Ссылки для упрощенного доступа

Черный октябрь. К истории великой депрессии


Автор программы Марина Ефимова

Марина Ефимова: "На прошлой неделе индекс Доу Джонсона упал на 267 пунктов, то есть, на 6 процентов. За октябрь индекс упал на 12 процентов". Эта фраза из биржевого отчета журнала "Ньюс Уик" лишь для очень немногих американцев является чем-то далеким и непонятным, филькиной грамотой. Для миллионов она вполне ясна и означает вот что.

Диктор: 4 года назад Джон и Мэри сняли с банковского счета все свои сбережения - 50 000 долларов - и вложили в акции. Цены на акции неукротимо шли вверх, и прирост их вклада доходил временами до 500 процентов, в отличие от ничтожных 6 процентов банковского прироста. Восторгу Джона не было границ. Он даже взял ссуду в банке и ее тоже вложил в акции. В начале этого года их 50 000 превратились в 500 000, и Джон часто начинал разговоры с женой со слов: "Когда мы станем миллионерами:". Мэри мучил страх, и она начала просить Джона продать акции пока они на подъеме. Получить живые деньги и скромно положить их снова в банк. Но Джон возмущался: "Да ты знаешь, сколько мы на этом потеряем? Не трусь!". Цены начали падать внезапно. За три дня Джон и Мэри потеряли 350 000 из 500 000. Так что, похоже, им еще долго не стать миллионерами.

Марина Ефимова: Обидно. Но не смертельно. Не идет ни в какое сравнение с тем, что произошло в 1929 году и стало началом великой депрессии. Любопытно, однако, что это тоже произошло в октябре, 29 числа, во вторник, получивший название "черного вторника". Нашему корреспонденту Рае Вайль удалось найти ньюйоркцев, которые помнят этот день.

Рая Вайль: Давно мне не приходилось говорить с людьми столь преклонного возраста. О коренном ньюйоркце Джеке Френке скоро можно будет сказать, что он родился в начале прошлого века.

Джек Френк: Семья была бедная, так что никаких контактов с биржей у нас и быть то не могло. Я даже толком не знал, что такое биржа. Но день этот, черный вторник, когда рынок грохнулся, запомнил на всю жизнь. В этот день отец моего лучшего друга застрелился. В то время, в октябре 29-го мне было 20 лет. Я учился в нью-йоркском технологическом институте на инженера. Падение рынка меня лично не затронуло. Большей проблемой мне тогда представлялось то, что люди теряли работу, продавали яблоки на улицах Манхэттена по 5 центов за штуку, чтобы хоть что-то принести домой. Времена были страшные.

Рая Вайль: За месяц до черного вторника, семилетняя Това Шелбин с семьей переехала в Балтимор, где ее отец получил место раввина в одной из местных синагог.

Това Шелбин: Платили столько, что едва хватало на жизнь. Мне кажется, мои родители даже не знали таких людей, которые бы играли на бирже. Но я помню тот день, когда отец пришел домой темнее тучи и сказал матери: "Сегодня случилось что-то страшное. Рухнул рынок". И бедная моя мать не поняла, о каком рынке идет речь. "Неужели закрыли базар? Где же я буду покупать теперь рыбу?". Отец потерял работу, и мы решили перебраться в Нью-Йорк. Приехали туда на поезде. Кажется, это был уже декабрь, может, начало января. Помню, что было очень холодно, и первое впечатление, когда мы вышли с вокзала, что в Манхэттене пожар. На самом деле, это был не пожар, а костры на улицах. Множество костров. Люди разводили огонь в железных мусорных канистрах, чтобы согреться. Никогда этого не забуду - весь город в кострах и огромное количество нищих.

Марина Ефимова: Может ли такое повториться? Нет, - говорят одни, - потому что тогда финансовая система имела массу недостатков. Да, - говорят другие, - у них были свои недостатки, а у нас свои. Вот, как описывает один из главных недостатков финансовой системы 20-х годов экономист, директор "Мичиганского Центра Общественных Организаций" Лоуренс Рид.

Диктор: В Америке середины 20-х годов брать в долг было очень легко. Имея даже очень небольшой доход, можно было получить в банке огромную ссуду. И, поскольку акции на бирже росли в цене, миллионы мелких инвесторов ринулись покупать их на одолженные деньги. Цены акций вздулись непропорционально их реальной стоимости. В начале 29 года Федеральный Резервный Банк понял ошибку своей политики, поднял банковский процент и сильно уменьшил поток ссуд и займов. Цены на бирже остановились и начали опускаться. Должникам трудно стало отдавать долг, и они начали продавать акции. А поскольку все старались продать их быстрее, пока цены не упали еще больше, то началась истерия продажи, такая же сильная, как до этого была истерия покупки.

Марина Ефимова: 24 октября 1929 года, в четверг, было продано 13 миллионов акций с общей потерей в 4 миллиарда долларов. Пятницу и понедельник рынок качался в нерешительности. Утро вторника описывает Уильям Клингман в книге "1929-й".

Диктор: Ранним утром каньон улицы Уолл стрит был запружен толпой. Конные полицейские и детективы пытались расчистить подходы к дверям биржи. Но за их спинами толпа снова стекалась и закрывала все просветы. Внутри, в торговом зале, все глаза были обращены на стрелки часов, подползавшие к 10-ти. Что начнут делать большие компании? Покупать или продавать? Так, наверное, английский полководец Виллингтон под Ватерлоо смотрел на приближавшееся облако пыли. Если это союзник Блюхер - мы победим, если француз Груши - победит Наполеон. Увы, в первые же 30 минут торговли "Крайслер", "Дженерал Электрик" и "Стандарт Оил" продали 50 000 своих акций по бросовым ценам. Началось не снижение, а свободное падение цен. К концу дня сотни людей по всей стране умерли от инфарктов, выбросились из окон, застрелились, открыли газ в запертых кабинетах. На их письменных столах остались записки: "Все потеряно. Скажите парням, что я не мог заплатить им то, что должен".

Марина Ефимова: Крах биржи был началом великой депрессии. Был ли он ее причиной? Вот, что говорит профессор Колумбийского университета экономист Ален Бринкли в беседе с нашим корреспондентом Владимиром Морозовым.

Ален Бринкли: По этому поводу историки и экономисты продолжают спорить. Большинство сходятся во мнении, что крах биржи был не причиной, а одним из признаков великой депрессии. Но, возможно, это было и то, и другое. Есть специалисты, которые считают, что в основе депрессии лежат чисто монетарные причины - нестабильная работа банков и валютной системы, неправильные решения руководителей федеральной резервной системы.

Марина Ефимова: Может ли быть серьезное падение биржи в современной Америке, и чем оно чревато? Об этом профессор Хантер колледжа Эдвард О'Доннол.

Эдвард О'Доннол: Никто не знает, насколько обоснованы мрачные прогнозы, но можно с уверенностью сказать, что нынешний быстрый экономический рост должен кончиться. Периоды процветания редко продолжаются так долго. Не крах, а какое-то замедление неизбежно. Однако теперь, правительство и федеральная резервная система имеют гораздо больше рычагов, чтобы замедлить рецессию, смягчить ее влияние на жизнь простых людей. В 30-е годы, лишившись работы и сбережений, миллионы американцев оказались в отчаянном положении. Им было не на что жить, пока правительство не начало создавать новые рабочие места. В отличие от 30-х годов, теперь есть различные социальные программы - пособие по безработице, материальная помощь малоимущим, пенсии по старости. Люди не потеряют свои сбережения потому, что сегодня, частные вклады в банке до 100 000 долларов гарантированы правительством. Все эти меры не позволят рецессии задеть нас.

Марина Ефимова: Действительно, финансовая система и финансовая политика в США постоянно обновляются. Но и проблемы обновляются. Падение биржи в 1987 году по денежным потерям даже превысило крах 29 года, хотя и не имело таких страшных экономических последствий. Это падение, кстати сказать, было тоже в октябре - 20 числа. И получило название черного понедельника. Исследователь этого кризиса профессор Корнеля Аверел Арбел в книге "Крушение" пишет о недостатках финансовой системы 80-х годов, которые больше других способствовали тогдашнему падению биржи.

Диктор: Вполне работоспособные и уважаемые фирмы, где-нибудь в провинции, становились жертвами невиданной до того практики. Нового типа дельцы с Уолл Стрита скупали их акции, становились практическими хозяевами и, затем, распродавали фирмы по частям.

Марина Ефимова: Аверел Арбел, который входил в правительственную комиссию по расследованию биржевого кризиса 1987 года участвует в нашей сегодняшней передаче. Профессор Арбел, сохранилась ли эта, описанная вами, практика ликвидаторства сейчас?

Аверел Арбел: В этом смысле, ситуация заметно улучшилась по сравнению с 80-ми годами. Для нынешнего десятилетия по-прежнему характерен процесс поглощения одних фирм другими. Но это уже процесс дружественного слияния бизнесов, а не поедания одних другими, как это было раньше. Все чаще и чаще несколько фирм добровольно договариваются об объединении и делают свой бизнес более устойчивым и выгодным для всех участников.

Марина Ефимова: А для нас, для потребителей? Ведь фирм становится меньше и им легче сговориться о фиксированных ценах?

Аверел Арбел: Это верно. Более того, в некоторых случаях именно контроль за ценами и является целью слияния. Однако в нашей экономической структуре существуют различные институты, играющие роль сторожевых псов, которые следят за тем, чтобы не образовалось картели, монополии. И эти сторожевые псы, надо сказать, неплохо работают. Так что проблема завышения цен не столь существенна.

Марина Ефимова: Профессор Арбел, картина вырисовывается подозрительно безоблачная. Созданы стабилизирующие механизмы финансовой системы, введен строгий контроль за выдачей ссуд и платежеспособности должников. Соответствующие сторожевые институты пресекают создание монополий. Некие компании научились защищаться от биржевых акул. Финансовые трансакции стали быстрыми и дешевыми. Уж не близки ли мы к совершенству?

Аверел Арбел: Нет, во-первых, никто не достигает совершенства. А во-вторых, сама идея совершенства постоянно меняется. Но если определять нынешнюю тенденцию, то это невиданная доселе доступность информации вообще, и финансовой, в частности. Интернет сделал все финансовые сделки и операции невероятно эффективными и дешевыми, по сравнению с прошлым. Так что сейчас мы ближе к тому, что экономисты называли перфект маркет, то есть рынок совершенства. Рынок без изъянов.

Марина Ефимова: Относительно мер борьбы с депрессией, которые предпринимал президент Рузвельт, в США до сих пор существуют прямо противоположные мнения. Профессор О'Доннол?

Эдвард О'Доннол: В результате великой депрессии появилось много хорошего. Например, федеральное правительство стало активно вмешиваться в конфликты работодателей и рабочих на стороне рабочих. В 30-е годы был принят ряд законов усиливших роль профсоюзов в переговорах с большим бизнесом. В те же годы начато строительство домов для малоимущих. В умах американцев укрепилась идея, что правительство обязано заботиться о малообеспеченных членах общества. Сейчас республиканцы и демократы могут не соглашаться друг с другом по поводу того, сколько средств надо тратить на велфер - пособие для малоимущих, - но очень немногие призывают к отмене пособия.

Марина Ефимова: А вот, что пишет о роли Рузвельта директор "Мичиганского Центра Общественных Организаций" Лоуренс Рид.

Диктор: Взгляд на Рузвельта, как на спасителя, - сказка. Это Рузвельт ввел указ о преобразованиях в сельском хозяйстве, по которому фермеры, под надзором чиновников, уничтожали урожай и забивали скот, чтобы повысить цены. И это в то время, как миллионы людей в стране голодали. Другим указом Рузвельт ввел правительственный контроль за ценами на промышленные товары. В 35-м году, по так называемому вагнеровскому указу, споры между рабочими и предпринимателями стали решаться не в судах, а в новом Министерстве труда. Этим указом Рузвельт свел на нет важнейшие достижения западной цивилизации - равенство всех перед лицом закона.

Марина Ефимова: Может ли сейчас серьезное падение биржи, коль скоро оно случиться, быть опасным для всей экономики, снизить средний уровень жизни американца? Давайте оглядим потенциальные опасности нынешней ситуации. Какую роль, например, может сыграть глобализация рынка? Профессор Арбел?

Аверел Арбел: Российский и азиатский рынки, включая, даже, японский, имеют гораздо меньше стабилизирующих систем и тех административных механизмов, которые контролируют финансовую деятельность. Поэтому эти рынки гораздо больше открыты для всякого рода манипуляций и мошенничества. Однако пока мы влияем на них гораздо больше, чем они на нас.

Марина Ефимова: В книге "Великое крушение. 1929-й", известный экономист Джон Гелбрайт обращает внимание на важность психологического фактора. Он считает, что в 20-х годах американцев охватила страсть к быстрому и легкому обогащению, и это сыграло свою пагубную роль.

Аверел Арбел: Ну конечно, посмотрите, что происходит сейчас. В Америке мощно доминирует настроение поддерживать финансовый рынок. Акции большинства компаний, имеющих отношение к интернету и новейшей электронике, люди покупают, как бешеные, не задавая никаких вопросов. Они просто в них поверили, их полюбили, на них рассчитывают и делают ставку. Это невероятно напоминает ту нелепость, которая произошла в Голландии с тюльпанами несколько лет назад. Тогда голландские инвесторы начали тратить тысячи долларов на акции компаний, выращивающих и торгующих тюльпанами. Это было общее голландское психологическое помешательство.

Марина Ефимова: А что случилось?

Аверел Арбел: Пузырь лопнул. То же самое сейчас происходит в США. Масса интернетных компаний ничего не зарабатывает, а только теряет. Сейчас их держит на плаву только надежда инвесторов, надежда разбогатеть. Журавль в небе.

Марина Ефимова: Какую роль может сыграть нынешняя массовость биржевых спекуляций?

Аверел Арбел: Сейчас каждый человек получил доступ к бирже, в том числе те, кому бы не следовало. Появились тысячи так называемых дэй трэйдерс. Это люди, чаще всего молодые, которые целыми днями сидят у компьютеров, следят за изменением цен акций и зарабатывают на том, что покупают акции, как только они падают в цене, и продают, как только они поднимаются. У них нет ни профессиональных знаний, ни опыта и никакой другой цели, кроме быстрого и легкого обогащения. Словом, они не инвесторы, ни вкладчики, а игроки. А игроку надо уметь вовремя уйти. Иначе, в конце концов, он обязательно проиграет.

Марина Ефимова: А для кого, кроме них самих, это опасно?

Аверел Арбел: Они часто играют не только со своими деньгами. Им доверяют деньги родственники, друзья и клиенты. Причем, это могут быть их сбережения на черный день, их пенсионные фонды, даже деньги, взятые в долг у кредитных организаций. А если учесть размеры этой эпидемии, то она представляет, я считаю, реальную и довольно серьезную опасность для стабильности финансового рынка. Потому что если дела пойдут плохо, то вся эта толпа может впасть в панику, заражаясь один от другого. Они начнут продавать акции. То есть, образно говоря, все ринутся к выходу в одно и то же время.

Марина Ефимова: А может ли падение биржи в наши дни стать опасным не только для инвесторов, но и для нас, для всех?

Аверел Арбел: Не думаю. Потому что и у нас, и в Европе сейчас достаточно прочна экономическая база. Мы живем во времена информационной революции, которая не менее значительна и плодотворна, чем была когда-то индустриальная революция. Дальний Восток, Япония и Корея выходят из рецессии, медленно, но верно, так что я не предвижу таких тяжелых последствий в случае падения биржи, какие бывали у нас в конце прошлого века и, тем более, в 20-х годах. Но сами вкладчики могут получить чрезвычайно тяжелый урок.

Марина Ефимова: В связи с этим, я лично собираюсь вести себя так, как посоветовал один финансовый консультант. Не профессор, а практик с биржи. "Не доверяйте, - сказал он, - никаким соблазнительным финансовым предложениям. Если условия сделки выглядят слишком хорошими, чтобы быть правдой, то, скорее всего, это ложь".

Партнеры: the True Story

XS
SM
MD
LG