шаталов родился в 1927 году и преподает в школе с 1951 года. Он народный учитель СССР. Более полувека работы в школе отданы педагогическим исследованиям и экспериментам. Виктор Шаталов автор более чем 30 книг, которые переведены на 17 языков мира.
Виктор Федорович, осталось совсем немного учителей, преподававших в 50-е годы. Лев Кудрявцев, член-корреспондент Академии наук, один из старейших математиков и педагогов, написал в книге, посвященной проблемам образования: "К концу 30 годов была по существу восстановлена дореволюционная гимназическая структура среднего образования. Представляется, что в период с конца 30 годов до конца 50 прошлого столетия среднее образование в нашей стране в отношении своей естественнонаучной и математической части достигло своего наивысшего уровня, на который следует ориентироваться в настоящее время". Вы работали тогда в школе, и нас очень интересует, как выглядела система образования, которую Лев Кудрявцев считает идеальной, и почему последовала реформа?
Виктор Шаталов: Ответ на этот вопрос столь же прост, сколь и сложен. Ведь нельзя начинать разговор с 1951 года, следует начинать где-то с 40-х. С того времени когда я учился в 8, в 9 классе. В 1943 году я поступил в 9 класс, и в конце 1944 года нас шестерых прямо из 9 класса поставили под ружье, и отправили прямо на фронт. Но я хорошо помню, что в 9 классе я учился в мужской школе, в 9 школе города Донецка, тогда город Сталин. Рядом находилась 3 школа - женская, где были одни девочки. Это была одна из первых реформ, которую я хорошо помню. Кому пришла в голову идея раздельного обучения - сейчас никто бы не сказал. То, что Сталин о ней знал, сомневаться не приходится, он к образованию относился серьезно. Вспомним хотя бы его работы по языкознанию. И поэтому на такой шаг без его ведома, конечно, никто бы не пошел, но его имя нигде не фигурировало.
На чем основывались сторонники раздельного обучения? Была война, а значит нужно было детей учить военному искусству, и давать мальчикам профильное образование по предметам близким к военным. А девочкам давать женские специальности. А, кроме того, реформаторы полагали, что так будет решена проблема недобрых половых контактов. Но об этом аспекте реформы прекратим сразу разговор: половые контакты стали куда как более недобрыми, чем были. Девочки учились отдельно, мальчики отдельно. И девочкам казалось, что мальчики сделаны из одного только мороженого, а мальчики думали, что девочки - из пирожного. В обычной школе толкали, за косички дергали, ругались, была обычная ребячья возня, в которой никогда не было никаких сексуальных отклонений, а вот при раздельном обучении они проявились ярко. И это была одна из причин, по которой погибло раздельное обучение. Но дело даже не в этом. Раздельное обучение продолжалось в стране 10 лет, и нанесло ущерб по тем на страшную по тем временам сумму - 30 миллиардов рублей. Это произошло из-за того, что в школах возникли малокомплектные классы - по 20-25 человек, и соответственно стоимость обучения резко выросла.
Если неймется тем, кто находится у высокой власти, и кому-то пришла в голову идея, то, по сути дела, можно проэкспериментировать с тем же раздельным обучением, но в одной области. Посмотреть три-пять лет, что из этого получится. Нет, когда в руках у человека вечевой колокол, он бьет в него так, чтобы было слышно на всю страну. В этом трагедия и Украины, и России, и всей системы народного образования. Оно определяется решением одного человека или небольшой группы людей, которые, не разобравшись в сути дела и не проведя глубокого эксперимента, начинают реформировать школу.
Итак, раздельное обучение было отброшено. На смену ему пришло производственное обучение. Старшее поколение его хорошо помнит. Один день в неделю дети ходили на заводы, за счет сокращения уроков, за счет укрупнения программы. Укладывали шестидневку в пятидневку, а один день отдавали заводу. Приходили, стояли у станков. Токарь работает, а они стружки отметают или болванки подносят. Походили неделю-другую и, я это хорошо помню, стали уходить целыми классами в кино на весь день. Потому что это производственное обучение ничему не учило. И, конечно, вершиной нелепости был наш химкомбинат, который был прикреплен к одной из школ, и, по идее, ученики должны были после окончания школы получать свидетельство о праве работать на химических предприятиях. Но они оканчивали школу в 17 лет, а на химическое производство можно брать только с 18 лет, и поэтому ученики где-то еще должны год отработать. Человек работает, пускают корни на новом предприятии, а до химии ему и дела нет. И страшная статистика: на химические производства не пришел ни один выпускник, который три года учился на химическом отделении производственного школьного обучения. Таких примеров превеликое множество.
Одним словом, и эта система была отброшена. Вместо нее появились школы-интернаты. Ну, уж тут давайте называть имена. Хрущев поехал в Англию и ему показали английские интернаты, ухоженные, богатые. Все интернаты на частном содержании. Конечно же, дети находятся в прекрасном состоянии. Ему показали такой педагогический всплеск, что он приехал сюда и своим волевым решением... Ведь опять-таки один человек. Но тут и подпевал было много. У нас же как: один скажет, а желающих на этом получить свой дивиденд всегда найдется сколько угодно. И по стране пошли интернаты.
Я обращаюсь к вам, мои коллеги, мои одногодки, которые работали в то время. По стране были открыты тысячи интернатов, они потребовали такое количество дополнительных денег, которое и представить себе невозможно. Интерната прикреплялись к заводам и так далее. И интернаты ничего не дали. Кроме того, уровень преступности в интернатах был очень высокий, уровень сексуальных извращений тоже. И сейчас интернаты кое-где остались, но остался, наверное, один из десяти. Идея сама по себе могла пустить корешок, но не так, как это было сделано по решению Хрущева. Я не хочу ругать Хрущева, у него было и много хорошего, но в данном случае он полез туда, куда ему ходить не следовало. Тем паче, что Хрущев учился в нашем институте, в нашем политтехе в Донецке. И я еще знаю сегодня преподавателей, которые его учили. Учился он плохо, очень плохо учился, он комсомольскую работу выполнял.
Александр Костинский: Вы приводите в своих книгах цифры, которые многих, вероятно, удивят: только 3,2% учеников из числа поступивших заканчивало гимназию до революции. А до конца 50-х годов среднее образование получало 12% от числа поступивших. Значит, чтобы обеспечить всеобщее среднее образование нужно что-то менять?
Виктор Шаталов: Абсолютно верно. Материалы, о которых вы сейчас говорите, я опубликовал в своей статье "В будущее из вчера" лет десять назад. Я привожу статистику, согласно которой в год рождения Ленина в 70-м году гимназии царской России закончили 2,8% от числа поступивших. Ленин здесь, конечно, не при чем, просто взят год его рождения.
Александр Костинский: Это статистика российского Министерства образования?
Виктор Шаталов: Официальная статистика. А к началу революции 17-го года процент поднялся до 3,2%. Почему большинство не заканчивало гимназию? Потому что был массовый отсев. Второгодников и третьегодников было много в каждом классе. И такой успеваемости было достаточно. Не нужно было много инженеров, врачей. Была Россия, которая брала специалистов из-за границы. И когда пришла советская власть откуда мы брали специалистов? Из-за границы.
Но зачем мы будем далеко ходить, я хотел бы, чтобы улыбнулись все, кто работал в школе в 60-е годы. Ведь на второй год в средних классах мы оставляли, я прекрасно помню, я работал тогда директором школы, от 8 до 15 человек. Шестой класс заканчивал учебный год и 8 человек не переходило в седьмой. Но если было 8 второгодников, то я как директор даже не ругал учителя, это считалось нормой. А когда было 15, тогда я предпринимал какие-то меры. В моей школе была 80% успеваемость.
Когда в 1917 году сменилась политическая формация, преобразования не коснулись образования. Банки, заводы, государственные учреждения претерпели резкие изменения, а в школе учителя, которые работали в 15-м, 16-м, 17-м, продолжали работать в 19-м, 20-м и 21-м, их никто не трогал. И поэтому они относились к школьному образованию и к результативности его точно так же, как относились за три года до революции.
Правда, была система ликбеза, а потом было введено обязательное начальное образование. Кстати, заметим такую деталь: до революции была теория, согласно которой не каждого ученика можно научить читать. Поэтому, когда встал вопрос о всеобщем начальном образовании, был крик: а кого, зачем, как?
Но мы решили проблему начального образования и хорошо решили. Тогда встала проблема всеобщего неполного среднего образования - семилетка. Давайте задумаемся, что такое семилетка в 30-е годы? Ученику, который учился в 7 классе в середине 30-х годов было 14-15 лет, значит он примерно 20-21 года рождения. А какого года рождения были его папа и мама? Они родились задолго до революции. И вот те папы и мамы, которые часто не имели никакого образования, увидели своих детей, которые получают среднее образование, пусть неполное среднее, пусть ПТУ. Но это был огромный шаг вперед.
Александр Костинский: То есть, это была модернизация, которую понимал каждый простой человек именно потому, что дети значительно превосходили родителей?
Виктор Шаталов: Родители не имеют никакого образования, а ребенок кончает 7 класс и идет в ПТУ. Вы даже не представляете себе, с какой гордостью ходили в бляхах, в шинелях дети, которые после 7 класса поступали в ПТУ.
Итак, проблема неполного среднего образования была решена. Но оканчивали школы только 12,5% учеников из числа. поступивших. Это уже 50-е годы.
Александр Костинский: Большинство заканчивало семилетку?
Виктор Шаталов: Почему семилетку? Они шли в ПТУ, они шли в техникумы. Они оставались на второй год и так далее, были разные категории. Если брать тех, которые после второгодничества все-таки заканчивали школу, то процент будет несколько выше. А второгодничество было повсеместным, ведь на второй год мы оставляли, повторяю, 8-15 человек. Если прибавить еще и второгодников, то 20-25% заканчивало среднюю школу, но не более того.
Но реформы-то продолжались в 60-е годы. Решением министерства были введены "продленки". Дети их называли "продлюгами", потому что в этих продленках работали самые неквалифицированные учителя. Давайте представим себе: у директора четыре учителя начальных классов, а класса только три. Кого он отправит в классы, и кого он отправит в продленку? Ответ однозначный - хороших учителей отправит учить детей, а того, который не вашим, не нашим, отправляет в продленку. Там работали пионервожатые, пенсионеры, случайные люди. И поэтому продленка была тягостным испытанием для детей, которая медленно, но верно себя изжила.
Реформы продолжились. Были созданы так называемые "классы выравнивания". Самых слабых детей собирали из нескольких классов и в один и работали с ними отдельно. Полагали, что нормальные классы пойдут вперед, им не будут мешать отстающие, а эти отстающие в тоже время подтянутся. За десятки лет официально - пусть Академия образования проверит - не удалось по стране выровнять ни одного ученика. А как его выровнять, если он попадает в эту группу слабых с ним работают в щадящем, ослабленном режиме. Ученик приходит через год в обычный класс, но он не только не догнал, он отставал еще больше, потому что дети в нормальном классе ушли вперед. И эта реформа рухнула.
А потом мы начали вводить 11-летку. Исподволь, сначала начали брать в школу шестилеток, но потом отказались. Потом все-таки ввели 11-летку, и, наконец, сегодня переходит к 12-летнему обучению.
Дорогие мои, зачем? Если в моей школе дети заканчивают среднюю школу с официальными экзаменами в 9 классе, или даже в 8. Экзамены за курс средней школы сдавали ученики 7 класса! Это все описано в моих книгах, тщательно описано. Поэтому читайте, берите. Правда, тиражи небольшие, потому что нет возможности до вас достучаться.
Владимир Губайловский: Но, тем не менее, вы в 50-е годы начали проводить собственную реформу образования в собственной школе в собственном классе. Вы ввели такое понятие, как "опорный сигнал", которое стало потом очень известным и о котором писал в свое время Симон Соловейчик в "Комсомольской правде".
Александр Костинский: Была потребность реформ, и вы сейчас подробно рассказали, что реформы были неудачными. Что надо было делать? Что вы делали?
Виктор Шаталов: Когда я стал работать директором школы, это было в 53 году, у меня были в школе приличные результаты. Меня любили дети, но все было на уровне учителя - матроса демобилизованного. Но когда я попытался эти свои методические приемы объяснить своим учителям в школе из этого ничего не получилось. Каждый учитель имеет свой менталитет, имеет свое мнение и поэтому научить учителя было невозможно. Передать себя я учителю не могу, потому что это накладывается на его личные человеческие качества. Поэтому надо была идея, которая была выражена в методике. А методика передается из рук в руки. И вот, уже начиная с 56 года, я крупица за крупицей исследовал каждый элемент моей собственной работы. Опорные конспекты - это было не главное. Гораздо важнее были система оценивания, система контроля, система объяснения. Опорные конспекты прогремели на всю страну без моей на то вины абсолютно нечаянно. Наши опорные конспекты в табеле о рангах того, что я сегодня несу, находятся на шестом месте, на самом последнем. Они существенны, значимы, но они не определяют результатов работы. Значительно выше стоит система инспекций, контроля, опроса, то есть то, что сейчас низвергнуто. Россия еще в это не погрузилась, но Украина уже захлебывается в 12-балльной системе оценок.
Я вам попытаюсь объяснить, что такое 12-балльная система. Мне в России подарили брошюру два автора, авторов я не помню, не так важно. Они дали полный анализ каждого балла по каждому предмету. Химия - 1 балл, 2 балла, на каждый бал 10 позиций, очень подробно за что ставится 7, за что ставится 8, 9 и так далее. По химии 10 баллов умножаем на 10 позиций по каждому баллу, получается сто позиций по химии. А теперь физика, русская литература, получается где-то около полутора тысяч позиций по всем предметам. Можно ли учителям всем охватить это? Это слишком серьезно. Химик еще может одолеть свою систему оценок, литератор может одолеть свою, но завуч? Ему ходить на уроки, ему проверять качество работы учителя. Он обязан знать все позиции по всем предметам. Охватить 1500 нюансов, по которым ставится 1,2,7, 8 или 9 он не в состоянии и директор не в состоянии. Но завуч, директор - ладно, пройдут годы. Научатся. А дети? Дети должны тоже знать, за что им поставили 7 или 8 или 9. Это же катастрофа. И поэтому ребенку плевать, за что ему ставят. Все это привело к тому, что многобалльная система деградировала в понятии детей. Родители не понимают, за что ставят ту или иную оценку, дети не понимают. И поэтому дети махнули на все рукой, ставят им 3 балла - и хорошо, а ведь 3 балла - это бывшая двойка или даже единица. По старому представлению тройка и есть тройка, а по новому это настоящий кол. И поэтому, когда берешь журнал и видишь там 3, 4, 5, 6, а ведь 12 баллов запрещают ставить, только тем, кто выигрывает олимпиады, тем, кто выдвигает оригинальные идеи. Одним словом, я обращаюсь к россиянам, к России - не трогайте 12-балльную систему, работайте по пятибалльной. Она не подарок, она не лучшая, но она несопоставимо более честная, чем то, что предлагает 12-балльная.
А 12-летняя система образования? Повторяю, я сказал совершенно уверенно - детей можно учить не более 9 лет. Это доказано. У меня сдавали курс 9 класса семилетние дети. Мы абсолютно не знаем, что такое наши дети. Я обращаюсь к министру просвещения России: почему до сих пор не вышел со мной на связь? Я к нему не пойду. Прийти сказать: "здрасте, вы меня знаете?" Простите, это не мое дело.
Владимир Губайловский: Вы сказали, что в вашей системе реформ, в системе обучения было шесть важнейших ступеней. Сейчас вы назвали пока только первую. Пожалуйста, перечислите все шесть.
Виктор Шаталов: Значительно выше опорных конспектов стоит система контроля, система инспекций, но еще на порядок выше стоит спортивная работа. Во-первых, мы в моей школе учимся пять дней в неделю, а в четверг у нас второй выходной день. Во-вторых, у нас физкультура каждый день. Пусть узнает об этом министр просвещения, пусть узнает государственная система власти.
Я обратился к Путину с письмом, а мне ответил какой-то, извините, деятель о том, что они приняли к сведению. Кто принял к сведению? Я ведь не к тебе обращался, я обратился к Владимиру Владимировичу.
Речь идет о колоссальной работе, которую нужно зачинать где-то в самых высоких сферах. Те, кто чуть ниже, они будут идти только по следу, а сами по себе ничего не решат. Поэтому я очень надеюсь на встречу с министром просвещения Российской Федерации. Новый министр, кажется, математик, я надеюсь, мы найдем общий язык.
На ступеньку выше опорных конспектов стоит и решение задач. Конспекты - это чистая теория, это уверенное владение теоретическим материалом, а закреплять этот материал нужно задачами. И только задачами и упражнениями можно подтвердить теорию. Вы понимаете, что это выше, чем конспекты. И, наконец, еще важнее: можно научить теории, можно научить решать задачи, но трагедия современной школы в том, что в ней нет разумно продуманной системы повторения. Я хочу спросить тех, кто сейчас слушает нас, что вы помните о химии, которой вас учили школе? Кто сумел выучить в школе иностранный язык? А ведь обучению отдано по 7-8 лет. Спросите любого прохожего, он ни английского, ни немецкого, ни французского не знает. Почему? Потому что повторение было заброшено.
Давайте просто рассуждать: ребенок в полтора года - молчун, "папа, мама, баба" - он знает несколько слов. А в два с половиной года - это болтун, с ним можно свободно побеседовать. Стало быть, ребенок за один год изучил иностранный язык. Потому что этот язык для него иностранный. Если бы он родился в Китае, он бы говорил по-китайски, родился в Аргентине - говорил бы по-испански и так далее. Значит за один год ребенок изучает иностранный язык. А мы десятками лет трудимся. Почему? Потому что нет системы повторения. Нужно погружение в языковую среду, и только тогда решается проблема. Не интернатами, не специальными курсами.
Итак, выше стоит абсолютно новая система повторения. Повторение при котором - я здесь отвечаю за каждое слово - ребенок ни по одному предмету ничего не забывает.
Александр Костинский: Виктор Федорович, вы считаете, что нужно учить всех детей, и всех можно выучить? Это главный тезис вашей системы преподавания?
Виктор Шаталов: То что учить нужно, это не я так считаю, так считает вся страна и каждая семья и каждый ребенок. А относительно того, что можно научить - да, я так считаю.
Александр Костинский: То есть каждого можно сделать отличником?
Виктор Шаталов: Это зависит уже от того, как мы будем градировать оценки. Что такое "пятерка"? Какой уровень знаний нужно показать на пятерку? Но скажу одно, что мою школу все дети заканчивали на пять, и все как один поступали в институты, у нас иной оценки не было кроме пятерки. Мы просто показывали, что наша пятерка выше любой пятерки в других средних школе. Сопоставительные экзамены и контрольные проводились по всему городу. Повторяю, нужно изменить отношение к оценке и градировать знания учеников не по уровню той пятерки, которая сегодня, а по тому уровню, который нужно еще создать.
Владимир Губайловский: Виктор Федорович, как вы считаете, реализуемы ли ваши методы в любой школе любым учителем? Ведь преподавание - это искусство, а искусство требует таланта.
Виктор Шаталов: Прежде всего, есть канон, которого может достигнуть каждый учитель. А за его пределами уже уровень мастер-класса. Таких учителей, может быть, немного, они должны быть народными учителями, они должны быть ультра-специалистами. Но речь не об этом. Дело в том, что современный пединститут дает очень слабую подготовку - это общеизвестно. И поэтому пройти наши курсы можно только на семинарах. Мы очень быстро это делаем. Чтобы получить полное представление о нашей работе, нужно всего шесть дней. Причем, шесть дней это работаю я. Вы говорите - тысячи, ну, у меня, пожалуй, учились тысячи учителей. А по поводу учителей, которых учили, мои последователи, вы ошибаетесь, их были сотни тысяч, и они все получали великолепные результаты.
Александр Костинский: Если были такие великолепные результаты, почему ваши методы не распространилось на всю страну?
Виктор Шаталов: 1991 год. У меня была лаборатория в Донецке, которая шла на подъем, давала великолепные результаты. Но мы финансировались от Академии педнаук России. А когда пришло разделение на белорусов, украинцев, казахов и так далее, наша лаборатория оказалась не у дел. Мы ее не закрывали, она просто перестала существовать. Финансирования не было, мои последователи оказались не у дел, кто уехал за рубеж, кто ушел в сферу производства. Ждали в течение двух-трех лет, что, может быть, все восстановится. Но ожидание оказалось бесплодным, а годы шли, и люди уходили. А чтобы вернуться к тому, что было, для этого нужно иметь мужество и министру просвещения Украины, и министру просвещения России, и тем, кто стоит сегодня у власти.
