Автор программы Александр Генис
Александр Генис: Премьера четырехчасового телефильма "Гитлер: рождение зла" на американском телевидении обещала быть центральным событием года уже потому, что задолго до начала работы над этим мини-сериалом в прессе разразилась буря. Возмущение вызвал сам замысел - показать только первую половину гитлеровской биографии. Сценарий писался по первому тому биографии Гитлера, принадлежащей перу крупного историка Иена Кэршоу. В ней дело доходило только до 36-го года. Это значит, что зритель увидит возвышение тирана, но не его падение. Такой сюжет встревожил критиков, испугавшихся, что аудитория, особенно молодая, для которой Вторая мировая война - ветхая история, поймет все неправильно, увидев в Гитлере героическую фигуру, вроде Наполеона.
Еще больше опасений вызвало заявленное авторами картины намерение подробно показать детство и юность Гитлера. Противники проекта, включая такого влиятельного, как Визенталь, говорили, что, включив в повествование ранние годы Гитлера со всеми его психологическими травмами, картина невольно придаст монстру человеческие черты. Не зря же говорится, понять - значит простить.
Прислушавшись к критикам, авторы фильма круто изменили замысел. Они свели детство Гитлера к нескольким кадрам, из которых явствует, что у него был жестокий отец и слишком снисходительная мать. Все остальное - иллюстрированный учебник политической истории Германии.
При этом следует признать, что постановка получилась добротная, информационно насыщенная и уже потому бесспорно полезная. Снятая в Праге и Мюнхене картина вполне адекватно передает материю времени, а значит и его дух. Питер О.Тул прекрасно играет Гинденбурга, этакий монументальный, как пирамида, осколок предыдущей эпохи. Хорош в роли Гитлера и английский актер Роберт Карлайл. Стремясь психологически углубить роль, он придал своему персонажу несколько непривычных черт - мучительную неуверенность в себе, преодолеваемую свирепой наглостью, неожиданную растерянность, неуклюжесть, доходящую до комизма. Так, Гитлер Карлайла кажется нам просто смешным, когда он произносит патетический монолог, не замечая крошек печенья, застрявших в усах. Гротескно нелепым выглядит Гитлер в коротких баварских штанах, из-под которых торчат голые колени, которых он, кстати сказать, всегда стеснялся. Этим, однако, и ограничиваются собственно художественные находки фильма. В целом, он не оправдал ни претензий авторов, ни страхов критиков. Рядовая работа, которая ничем не выделяется из тех 170 игровых и документальных картин о Гитлере, что вышли на экраны в последние 15 лет.
Самое интересное в фильме, пожалуй, то, что он продолжил собой кинематографический марафон, которому не видно конца. Американские продюсеры знают, что появление на телевизионном экране любого фильма о Гитлере автоматически поднимает рейтинг передач на 15-20 процентов. Интерес к этой чудовищной фигуре, собственно, никогда не снижался, но в последнее время, конечно же, в связи с Иркаом и Хуссейном, он стал просто истерическим.
Сегодняшнюю передачу, поводом к которой послужила премьера телефильма "Гитлер: рождение зла", мы посвятим попытке разобраться в истоках такого пристального внимания современной культуры к нацистскому режиму и его основателю.
Нашу беседу начнет Борис Михайлович Парамонов, которого я попросил высказаться не только о фильме, но и о тех сложных психологических проблемах личности Гитлера, с которыми сталкивается каждый его биограф.
Борис Парамонов: Фильм мне определенно не понравился - стандартная голливудская работа, хотя чувствуются фрагменты раннего варианта, когда был задуман психологический портрет Гитлера, вне вопроса о его последующих преступлениях против человечества. Должен, однако, сказать, что и этот первый вариант, вызвавший горячее обсуждение и резкое осуждение еще до того, как начали делать фильм, - он тоже не показался мне стоящим работы. Идея была - показать, как Гитлер дошел до жизни такой, какие психологические катастрофы определили его характер и его судьбу. Предполагалось подробно описать его детство и жестокого папашу, то есть намечалась работа в модном нынче жанре: раз, мол, у ребенка было несчастное детство, то он и вырастет монстром. Между тем разговоры о жестоком отце Гитлера - миф, разоблаченный Эрихом Фроммом в книге "Анатомия человеческой деструктивности". Проблема Гитлера, по Фромму, была совсем иной: он усмотрел в нем холодный нарциссический характер, возникающий из того явления, которое Фромм определил как негативная инцестуозная связь с матерью. В таком психологическом складе мать воспринимается не как жизнедавица, а скорее как могила, земля, в которую всё уйдет. Так порождается некрофильский характер. Гитлер, по Фромму, - типичный некрофил.
Чувствую необходимость дать соответствующую цитату из Фромма:
Диктор: Я говорю о детях, которые не проявляют никакой эмоциональной привязанности к матери, которые не могут и не стремятся вырваться из оболочки своей самодостаточности. Самую крайнюю форму такой самодостаточности мы встречаем у детей с синдромом аутизма.
Борис Парамонов: Такие дети не могут расколоть скорлупу нарциссизма. Мать никогда не становится для них объектом любви; и вообще у них не формируется эмоциональное отношение к кому бы то ни было. Возникает вопрос: а как проявляется инцестуозная фиксированность на матери у таких детей, близких к аутизму?
Диктор: У таких детей никогда не развивается чувство любви к матери (ни нежное, ни эротическое, ни сексуальное). Они просто никогда не чувствуют тяготения к ней. То же самое имеет место в более поздний период: они не ищут для влюбленности женщин, напоминающих мать. Для них мать - только символ, скорее фантом, чем реальная личность. Она представляет собой символ Земли, родины, крови, расы, нации, истока, корня, первопричины: (ургрунд!) Но одновременно мать - это символ хаоса и смерти; она несет не жизнь, а смерть, ее объятия смертельны, ее лоно - могила. Тяга к такой Матери-смерти не может быть влечением любви. Здесь вообще не подходит обычное психологическое толкование влечения как чего-то прекрасного, приятного и теплого. Здесь речь идет о каком-то магнетизме, о мощном притяжении демонического характера. Тот, кто привязан к матери злокачественными инцестуозными узами, остается нарциссом, холодным и равнодушным: он тянется к ней так же, как к магниту металл: она влечет его, как море, в котором можно утонуть, как земля, в которой он мечтает быть похороненным. А причиной такого мрачного поворота мыслей, скорее всего, является состояние неумолимого и невыносимого одиночества, вызванного нарциссизмом: раз уж для нарцисса не существует теплых, радостных отношений с матерью, то по крайней мере одна возможность к сближению с ней, один путь ему не заказан - это путь к единению в смерти.
Борис Парамонов: Это, конечно, много убедительней разговоров в жанре модной поп-психологии, которая норовит всякого гада объявить жертвой садистических родителей. И вообще, в таких грандиозных случаях следует помнить слова основателя психоанализа: когда сознание потрясено, бессознательное замолкает. Гитлер внес в жизнь человечества такие потрясения, на фоне которых говорить о его отягощенном бессознательном нетактично.
Кстати сказать, в России был один знаменитый революционер, не доживший, к счастью, до 17-го года, - человек, обладавший сходными с Гитлером психологическими чертами. Это Михаил Бакунин - человек, ненавидевший свою мать. Но вот ведь разница между русскими и немцами: Бакунин был человек скорее добродушный и уж во всяком случае простоватый. Представьте себе Обломова революционером - и вы получите портрет Бакунина. Напишите Китай - вот и выйдет Испания, как говорил гоголевский Поприщин. Да уж, кстати, и о Гоголе: он тоже был таким же психологическим типом, как Гитлер и Бакунин. Недаром его так мистически испугался Розанов.
Но тут наш разговор должен неизбежно принять иной поворот: как ни крути, но уж Гоголь никак не похож на Гитлера. А если и похож в каких-то темных глубинах, то жизненно сказался он совсем в иных формах. Гоголь - гениальный художник. И вот тут возникает вопрос о художнике Гитлере.
Приведу цитату из книги Иоахима Феста о Гитлере - лучшее, что мне удалось прочесть по этой теме:
Диктор: В 1906 году Герман Гессе в романе "Под колесами" красочно описал неурядицы тогдашней молодёжи и предсказал ей мрачное будущее. Это делали и другие писатели того времени - среди них Руберт Музиль и Франк Ведекинд. Их героев, чем бы они ни занимались, объединяло страстное противостояние буржуазному миру и буквально яростная приверженность к искусству. Они презирали дело своих отцов, не испытывая к ценностям предшествующих поколений ничего, кроме презрения. Наоборот, артистическое существоввание воспринималось как благородное именно потому, что оно было социально бесплодным. Все, кто выступал за порядок, долг, выдержку, клеймились как "буржуа". Буржуазная ментальность, по мнению этой молодежи, обеспечивает жизненный успех, но она нетерпима к любой форме экстравагантности. С другой стороны, рост и обогащение подлинной культуры, высокий духовный взлет могут быть достигнуты только в одиночестве, в экстремальных ситуациях человеческой и социальной отчужденности. Художнику, гению, сложной личности вообще нет места в буржуазном мире. Его настоящее место - на окраинах общества, там, где размещаются вместе и одновременно морг для самоубийц и пантеон бессмертных. И хотя Гитлер жил в убогих меблированных комнатах, хотя его представление о себе как о художнике было до смешного преувеличенным, хотя никто не признавал за ним таланта, хотя его реальная жизнь в молодежном общежитии была отмечена печатью паразитизма и антисоциальности, не брезгающих и мелким жульничеством для целей выживания, - всё это исподволь, подспудно работало на концепцию гения, каким он тогда понимался.
Борис Парамонов: Эту тему, казалось бы, можно было вынести за скобки: какой уж там художник из Гитлера, коли он не смог выдержать экзамен в Венскую академию. Но не зря великий Томас Манн поднимает этот вопрос в эссе "Братец Гитлер" - 38-го года сочинение. Художник может существовать не только как творец, демонстрирующий соответствующие достижения, но и как психологический тип художника - вне его необходимого таланта. И такой тип существует. Именно Гитлер был таким типом. Томас Манн говорит, что ненависть и любовь - сильные чувства, и в ненависти к Гитлеру он не может себе отказать, но гораздо значительнее их синтез: интерес, вызываемый пониманием. И Томас Манн готов увидеть в Гитлере - себя, свой автопортрет, свое - конечно, кривое - зеркало. Не себя персонально, а свой тип - артиста, художника. Это ведь черта художественной психологии: не интересоваться окружающим, уходить в мир грез, проще говоря - ничего не делать, ожидая, когда произойдет нечто, утвердящее тебя в твоей априорно высокой самооценке. "Нельзя не удержаться при виде этого феномена от какого-то противного восхищения", - пишет Томас Манн.
Диктор: Спрашивается, достаточно ли еще сильны суеверные представления, окутывавшие вообще-то понятие "гений", чтобы помешать назвать нашего друга гением? Почему нет, если это ему доставляет удовольствие. Духовный человек почти так же жаждет истин, которые причиняют ему боль, как дураки - истин, которые им льстят (:) Но солидарность, узнавание собственных черт - в этом выражается презрение к себе искусства, которое в конечном счете всё же не хочет, чтобы его ловили на слове (:) Искусство - это, конечно, не только свет и дух, но оно и не только темное варево и слепое детище теллурической преисподней... Отчетливее и счастливее, чем до сих пор, артистизм увидит и явит себя в будущем как светлое волшебство - как окрыленное, гермесовское, лунное посредничество между духом и жизнью. Но посредничество и само - дух.
Борис Парамонов: Мне думается, что размышление над феноменом Гитлера способствовало духовной эволюции Томаса Манна - движению его на демократический Запад. По природе своей он не был демократом: был он культурным консерватором, поздним воплощением высоко духовной бюргерской, как он любил это называть, культуры. И вот в Гитлере он увидел истерический срыв этой высокой культуры - срыв в бездны художества. Потому что в художественно ориентированном сознании, как это понял и подробно позднее объяснял Томас Манн, нет элемента политического, способности и желания мириться с жизнью в ее простейших проявлениях. Конечно, подобные мысли посещали Томаса Манна и до Гитлера: например, в новелле "Смерть в Венеции" 1912 года. Но то, что до поры до времени оставалось высокой игрой, стало практикой самого настоящего ниспадения в бездну.
Поэтому, итожа впечатления от американского телефильма, я прихожу к благодарному выводу: так и нужно поступать с Гитлером. Не следует усложнять и воздымать эту проблему. Лучше такое сомнительное искусство, как Голливуд, не любящий сильно задумываться над серьезными материями и всем жанрам предпочитающий мюзикл, чем сомнительное искусство Адольфа Гитлера - постановщика всемирно-исторических трагедий.
Александр Гениc: Новый фильм о Гитлере меня тоже не удовлетворил, но совсем по другим причинам. Авторы его обошлись с экстраординарным материалом обычными средствами. В сущности, что представляет собой показанная нам биография молодого Гитлера? Все тот же любимый сюжет американского экрана - Золушку. Спору нет, из гадкого утенка, если уж путать сказки, вырос не лебедь, а дракон, но фабула остается той же. Забитый ребенок, богемный оборванец, настрадавшийся на фронте солдат, незадачливый политик, оказавшийся в тюрьме, в конце концов становится принцем, точнее - канцлером. Эта картина, как мириад других, завершается апофеозом неудачника. И только титры в постскриптуме напоминают зрителю, чем все кончилось на самом деле.
Впрочем, судьба рейха после прихода Гитлера к власти и не интересовала авторов. Питер Зуссман, продюсер всего проекта, потому и взялся за него, что 90 процентов всех фильмов о фашизме показывают войну, концлагеря, геноцид. Зуссман же хотел показать не что произошло, а почему. Беда в том, что именно этого в фильме нет вовсе. Не только в этом, конечно.
Массовое искусство склонно демонизировать Гитлера (даже тогда, когда его высмеивает). Между тем, так ли уж нам важно понять его личность, разобраться в его комплексах, выяснить подноготную злодея? Вряд ли. Сам по себе Гитлер, решусь сказать, скучная фигура. Уж точно не Гамлет. По-моему, всем, кого завораживает мрачная харизма тирана, следует прочесть "Застольные беседы Гитлера". Это умопомрачительно тоскливое чтение, полное глупейших высказываний. Там Гитлер, например, решает учить украинских крестьян читать, но не писать - тогда они смогут разбирать немецкие декреты, но не станут умничать сами. В другой раз он рассуждает о том, что славян следует раз в год возить в Берлин, чтобы их потрясала германская архитектура.
Сокуров, кстати сказать, как раз по стенограммам этого бреда снял своего "Молоха". Ему удалось найти верный контраст между карикатурной мелочностью обихода с величием претензий. Непомерный размах имперских интерьеров создают верный масштаб. В таких декорациях зритель смотрит на Гитлера будто в перевернутый бинокль. Герой "Молоха" жалок, как каждый человек, замахнувшийся на переустройство мироздания, забыв при этом о собственной ничтожности. Эта же тема, в сущности, разрабатывается и в "Тельца", повторяющем ту же притчу, но уже о Ленине. Однако и сокуровская картина (на мой взгляд - его лучшая работа) не отвечает на главный вопрос. Все мы уже знаем, кем был Гитлер, но где художник, сумевший нам внятно, с исчерпывающей полнотой объяснить, как он пришел к власти? Кем были люди, которые ему ее дали? Кто и почему за него голосовал, сражался и умирал? (Точно также, замечу в скобках, меня совершенно не интересует личность Жириновского, но мне кажется безумно важным понять тех, кто отдал за него голоса на выборах).
Обвал немецкой истории в фашизм по-прежнему остается актуальной проблемой всей западной цивилизации, просто потому что Германия, в определенном смысле, была ее квинтэссенцией. Гитлер пришел к власти не в Камбодже или на Кубе, а в духовном центре Европы. То-то Марк Твен учил своих детей немецкому, считая его языком будущего. Даже разрушенная Первой мировой войной Германия была могучей интеллектуальной державой. Эта была страна с лучшей в мире системой среднего образования, страна, где профессора философии считались духовной аристократией, страна, где "Будденброки" выдержали сто изданий, где труднейший "Закат Европы" Шпенглера стал сенсационным бестселлером. Здесь снималось чуть ли не лучшее в мире кино и ставились самые интересные спектакли. Между двумя войнами Берлин был художественной столицей Европы, а немецкая литература и философия достигли своего апогея. Эту - другую - Германию нам не показывают в фильмах о фашизме, но именно в таком духовном пейзаже происходило возвышение Гитлера. Он пришел к власти не оттого, что мир вокруг него одичал. Скорее, перезревшая, истончившаяся культура сама отдала ему власть, разуверившись в своей способности ею распорядиться. Немецкие интеллектуалы веймарской республики, - пишет в своей замечательной биографии Хайдеггера Рюдигер Сафрански, - презирали все, что относится к демократии:
Диктор: Партийную систему, многообразие мнений и стилей жизни, релятивизацию "истин", непрерывно соперничающих друг с другом, усередненность и "негероическую нормальность".
Александр Генис: Такая брезгливая неприязнь к демократии, замечу опять в скобках, живо напомнает мне все того же Жириновского. В 93-м, когда он добился своего наибольшего успеха, я был в Москве, где спрашивал всех своих знакомых, за кого они голосовали. Выяснилось, что ни за кого - все кандидаты внушали им отвращение, к тому же, в день выборов шел дождь...
Анализируя феномен фашизма, Ханна Ардент заключила, что "послевоенная элита желала разрушить себя, растворившись в массе". Но ведь как-то надо понять и эту массу. Нельзя отделаться от миллионов нацистов, изобразив их, как это обычно делает наше кино, отупевшими от пива головорезами.
Еще задолго до войны американцы предприняли попытку по-настоящему, изнутри понять сторонников Гитлера. В июне 1934-го года социолог Колумбийского университета Теодор Абель приехал в Германию, где под эгидой нацистов провел конкурс на лучшую автобиографию участников гитлеровского движения. Абель хотел заглянуть в душу убежденных фашистов, поэтому он отсек тех карьеристов, которые записались в нацистскую партию после 33-го года. Исповеди 683 фашистов были собраны в книгу "Почему Гитлер пришел к власти". В 38-м она вышла в США и стала настольным пособием для психологов американской разведки во время войны. Вот, что пишет тщательно исследовавший эти документы историк фашизма Родс:
Диктор: В большинстве своем, авторы - люди "потерянного поколения". Все они пережили кризис идентичности, лишившей их цели в жизни. Свое обращение в фашизм они бессознательно описывали как религиозное откровение. Гитлер избавил их от бесцельности, дал им веру в святое дело и силу для самоорганизации. Секрет его успеха в том, что он сумел сфокусировать духовную, религиозную энергию людей, не находивших ей выхода. Он сделал то, что со времен научной революции и Просвещения напрочь забыл секуляризованный Запад. Гитлер срастил политику с религией.
Александр Генис: Сегодня, в эпоху исламского фашизма такая трактовка германской трагедии звучит пугающе актуальной. Именно поэтому она дает Западу шанс чему-то научиться на собственном примере.
Дело ведь еще в том, что, увлекшись мрачной психологией гитлеровской личности, наша культура оправдывает свою фиксацию на этой теме надеждой распознать нового Гитлера еще до того, как он им станет. Только вряд ли это удастся. Секрет гитлеровского успеха принадлежит не ему, а нам, но даже такой знаток вопроса, как автор самого проницательного исследования об этой эпохе, нобелевский лауреат Элиас Канетти считал, что мы еще не обрели нужного инструмента:
Диктор: Тайна фашизма вынуждает нас исследовать всеми способами то внезапное обострение истории, каким можно считать появление Гитлера. Нельзя с негодованием и презрением от этого отвернуться. Но и довольствоваться обычными средствами исторического исследования тоже нельзя. Где тот историк, который сумел бы прогнозировать Гитлера? Даже если бы истории удалось (...) удалить из своего кровообращения преклонение перед властью, то она в лучшем случае оказалась бы способна предостеречь от нового Гитлера. Но поскольку он появился бы в каком-нибудь другом месте, то и выглядел бы по-другому, и предостережение оказалось бы напрасным.
Александр Генис: Премьера четырехчасового телефильма "Гитлер: рождение зла" на американском телевидении обещала быть центральным событием года уже потому, что задолго до начала работы над этим мини-сериалом в прессе разразилась буря. Возмущение вызвал сам замысел - показать только первую половину гитлеровской биографии. Сценарий писался по первому тому биографии Гитлера, принадлежащей перу крупного историка Иена Кэршоу. В ней дело доходило только до 36-го года. Это значит, что зритель увидит возвышение тирана, но не его падение. Такой сюжет встревожил критиков, испугавшихся, что аудитория, особенно молодая, для которой Вторая мировая война - ветхая история, поймет все неправильно, увидев в Гитлере героическую фигуру, вроде Наполеона.
Еще больше опасений вызвало заявленное авторами картины намерение подробно показать детство и юность Гитлера. Противники проекта, включая такого влиятельного, как Визенталь, говорили, что, включив в повествование ранние годы Гитлера со всеми его психологическими травмами, картина невольно придаст монстру человеческие черты. Не зря же говорится, понять - значит простить.
Прислушавшись к критикам, авторы фильма круто изменили замысел. Они свели детство Гитлера к нескольким кадрам, из которых явствует, что у него был жестокий отец и слишком снисходительная мать. Все остальное - иллюстрированный учебник политической истории Германии.
При этом следует признать, что постановка получилась добротная, информационно насыщенная и уже потому бесспорно полезная. Снятая в Праге и Мюнхене картина вполне адекватно передает материю времени, а значит и его дух. Питер О.Тул прекрасно играет Гинденбурга, этакий монументальный, как пирамида, осколок предыдущей эпохи. Хорош в роли Гитлера и английский актер Роберт Карлайл. Стремясь психологически углубить роль, он придал своему персонажу несколько непривычных черт - мучительную неуверенность в себе, преодолеваемую свирепой наглостью, неожиданную растерянность, неуклюжесть, доходящую до комизма. Так, Гитлер Карлайла кажется нам просто смешным, когда он произносит патетический монолог, не замечая крошек печенья, застрявших в усах. Гротескно нелепым выглядит Гитлер в коротких баварских штанах, из-под которых торчат голые колени, которых он, кстати сказать, всегда стеснялся. Этим, однако, и ограничиваются собственно художественные находки фильма. В целом, он не оправдал ни претензий авторов, ни страхов критиков. Рядовая работа, которая ничем не выделяется из тех 170 игровых и документальных картин о Гитлере, что вышли на экраны в последние 15 лет.
Самое интересное в фильме, пожалуй, то, что он продолжил собой кинематографический марафон, которому не видно конца. Американские продюсеры знают, что появление на телевизионном экране любого фильма о Гитлере автоматически поднимает рейтинг передач на 15-20 процентов. Интерес к этой чудовищной фигуре, собственно, никогда не снижался, но в последнее время, конечно же, в связи с Иркаом и Хуссейном, он стал просто истерическим.
Сегодняшнюю передачу, поводом к которой послужила премьера телефильма "Гитлер: рождение зла", мы посвятим попытке разобраться в истоках такого пристального внимания современной культуры к нацистскому режиму и его основателю.
Нашу беседу начнет Борис Михайлович Парамонов, которого я попросил высказаться не только о фильме, но и о тех сложных психологических проблемах личности Гитлера, с которыми сталкивается каждый его биограф.
Борис Парамонов: Фильм мне определенно не понравился - стандартная голливудская работа, хотя чувствуются фрагменты раннего варианта, когда был задуман психологический портрет Гитлера, вне вопроса о его последующих преступлениях против человечества. Должен, однако, сказать, что и этот первый вариант, вызвавший горячее обсуждение и резкое осуждение еще до того, как начали делать фильм, - он тоже не показался мне стоящим работы. Идея была - показать, как Гитлер дошел до жизни такой, какие психологические катастрофы определили его характер и его судьбу. Предполагалось подробно описать его детство и жестокого папашу, то есть намечалась работа в модном нынче жанре: раз, мол, у ребенка было несчастное детство, то он и вырастет монстром. Между тем разговоры о жестоком отце Гитлера - миф, разоблаченный Эрихом Фроммом в книге "Анатомия человеческой деструктивности". Проблема Гитлера, по Фромму, была совсем иной: он усмотрел в нем холодный нарциссический характер, возникающий из того явления, которое Фромм определил как негативная инцестуозная связь с матерью. В таком психологическом складе мать воспринимается не как жизнедавица, а скорее как могила, земля, в которую всё уйдет. Так порождается некрофильский характер. Гитлер, по Фромму, - типичный некрофил.
Чувствую необходимость дать соответствующую цитату из Фромма:
Диктор: Я говорю о детях, которые не проявляют никакой эмоциональной привязанности к матери, которые не могут и не стремятся вырваться из оболочки своей самодостаточности. Самую крайнюю форму такой самодостаточности мы встречаем у детей с синдромом аутизма.
Борис Парамонов: Такие дети не могут расколоть скорлупу нарциссизма. Мать никогда не становится для них объектом любви; и вообще у них не формируется эмоциональное отношение к кому бы то ни было. Возникает вопрос: а как проявляется инцестуозная фиксированность на матери у таких детей, близких к аутизму?
Диктор: У таких детей никогда не развивается чувство любви к матери (ни нежное, ни эротическое, ни сексуальное). Они просто никогда не чувствуют тяготения к ней. То же самое имеет место в более поздний период: они не ищут для влюбленности женщин, напоминающих мать. Для них мать - только символ, скорее фантом, чем реальная личность. Она представляет собой символ Земли, родины, крови, расы, нации, истока, корня, первопричины: (ургрунд!) Но одновременно мать - это символ хаоса и смерти; она несет не жизнь, а смерть, ее объятия смертельны, ее лоно - могила. Тяга к такой Матери-смерти не может быть влечением любви. Здесь вообще не подходит обычное психологическое толкование влечения как чего-то прекрасного, приятного и теплого. Здесь речь идет о каком-то магнетизме, о мощном притяжении демонического характера. Тот, кто привязан к матери злокачественными инцестуозными узами, остается нарциссом, холодным и равнодушным: он тянется к ней так же, как к магниту металл: она влечет его, как море, в котором можно утонуть, как земля, в которой он мечтает быть похороненным. А причиной такого мрачного поворота мыслей, скорее всего, является состояние неумолимого и невыносимого одиночества, вызванного нарциссизмом: раз уж для нарцисса не существует теплых, радостных отношений с матерью, то по крайней мере одна возможность к сближению с ней, один путь ему не заказан - это путь к единению в смерти.
Борис Парамонов: Это, конечно, много убедительней разговоров в жанре модной поп-психологии, которая норовит всякого гада объявить жертвой садистических родителей. И вообще, в таких грандиозных случаях следует помнить слова основателя психоанализа: когда сознание потрясено, бессознательное замолкает. Гитлер внес в жизнь человечества такие потрясения, на фоне которых говорить о его отягощенном бессознательном нетактично.
Кстати сказать, в России был один знаменитый революционер, не доживший, к счастью, до 17-го года, - человек, обладавший сходными с Гитлером психологическими чертами. Это Михаил Бакунин - человек, ненавидевший свою мать. Но вот ведь разница между русскими и немцами: Бакунин был человек скорее добродушный и уж во всяком случае простоватый. Представьте себе Обломова революционером - и вы получите портрет Бакунина. Напишите Китай - вот и выйдет Испания, как говорил гоголевский Поприщин. Да уж, кстати, и о Гоголе: он тоже был таким же психологическим типом, как Гитлер и Бакунин. Недаром его так мистически испугался Розанов.
Но тут наш разговор должен неизбежно принять иной поворот: как ни крути, но уж Гоголь никак не похож на Гитлера. А если и похож в каких-то темных глубинах, то жизненно сказался он совсем в иных формах. Гоголь - гениальный художник. И вот тут возникает вопрос о художнике Гитлере.
Приведу цитату из книги Иоахима Феста о Гитлере - лучшее, что мне удалось прочесть по этой теме:
Диктор: В 1906 году Герман Гессе в романе "Под колесами" красочно описал неурядицы тогдашней молодёжи и предсказал ей мрачное будущее. Это делали и другие писатели того времени - среди них Руберт Музиль и Франк Ведекинд. Их героев, чем бы они ни занимались, объединяло страстное противостояние буржуазному миру и буквально яростная приверженность к искусству. Они презирали дело своих отцов, не испытывая к ценностям предшествующих поколений ничего, кроме презрения. Наоборот, артистическое существоввание воспринималось как благородное именно потому, что оно было социально бесплодным. Все, кто выступал за порядок, долг, выдержку, клеймились как "буржуа". Буржуазная ментальность, по мнению этой молодежи, обеспечивает жизненный успех, но она нетерпима к любой форме экстравагантности. С другой стороны, рост и обогащение подлинной культуры, высокий духовный взлет могут быть достигнуты только в одиночестве, в экстремальных ситуациях человеческой и социальной отчужденности. Художнику, гению, сложной личности вообще нет места в буржуазном мире. Его настоящее место - на окраинах общества, там, где размещаются вместе и одновременно морг для самоубийц и пантеон бессмертных. И хотя Гитлер жил в убогих меблированных комнатах, хотя его представление о себе как о художнике было до смешного преувеличенным, хотя никто не признавал за ним таланта, хотя его реальная жизнь в молодежном общежитии была отмечена печатью паразитизма и антисоциальности, не брезгающих и мелким жульничеством для целей выживания, - всё это исподволь, подспудно работало на концепцию гения, каким он тогда понимался.
Борис Парамонов: Эту тему, казалось бы, можно было вынести за скобки: какой уж там художник из Гитлера, коли он не смог выдержать экзамен в Венскую академию. Но не зря великий Томас Манн поднимает этот вопрос в эссе "Братец Гитлер" - 38-го года сочинение. Художник может существовать не только как творец, демонстрирующий соответствующие достижения, но и как психологический тип художника - вне его необходимого таланта. И такой тип существует. Именно Гитлер был таким типом. Томас Манн говорит, что ненависть и любовь - сильные чувства, и в ненависти к Гитлеру он не может себе отказать, но гораздо значительнее их синтез: интерес, вызываемый пониманием. И Томас Манн готов увидеть в Гитлере - себя, свой автопортрет, свое - конечно, кривое - зеркало. Не себя персонально, а свой тип - артиста, художника. Это ведь черта художественной психологии: не интересоваться окружающим, уходить в мир грез, проще говоря - ничего не делать, ожидая, когда произойдет нечто, утвердящее тебя в твоей априорно высокой самооценке. "Нельзя не удержаться при виде этого феномена от какого-то противного восхищения", - пишет Томас Манн.
Диктор: Спрашивается, достаточно ли еще сильны суеверные представления, окутывавшие вообще-то понятие "гений", чтобы помешать назвать нашего друга гением? Почему нет, если это ему доставляет удовольствие. Духовный человек почти так же жаждет истин, которые причиняют ему боль, как дураки - истин, которые им льстят (:) Но солидарность, узнавание собственных черт - в этом выражается презрение к себе искусства, которое в конечном счете всё же не хочет, чтобы его ловили на слове (:) Искусство - это, конечно, не только свет и дух, но оно и не только темное варево и слепое детище теллурической преисподней... Отчетливее и счастливее, чем до сих пор, артистизм увидит и явит себя в будущем как светлое волшебство - как окрыленное, гермесовское, лунное посредничество между духом и жизнью. Но посредничество и само - дух.
Борис Парамонов: Мне думается, что размышление над феноменом Гитлера способствовало духовной эволюции Томаса Манна - движению его на демократический Запад. По природе своей он не был демократом: был он культурным консерватором, поздним воплощением высоко духовной бюргерской, как он любил это называть, культуры. И вот в Гитлере он увидел истерический срыв этой высокой культуры - срыв в бездны художества. Потому что в художественно ориентированном сознании, как это понял и подробно позднее объяснял Томас Манн, нет элемента политического, способности и желания мириться с жизнью в ее простейших проявлениях. Конечно, подобные мысли посещали Томаса Манна и до Гитлера: например, в новелле "Смерть в Венеции" 1912 года. Но то, что до поры до времени оставалось высокой игрой, стало практикой самого настоящего ниспадения в бездну.
Поэтому, итожа впечатления от американского телефильма, я прихожу к благодарному выводу: так и нужно поступать с Гитлером. Не следует усложнять и воздымать эту проблему. Лучше такое сомнительное искусство, как Голливуд, не любящий сильно задумываться над серьезными материями и всем жанрам предпочитающий мюзикл, чем сомнительное искусство Адольфа Гитлера - постановщика всемирно-исторических трагедий.
Александр Гениc: Новый фильм о Гитлере меня тоже не удовлетворил, но совсем по другим причинам. Авторы его обошлись с экстраординарным материалом обычными средствами. В сущности, что представляет собой показанная нам биография молодого Гитлера? Все тот же любимый сюжет американского экрана - Золушку. Спору нет, из гадкого утенка, если уж путать сказки, вырос не лебедь, а дракон, но фабула остается той же. Забитый ребенок, богемный оборванец, настрадавшийся на фронте солдат, незадачливый политик, оказавшийся в тюрьме, в конце концов становится принцем, точнее - канцлером. Эта картина, как мириад других, завершается апофеозом неудачника. И только титры в постскриптуме напоминают зрителю, чем все кончилось на самом деле.
Впрочем, судьба рейха после прихода Гитлера к власти и не интересовала авторов. Питер Зуссман, продюсер всего проекта, потому и взялся за него, что 90 процентов всех фильмов о фашизме показывают войну, концлагеря, геноцид. Зуссман же хотел показать не что произошло, а почему. Беда в том, что именно этого в фильме нет вовсе. Не только в этом, конечно.
Массовое искусство склонно демонизировать Гитлера (даже тогда, когда его высмеивает). Между тем, так ли уж нам важно понять его личность, разобраться в его комплексах, выяснить подноготную злодея? Вряд ли. Сам по себе Гитлер, решусь сказать, скучная фигура. Уж точно не Гамлет. По-моему, всем, кого завораживает мрачная харизма тирана, следует прочесть "Застольные беседы Гитлера". Это умопомрачительно тоскливое чтение, полное глупейших высказываний. Там Гитлер, например, решает учить украинских крестьян читать, но не писать - тогда они смогут разбирать немецкие декреты, но не станут умничать сами. В другой раз он рассуждает о том, что славян следует раз в год возить в Берлин, чтобы их потрясала германская архитектура.
Сокуров, кстати сказать, как раз по стенограммам этого бреда снял своего "Молоха". Ему удалось найти верный контраст между карикатурной мелочностью обихода с величием претензий. Непомерный размах имперских интерьеров создают верный масштаб. В таких декорациях зритель смотрит на Гитлера будто в перевернутый бинокль. Герой "Молоха" жалок, как каждый человек, замахнувшийся на переустройство мироздания, забыв при этом о собственной ничтожности. Эта же тема, в сущности, разрабатывается и в "Тельца", повторяющем ту же притчу, но уже о Ленине. Однако и сокуровская картина (на мой взгляд - его лучшая работа) не отвечает на главный вопрос. Все мы уже знаем, кем был Гитлер, но где художник, сумевший нам внятно, с исчерпывающей полнотой объяснить, как он пришел к власти? Кем были люди, которые ему ее дали? Кто и почему за него голосовал, сражался и умирал? (Точно также, замечу в скобках, меня совершенно не интересует личность Жириновского, но мне кажется безумно важным понять тех, кто отдал за него голоса на выборах).
Обвал немецкой истории в фашизм по-прежнему остается актуальной проблемой всей западной цивилизации, просто потому что Германия, в определенном смысле, была ее квинтэссенцией. Гитлер пришел к власти не в Камбодже или на Кубе, а в духовном центре Европы. То-то Марк Твен учил своих детей немецкому, считая его языком будущего. Даже разрушенная Первой мировой войной Германия была могучей интеллектуальной державой. Эта была страна с лучшей в мире системой среднего образования, страна, где профессора философии считались духовной аристократией, страна, где "Будденброки" выдержали сто изданий, где труднейший "Закат Европы" Шпенглера стал сенсационным бестселлером. Здесь снималось чуть ли не лучшее в мире кино и ставились самые интересные спектакли. Между двумя войнами Берлин был художественной столицей Европы, а немецкая литература и философия достигли своего апогея. Эту - другую - Германию нам не показывают в фильмах о фашизме, но именно в таком духовном пейзаже происходило возвышение Гитлера. Он пришел к власти не оттого, что мир вокруг него одичал. Скорее, перезревшая, истончившаяся культура сама отдала ему власть, разуверившись в своей способности ею распорядиться. Немецкие интеллектуалы веймарской республики, - пишет в своей замечательной биографии Хайдеггера Рюдигер Сафрански, - презирали все, что относится к демократии:
Диктор: Партийную систему, многообразие мнений и стилей жизни, релятивизацию "истин", непрерывно соперничающих друг с другом, усередненность и "негероическую нормальность".
Александр Генис: Такая брезгливая неприязнь к демократии, замечу опять в скобках, живо напомнает мне все того же Жириновского. В 93-м, когда он добился своего наибольшего успеха, я был в Москве, где спрашивал всех своих знакомых, за кого они голосовали. Выяснилось, что ни за кого - все кандидаты внушали им отвращение, к тому же, в день выборов шел дождь...
Анализируя феномен фашизма, Ханна Ардент заключила, что "послевоенная элита желала разрушить себя, растворившись в массе". Но ведь как-то надо понять и эту массу. Нельзя отделаться от миллионов нацистов, изобразив их, как это обычно делает наше кино, отупевшими от пива головорезами.
Еще задолго до войны американцы предприняли попытку по-настоящему, изнутри понять сторонников Гитлера. В июне 1934-го года социолог Колумбийского университета Теодор Абель приехал в Германию, где под эгидой нацистов провел конкурс на лучшую автобиографию участников гитлеровского движения. Абель хотел заглянуть в душу убежденных фашистов, поэтому он отсек тех карьеристов, которые записались в нацистскую партию после 33-го года. Исповеди 683 фашистов были собраны в книгу "Почему Гитлер пришел к власти". В 38-м она вышла в США и стала настольным пособием для психологов американской разведки во время войны. Вот, что пишет тщательно исследовавший эти документы историк фашизма Родс:
Диктор: В большинстве своем, авторы - люди "потерянного поколения". Все они пережили кризис идентичности, лишившей их цели в жизни. Свое обращение в фашизм они бессознательно описывали как религиозное откровение. Гитлер избавил их от бесцельности, дал им веру в святое дело и силу для самоорганизации. Секрет его успеха в том, что он сумел сфокусировать духовную, религиозную энергию людей, не находивших ей выхода. Он сделал то, что со времен научной революции и Просвещения напрочь забыл секуляризованный Запад. Гитлер срастил политику с религией.
Александр Генис: Сегодня, в эпоху исламского фашизма такая трактовка германской трагедии звучит пугающе актуальной. Именно поэтому она дает Западу шанс чему-то научиться на собственном примере.
Дело ведь еще в том, что, увлекшись мрачной психологией гитлеровской личности, наша культура оправдывает свою фиксацию на этой теме надеждой распознать нового Гитлера еще до того, как он им станет. Только вряд ли это удастся. Секрет гитлеровского успеха принадлежит не ему, а нам, но даже такой знаток вопроса, как автор самого проницательного исследования об этой эпохе, нобелевский лауреат Элиас Канетти считал, что мы еще не обрели нужного инструмента:
Диктор: Тайна фашизма вынуждает нас исследовать всеми способами то внезапное обострение истории, каким можно считать появление Гитлера. Нельзя с негодованием и презрением от этого отвернуться. Но и довольствоваться обычными средствами исторического исследования тоже нельзя. Где тот историк, который сумел бы прогнозировать Гитлера? Даже если бы истории удалось (...) удалить из своего кровообращения преклонение перед властью, то она в лучшем случае оказалась бы способна предостеречь от нового Гитлера. Но поскольку он появился бы в каком-нибудь другом месте, то и выглядел бы по-другому, и предостережение оказалось бы напрасным.
