Автор программы Татьяна Вольтская
Татьяна Вольтская: Забытый ныне Юрий Деген, писавший свои безумные стихи в 20-е годы ХХ века, дожил до возраста, который у поэтов принято считать роковым - 27 лет. За последние несколько лет он сумел оказаться в центре литературной жизни трех столиц - Петрограда, Тбилиси и Баку. "Чутким поэтом-микроскопом" назвал его столп российского футуризма Алексей Крученых. Сам Юрий Деген говорил на языке страстном и заумном, берущим начало в речи душевнобольных.
Диктор:
Татьяна Вольтская: Карающий меч действительно вознесся над Дегеном. В 29 году он был расстрелян. Впрочем, не за непонятную речь, а из-за вполне земных материй. Хотя, кто ведает истинные причины жизни и смерти? По иронии судьбы, некоторая невнятица, путаница слов и событий как раз и погубила Дегена. О его судьбе рассказывает исследовательница русской и грузинской поэзии начала ХХ века Татьяна Никольская.
Татьяна Никольская: Деген родился в Варшаве в 1896 году. Там работал его отец. Детство провел в Тбилиси. Закончил Четвертую тбилисскую гимназию. В 1916 году поступил на юридический факультет Петроградского университета. Не знаю, каким образом ему сразу удалось войти в литературную жизнь Петрограда, но в 16-м году он был принят в "Цех поэтов", в этом же году, по свидетельству Лилии Юрьевны Брик, на его петроградской квартире состоялось знакомство Маяковского и Есенина. В апреле 17 года по инициативе Дегена было основано литературное общество "Марсельские матросы". Лидером этой группы, ее капитаном, был поэт Михаил Кузмин. Сам Деген был старшим штурманом. Ему также принадлежит один из гимнов "Марсельских матросов".
Диктор:
Татьяна Никольская: В эту группу входили как довольно известные поэты, например Георгий Иванов, Георгий Адамович, Анна Радлова, так и поэты мало кому известные. Сам Юрий Деген, Лазарь Берман. У этого поэта я бывала в гостях уже в конце 70-х годов и расспрашивала о "Марсельских матросах". О том, что такая группа существовала, он помнит. Сказал мне, что был штурманом у "Марсельских матросов". Но когда я попросила, чтобы он подробно сказал, о чем они говорили, чем они занимались, он сказал, что помнит только, что они собирались на квартире у поэта Моисея Бандаса, который жил на Марсовом поле. И когда они читали друг другу стихи или беседовали, за стеной плакал маленький ребенок Бандаса, который им мешал. Больше ничего существенного я не узнала. А вот Деген в поэме "Февраль" так описывает "Марсельских матросов".
Диктор:
Татьяна Никольская: Собрания "Марсельских матросов" продолжались недолго в связи с известными событиями осенью 17 года и с тем, что многие из этой группы кто куда разъехались. В частности, сам Деген осенью 17 года уехал из Петрограда в Тбилиси, где жили его родители. И тоже как-то моментально стал активным участником литературной жизни Тбилиси. То есть, он осенью приехал, и сразу же в газете "Республика" появились его статьи о футуризме. В частности, две статьи о Хлебникове. Потом там была выставка картин художника Кирилла Зданевича. К этой выставке Деген написал статью о футуризме в живописи. Кроме того, в ноябре 17 года он принял участие в большом вечере футуристов, который проходил в зале консерватории. Причем он прочел доклад о футуризме, а потом на этом вечере выступали Крученых и Зданевич. То есть как-то сразу же его приняли в свой круг. В том же ноябре 17 года по инициативе его и поэта Сандро Короны открылась студия поэтов, которая вскоре стала называться "Фантастическим кабачком". Там собрались русские и грузинские поэты и читали свои стихи. В марте 18 года, когда в Тбилиси открылся "Цех поэтов" Городецкого, он вступил в него, но уже к лету он и несколько молодых поэтов, которые были недовольны менторским тоном Городецкого, ушли из этого цеха и Деген образовал свой "Цех поэтов" при художественном обществе "Кольчуга", который тоже он основал. И эти поэты собирались не в помещении журнала "Арс" а в "Фантастическом кабачке", и там не было такого подчинения учеников учителя, потому что они были примерно одного возраста. Им было по 20 с небольшим лет.
Татьяна Вольтская: Говорит поэт, критик, текстолог Владимир Эрль.
Владимир Эрль: "Фантастический кабачок" - это было, очевидно, местом таким же, как в Петербурге Малая Садовая или Сайгон. Все его любили посещать, и там бывали все. "Фантастический кабачок" с кабаре, с местом для выступлений, где поэты из разных кругов встречались и могли выступать.
Татьяна Вольтская: Конечно, поэтическую молодежь не могли удовлетворить одни устные выступления в "Фантастическом кабачке". Надо было где-то печататься.
Татьяна Никольская: Городецкий издавал журнал "Арс". Поскольку с Городецким они поссорились, то уже в этом журнале печататься было не очень хорошо. Тогда Деген основал свой журнал "Феникс" в 18 и 19 годах. Всего вышло три номера. И вот в этом журнале помимо того, что поэты цеха "Кольчуга" печатали свои стихи и рассказы, печатались научные статьи о грузинской культуре, о Руставели, в то же время, о современном грузинском художественном авангарде. Один номер был полностью посвящен творчеству Ладо Гудиашвили. В этом же журнале Деген печатал как свои статьи, посвященные 19 веку, так и рецензии на сборники Крученых и Зданевича. После того, как этот журнал закрылся, потому что не было у Дегена денег, он основал вместе с поэтом Борисом Корнеевым газету "Искусство". Она тоже была любопытна. Например, в Тбилиси поэт Василий Каменский решил отметить 10-летие своей творческой деятельности. К этому юбилею Деген выпустил газету, один экземпляр которой был отпечатан на флаге. И во время чествования Каменского материя была посажена на древко, и этот флаг вручили Каменскому.
Татьяна Вольтская: Татьяна, в этот период Юрий Деген продолжал заниматься критикой?
Татьяна Никольская: Деген писал статьи о современном положении в поэзии. Из них надо отметить две. Одна статья называлась "Общие итоги за восьмилетие". Он анализировал два направления в современной поэзии - акмеизм и футуризм, и приходил к такому выводу, что у акмеизма есть хорошо разработанная школа, но приемы в основном устарели. У футуристов такой прочной школы нет, но зато у них есть множество новых приемов. И будущее поэзии Деген видел в синтезе акмеизма и футуризма. Другая его статья называлась "Михаил Кузмин".
Диктор: К Михаилу Алексеевичу приходят за советом начинающие поэты. Волнуются на лестнице в передней. Но сразу обретают душевную теплоту и спокойствие, когда к ним выйдет низенький господин в поношенном сером костюме и ботинках, заплатанных во многих метах. Это и есть Михаил Кузмин. Его волосы с проседью какими-то странными рожками зачесаны от висков на высокий лоб, странная, слегка лукавая улыбка, широкий взмах бровей. Но самое красивое в лице поэта все-таки его большие серые глаза, обведенные коричневыми, как на старинных иконах, тенями. Поразительная, в особенности для 20 века, голова - голова фавна с глазами аскета. Такова и душа поэта: бережная, любящая, слегка лукавая и всегда проникновенная.
Татьяна Вольтская: Да, прозрачный, изысканный Кузмин. Но интересно, каким образом соединяется с его именем имя Юрия Дегена?
Владимир Эрль: Он просто был вхож. Был одним из его дореволюционных друзей и учеников. До 17 года. Наверняка Кузмин был невероятно притягательной личностью, кроме того, то, что он стал писать на рубеже революции и послереволюционных лет, это почти другой поэт. Намного более мощный, чем кто-либо другой.
Татьяна Вольтская: И все-таки, странное сочетание - футурист-заумник Деген и ясный, как день, кларист Кузмин.
Владимир Эрль: Кузмин никогда не враждовал с футуристами. Наоборот, у него были совершенно авангардные и неожиданные словосочетания. Дело не в форме. Стихотворение может быть написано в совершенно авангардной форме, а на самом деле это шик пустой. Или написано изысканно, но, кроме этой изысканности, в нем ничего нет. В чем состоит авангард? В свободе творчества и самовыражения. Не надо быть зашоренным. А Кузмин никогда не был зашоренным. Для него все было спокойно и открыто. Дело в том, что все знаменитые футуристические лозунги - "сбросим Пушкина с парохода современности", взорвем музеи - это имелась в виду борьба не с классическим искусством и не с Пушкиным. А с Пушкиным по понятиям.
Татьяна Никольская: Сам Деген в своих стихах пытался совместить принципы акмеизма и футуризма. Точнее не футуризма, а кларизма - прекрасной ясности, о которой говорил Кузьмин. Правда, чаще у него отдельно были стихи с влиянием футуризма. Венцом его приближения к зауми явилось стихотворение "Поэма процессии", где он использует заумь на основе тюркского языка, и в то же время есть там аллюзии на Маяковского и Велимира Хлебникова.
Татьяна Вольтская: Юрий Деген. Стихотворение "Сердце без ничего"
Татьяна Никольская: Многие другие стихи Дегена написаны под влиянием Кузмина. В них нет никакого футуризма. Они очень ясные, хрупкие, нежные, простые. В Тбилиси Деген выпустил несколько сборников стихов. Его стихи критика заметила.
Татьяна Вольтская: Отзывы были разные. Сергею Городецкому не нравился в стихах Юрия Дегена именно футуризм, резкий уклон в сторону звукомании.
Диктор: Нельзя служить двум богам, нашим и вашим, сегодня сочиняя футуристическую белиберду, а завтра составляя рассказ на всем понятном языке. Такая работа нарушает цельность личности, а талант безличности или с личностью надтреснутою не имеет никакой цены.
Татьяна Вольтская: Самые благожелательные отзывы о Юрии Дегене принадлежат, конечно, футуристу - Крученых. В одной статье он пишет о портрете Дегена работы Кирилла Зданевича.
Диктор: У Юрия Дегена есть очень выразительная строка "хотя б ко мне не повернула вовек фортуна колеса". При чтении поражает звуковое слияние в первой строчке - хотя б ко - высшее выражение мягковолия, пассивности. Такие сдвиги заметны и в его портрете работы Зданевича: весь прямолинейный и застывший, как старинная икона, и только поражает судорожно изломанная рука, не повисшая, а вывихнутая. Это и есть "хотяпка".
Татьяна Вольтская: Тому же Крученых принадлежит и самый глубокий анализ стихов Дегена.
Диктор:
Таким чутким поэтом-микроскопом является Юрий Деген.
Татьяна Вольтская: Татьяна Никольская продолжает.
Татьяна Никольская: Тут тоже очень интересно, что Крученых, который в 13 году призывал к изменению орфографии, а когда большевики орфографию изменили он стал высказывать иную точку зрения. В 20-м году Деген переехал из Тбилиси в Баку. И в Баку тоже сразу же вошел в центр литературной жизни, вступил в Цех Поэтов. Там в это время уже был Городецкий. И хотя они были в свое время в контрах, то там оказались снова в одном Цехе Поэтов и как-то мирно сосуществовали и сотрудничали. В Баку Деген устроился на работу в Бакинский университет, в издательскую группу, и одновременно он туда поступил учиться. А, как известно, в Баку преподавал Вячеслав Иванов. Деген с ним познакомился, и на диспутах, на вечерах поэзии они часто вместе выступали. Кроме того, в Баку Деген издал свой сборник стихов "Волшебный улов". Этот сборник я увидела впервые у Виктора Андрониковича Мануйлова, который тоже тогда был в Баку, учился у Вячеслава Иванова, дружил с Дегеном, и Деген ему подарил этот сборник. В нем есть одно стихотворение, где первые строчки отмечены точками. Их убрали по цензурным соображениям.
Татьяна Вольтская: Вот эти строчки, вписанные от руки в экземпляр Мануйлова.
Диктор:
Татьяна Вольтская: А вообще-то стихи о старике-антикваре, о революционной разрухе. Стихи, между прочим, вполне традиционной поэтики, несмотря на весь футуризм. По правде говоря, когда я читаю эти стихи Дегена, а вслед за ними его же заумные, поэт кажется мне каким-то двухголовым, двухголосым существом.
Диктор:
Татьяна Вольтская: Скажите Татьяна, а как же складывалась дальше жизнь самого поэта?
Татьяна Никольская: Все было нормально. У него была жена, двое детей. Сын родился в 21 году, дочка в 18-м. И все было хорошо до 23 года. А в 23 году Дегена арестовали и обвинили в создании антиреволюционной организации и в поджоге Бакинских нефтепроводов. Это история очень непростая и небезлюбопытная. Думаю, что до сих пор не все известно. И вот вдруг поэт Рюрик Ивнев, который сам с ним знаком был еще по Тбилиси, написал мемуарный роман "У подножия Мнацминды", где он вывел Дегена под фамилией де Румье.
Татьяна Вольтская: Из романа Рюрика Ивнева.
Диктор: Его история такова. После изгнания мусаватистов он остался в Баку. И так как ему вечно нужны были деньги, он связался с какими-то подонками и получил от них довольно крупный аванс за обещание поджечь один из нефтепромыслов. Конечно, он и не думал осуществлять свой план. Он не выходил из своего любимого кафе, сидел там в обществе таких же оболтусов и разглагольствовал о будущем новой поэзии. Деньги таяли. Но где-то на промыслах случился пожар, и его осенила мысль выдать это за дело своих рук. Он потребовал полной оплаты, ему поверили и отвалили кучу денег. Но когда о его обмане узнали, то заманили его под предлогом нового заказа в какой-то темный уголок в окрестностях Баку и там пристрелили.
Татьяна Никольская: В 23 году в журнале "На посту" была статья, в которой говорилось, что контрреволюционный поэт Деген создал организацию "Огненные кресты" и был расстрелян. Деген был официально реабилитирован только в 1991 году.
Татьяна Вольтская: А были хоть какие-то факты под этим чудовищным обвинением в поджоге?
Татьяна Никольская: Был сделан официальный запрос в бакинское КГБ, чтобы узнать о судьбе Дегена. И оттуда пришел официальный ответ, где говорилось, что в 23 году он был арестован и приговорен к расстрелу за создание контрреволюционной организации и участие в ней. Бумага, которую они прислали, она своего рода фантастическая. Это проект мистического ордена "Пылающего сердца", который Деген решил основать.
Татьяна Вольтская: Но ведь тут сразу вспоминаешь другое "Пылающее сердце", Cor Ardens Вячеслава Иванова?
Татьяна Никольская: То-то и оно, что тут встает очень интересный вопрос, как повлияло знакомство с Вячеславом Ивановым на проект создания такого ордена, и вполне возможно, что пылающие сердца были связаны с поджогами нефтепромыслов и способствовали тому, что человека лишили жизни. Человека, который был совершенно аполитичен, а если какие-то мистические идеи к нему приходили, то в любом случае это с политикой никак не соприкасалось.
Татьяна Вольтская: Ничего не скажешь - удивительная судьба. Фантастический по своей нелепости трагизм. По-моему, весьма велик соблазн сказать, что заумь, которую Деген так любовно культивировал в своей поэзии, каким-то образом вырвалась на волю и, как злой дух, убила своего автора.
Татьяна Вольтская: Забытый ныне Юрий Деген, писавший свои безумные стихи в 20-е годы ХХ века, дожил до возраста, который у поэтов принято считать роковым - 27 лет. За последние несколько лет он сумел оказаться в центре литературной жизни трех столиц - Петрограда, Тбилиси и Баку. "Чутким поэтом-микроскопом" назвал его столп российского футуризма Алексей Крученых. Сам Юрий Деген говорил на языке страстном и заумном, берущим начало в речи душевнобольных.
Диктор:
Еще безумье не дано,
Еще безумье не настало,
Но знаю я, что суждено
Мне сделаться его вассалом.
::::::::::::
Карающий взнесется меч
Для всех, узнавших слишком много,
Безумие идет от Бога,
Чтоб стала непонятной речь.
Татьяна Вольтская: Карающий меч действительно вознесся над Дегеном. В 29 году он был расстрелян. Впрочем, не за непонятную речь, а из-за вполне земных материй. Хотя, кто ведает истинные причины жизни и смерти? По иронии судьбы, некоторая невнятица, путаница слов и событий как раз и погубила Дегена. О его судьбе рассказывает исследовательница русской и грузинской поэзии начала ХХ века Татьяна Никольская.
Татьяна Никольская: Деген родился в Варшаве в 1896 году. Там работал его отец. Детство провел в Тбилиси. Закончил Четвертую тбилисскую гимназию. В 1916 году поступил на юридический факультет Петроградского университета. Не знаю, каким образом ему сразу удалось войти в литературную жизнь Петрограда, но в 16-м году он был принят в "Цех поэтов", в этом же году, по свидетельству Лилии Юрьевны Брик, на его петроградской квартире состоялось знакомство Маяковского и Есенина. В апреле 17 года по инициативе Дегена было основано литературное общество "Марсельские матросы". Лидером этой группы, ее капитаном, был поэт Михаил Кузмин. Сам Деген был старшим штурманом. Ему также принадлежит один из гимнов "Марсельских матросов".
Диктор:
Нелегко трехпалубное судно.
С якорей ему рвануться трудно.
Стоит тяжелый битюг -
Сразу хочет на север и на юг.
Заскрипели канаты,
Песенку запели,
Двинулось с середины апреля.
Коричневый пускает дым,
Гнется море над ним.
Путешествовать к чудесным странам
Мне на пароходе странном.
Прощай, далеких долинок пух! -
Старшим штурманом стал пастух.
Татьяна Никольская: В эту группу входили как довольно известные поэты, например Георгий Иванов, Георгий Адамович, Анна Радлова, так и поэты мало кому известные. Сам Юрий Деген, Лазарь Берман. У этого поэта я бывала в гостях уже в конце 70-х годов и расспрашивала о "Марсельских матросах". О том, что такая группа существовала, он помнит. Сказал мне, что был штурманом у "Марсельских матросов". Но когда я попросила, чтобы он подробно сказал, о чем они говорили, чем они занимались, он сказал, что помнит только, что они собирались на квартире у поэта Моисея Бандаса, который жил на Марсовом поле. И когда они читали друг другу стихи или беседовали, за стеной плакал маленький ребенок Бандаса, который им мешал. Больше ничего существенного я не узнала. А вот Деген в поэме "Февраль" так описывает "Марсельских матросов".
Диктор:
Я помню вас, туманные беседы,
Негромкий голос медленных стихов,
Короткий бег коротких вечеров,
Когда съезжались к девяти поэты,
Чтоб чинно толковать о том, об этом,
А главным образом, в своем кругу
Читать стихи, забывши шелест Леты,
И говорить про нежную тоску.
Пуховкой легкой тронуть контур скул.
Сидели стройно черные жакеты.
А к ужину горячее рагу
Нас ожидало, как конец беседы,
И вот, как только самовар готов,
Мы шли к столу, хмельные от стихов.
Татьяна Никольская: Собрания "Марсельских матросов" продолжались недолго в связи с известными событиями осенью 17 года и с тем, что многие из этой группы кто куда разъехались. В частности, сам Деген осенью 17 года уехал из Петрограда в Тбилиси, где жили его родители. И тоже как-то моментально стал активным участником литературной жизни Тбилиси. То есть, он осенью приехал, и сразу же в газете "Республика" появились его статьи о футуризме. В частности, две статьи о Хлебникове. Потом там была выставка картин художника Кирилла Зданевича. К этой выставке Деген написал статью о футуризме в живописи. Кроме того, в ноябре 17 года он принял участие в большом вечере футуристов, который проходил в зале консерватории. Причем он прочел доклад о футуризме, а потом на этом вечере выступали Крученых и Зданевич. То есть как-то сразу же его приняли в свой круг. В том же ноябре 17 года по инициативе его и поэта Сандро Короны открылась студия поэтов, которая вскоре стала называться "Фантастическим кабачком". Там собрались русские и грузинские поэты и читали свои стихи. В марте 18 года, когда в Тбилиси открылся "Цех поэтов" Городецкого, он вступил в него, но уже к лету он и несколько молодых поэтов, которые были недовольны менторским тоном Городецкого, ушли из этого цеха и Деген образовал свой "Цех поэтов" при художественном обществе "Кольчуга", который тоже он основал. И эти поэты собирались не в помещении журнала "Арс" а в "Фантастическом кабачке", и там не было такого подчинения учеников учителя, потому что они были примерно одного возраста. Им было по 20 с небольшим лет.
Татьяна Вольтская: Говорит поэт, критик, текстолог Владимир Эрль.
Владимир Эрль: "Фантастический кабачок" - это было, очевидно, местом таким же, как в Петербурге Малая Садовая или Сайгон. Все его любили посещать, и там бывали все. "Фантастический кабачок" с кабаре, с местом для выступлений, где поэты из разных кругов встречались и могли выступать.
Татьяна Вольтская: Конечно, поэтическую молодежь не могли удовлетворить одни устные выступления в "Фантастическом кабачке". Надо было где-то печататься.
Татьяна Никольская: Городецкий издавал журнал "Арс". Поскольку с Городецким они поссорились, то уже в этом журнале печататься было не очень хорошо. Тогда Деген основал свой журнал "Феникс" в 18 и 19 годах. Всего вышло три номера. И вот в этом журнале помимо того, что поэты цеха "Кольчуга" печатали свои стихи и рассказы, печатались научные статьи о грузинской культуре, о Руставели, в то же время, о современном грузинском художественном авангарде. Один номер был полностью посвящен творчеству Ладо Гудиашвили. В этом же журнале Деген печатал как свои статьи, посвященные 19 веку, так и рецензии на сборники Крученых и Зданевича. После того, как этот журнал закрылся, потому что не было у Дегена денег, он основал вместе с поэтом Борисом Корнеевым газету "Искусство". Она тоже была любопытна. Например, в Тбилиси поэт Василий Каменский решил отметить 10-летие своей творческой деятельности. К этому юбилею Деген выпустил газету, один экземпляр которой был отпечатан на флаге. И во время чествования Каменского материя была посажена на древко, и этот флаг вручили Каменскому.
Татьяна Вольтская: Татьяна, в этот период Юрий Деген продолжал заниматься критикой?
Татьяна Никольская: Деген писал статьи о современном положении в поэзии. Из них надо отметить две. Одна статья называлась "Общие итоги за восьмилетие". Он анализировал два направления в современной поэзии - акмеизм и футуризм, и приходил к такому выводу, что у акмеизма есть хорошо разработанная школа, но приемы в основном устарели. У футуристов такой прочной школы нет, но зато у них есть множество новых приемов. И будущее поэзии Деген видел в синтезе акмеизма и футуризма. Другая его статья называлась "Михаил Кузмин".
Диктор: К Михаилу Алексеевичу приходят за советом начинающие поэты. Волнуются на лестнице в передней. Но сразу обретают душевную теплоту и спокойствие, когда к ним выйдет низенький господин в поношенном сером костюме и ботинках, заплатанных во многих метах. Это и есть Михаил Кузмин. Его волосы с проседью какими-то странными рожками зачесаны от висков на высокий лоб, странная, слегка лукавая улыбка, широкий взмах бровей. Но самое красивое в лице поэта все-таки его большие серые глаза, обведенные коричневыми, как на старинных иконах, тенями. Поразительная, в особенности для 20 века, голова - голова фавна с глазами аскета. Такова и душа поэта: бережная, любящая, слегка лукавая и всегда проникновенная.
Татьяна Вольтская: Да, прозрачный, изысканный Кузмин. Но интересно, каким образом соединяется с его именем имя Юрия Дегена?
Владимир Эрль: Он просто был вхож. Был одним из его дореволюционных друзей и учеников. До 17 года. Наверняка Кузмин был невероятно притягательной личностью, кроме того, то, что он стал писать на рубеже революции и послереволюционных лет, это почти другой поэт. Намного более мощный, чем кто-либо другой.
Татьяна Вольтская: И все-таки, странное сочетание - футурист-заумник Деген и ясный, как день, кларист Кузмин.
Владимир Эрль: Кузмин никогда не враждовал с футуристами. Наоборот, у него были совершенно авангардные и неожиданные словосочетания. Дело не в форме. Стихотворение может быть написано в совершенно авангардной форме, а на самом деле это шик пустой. Или написано изысканно, но, кроме этой изысканности, в нем ничего нет. В чем состоит авангард? В свободе творчества и самовыражения. Не надо быть зашоренным. А Кузмин никогда не был зашоренным. Для него все было спокойно и открыто. Дело в том, что все знаменитые футуристические лозунги - "сбросим Пушкина с парохода современности", взорвем музеи - это имелась в виду борьба не с классическим искусством и не с Пушкиным. А с Пушкиным по понятиям.
Татьяна Никольская: Сам Деген в своих стихах пытался совместить принципы акмеизма и футуризма. Точнее не футуризма, а кларизма - прекрасной ясности, о которой говорил Кузьмин. Правда, чаще у него отдельно были стихи с влиянием футуризма. Венцом его приближения к зауми явилось стихотворение "Поэма процессии", где он использует заумь на основе тюркского языка, и в то же время есть там аллюзии на Маяковского и Велимира Хлебникова.
Татьяна Вольтская: Юрий Деген. Стихотворение "Сердце без ничего"
- Слушайте,
слушайте меня только -
только я один правду несу вам.
Ибо
Все, что сделали поэты вчера
И что сегодня напишут, тужась,
Никогда не будет острее пера,
Днесь благословившего ужас!
Агер!
Дуламбар аги
Дуриван анацан аг
Биуц мурилай далель.
Гро ди гро
Гроб громит.
:::::::
В окне жестяная крыша,
Плывут облака:
Детка, слышишь ли, слышишь?
Выростешь
И не дрогнет рука,
Когда из памяти вырвешь
Даже самое имя мое!
Гер... гер...
Бица биц. Бица биц,
Гер-ван-мази Ниту-миро
Сан...
Умерла... умерла...
Пусть будет -
Я не молю о чуде, -
Но неужели ж у Создателя миров сих
Нет сердца нисколько,
Нет сердца вовсе?..
Радуюсь.
Радуйтесь и вы,
Богом одураченное племя:
Семя
От семени, мысль от мысли,
Лучшие дети ваши
В детстве берутся на небо.
Радуюсь.
Радуйтесь вы,
И души,
Как из бутылки тонкой,
Лейте в стаканы смерти,
Что пенилась влага...
Татьяна Никольская: Многие другие стихи Дегена написаны под влиянием Кузмина. В них нет никакого футуризма. Они очень ясные, хрупкие, нежные, простые. В Тбилиси Деген выпустил несколько сборников стихов. Его стихи критика заметила.
Татьяна Вольтская: Отзывы были разные. Сергею Городецкому не нравился в стихах Юрия Дегена именно футуризм, резкий уклон в сторону звукомании.
Диктор: Нельзя служить двум богам, нашим и вашим, сегодня сочиняя футуристическую белиберду, а завтра составляя рассказ на всем понятном языке. Такая работа нарушает цельность личности, а талант безличности или с личностью надтреснутою не имеет никакой цены.
Татьяна Вольтская: Самые благожелательные отзывы о Юрии Дегене принадлежат, конечно, футуристу - Крученых. В одной статье он пишет о портрете Дегена работы Кирилла Зданевича.
Диктор: У Юрия Дегена есть очень выразительная строка "хотя б ко мне не повернула вовек фортуна колеса". При чтении поражает звуковое слияние в первой строчке - хотя б ко - высшее выражение мягковолия, пассивности. Такие сдвиги заметны и в его портрете работы Зданевича: весь прямолинейный и застывший, как старинная икона, и только поражает судорожно изломанная рука, не повисшая, а вывихнутая. Это и есть "хотяпка".
Татьяна Вольтская: Тому же Крученых принадлежит и самый глубокий анализ стихов Дегена.
Диктор:
Если попросишь очень,Тут мы встречаем странное, полупонятное слово "мокрая мочень", дающее концентрацию тоски и сырости. "Посерение" слов чувствуется и в пользовании новой орфографией, например, ре'ку (от реки) и реку' (глагол) сливаются в одно! И таких случаев масса!
если взмолишь - "помилуй"
осени в мокрую мочень
кину твою могилу!
Чтобы запомниться, надо
Вымучить душу дочиста.
Таким чутким поэтом-микроскопом является Юрий Деген.
Татьяна Вольтская: Татьяна Никольская продолжает.
Татьяна Никольская: Тут тоже очень интересно, что Крученых, который в 13 году призывал к изменению орфографии, а когда большевики орфографию изменили он стал высказывать иную точку зрения. В 20-м году Деген переехал из Тбилиси в Баку. И в Баку тоже сразу же вошел в центр литературной жизни, вступил в Цех Поэтов. Там в это время уже был Городецкий. И хотя они были в свое время в контрах, то там оказались снова в одном Цехе Поэтов и как-то мирно сосуществовали и сотрудничали. В Баку Деген устроился на работу в Бакинский университет, в издательскую группу, и одновременно он туда поступил учиться. А, как известно, в Баку преподавал Вячеслав Иванов. Деген с ним познакомился, и на диспутах, на вечерах поэзии они часто вместе выступали. Кроме того, в Баку Деген издал свой сборник стихов "Волшебный улов". Этот сборник я увидела впервые у Виктора Андрониковича Мануйлова, который тоже тогда был в Баку, учился у Вячеслава Иванова, дружил с Дегеном, и Деген ему подарил этот сборник. В нем есть одно стихотворение, где первые строчки отмечены точками. Их убрали по цензурным соображениям.
Татьяна Вольтская: Вот эти строчки, вписанные от руки в экземпляр Мануйлова.
Диктор:
Ну, хорошо, пусть Троцкий, Ленин, Радек,
Пусть сокращенно грозное: ЧЕКА...
О, Боже мой, откуда беспорядок
В квартире антиквара-чудака?
Татьяна Вольтская: А вообще-то стихи о старике-антикваре, о революционной разрухе. Стихи, между прочим, вполне традиционной поэтики, несмотря на весь футуризм. По правде говоря, когда я читаю эти стихи Дегена, а вслед за ними его же заумные, поэт кажется мне каким-то двухголовым, двухголосым существом.
Диктор:
И вдруг Октябрь, что светопреставленье,
Или девятый и последний вал!
Мяучит кот, урчит живот в томленьи,
И от забот чудак совсем устал.
Впервые в жизни встал вопрос проклятый -
Еда, дрова. Где ж деньги взять ему?
Пошли с торгов любимые пенаты.
Он продал все в голодную зиму.
Скорей бы смерть сомкнула хладом вежды,
И смертный мрак закрыл бы жизни мрак.
Вот так живут, без света, без надежды
Голодный кот и антиквар-чудак.
Татьяна Вольтская: Скажите Татьяна, а как же складывалась дальше жизнь самого поэта?
Татьяна Никольская: Все было нормально. У него была жена, двое детей. Сын родился в 21 году, дочка в 18-м. И все было хорошо до 23 года. А в 23 году Дегена арестовали и обвинили в создании антиреволюционной организации и в поджоге Бакинских нефтепроводов. Это история очень непростая и небезлюбопытная. Думаю, что до сих пор не все известно. И вот вдруг поэт Рюрик Ивнев, который сам с ним знаком был еще по Тбилиси, написал мемуарный роман "У подножия Мнацминды", где он вывел Дегена под фамилией де Румье.
Татьяна Вольтская: Из романа Рюрика Ивнева.
Диктор: Его история такова. После изгнания мусаватистов он остался в Баку. И так как ему вечно нужны были деньги, он связался с какими-то подонками и получил от них довольно крупный аванс за обещание поджечь один из нефтепромыслов. Конечно, он и не думал осуществлять свой план. Он не выходил из своего любимого кафе, сидел там в обществе таких же оболтусов и разглагольствовал о будущем новой поэзии. Деньги таяли. Но где-то на промыслах случился пожар, и его осенила мысль выдать это за дело своих рук. Он потребовал полной оплаты, ему поверили и отвалили кучу денег. Но когда о его обмане узнали, то заманили его под предлогом нового заказа в какой-то темный уголок в окрестностях Баку и там пристрелили.
Татьяна Никольская: В 23 году в журнале "На посту" была статья, в которой говорилось, что контрреволюционный поэт Деген создал организацию "Огненные кресты" и был расстрелян. Деген был официально реабилитирован только в 1991 году.
Татьяна Вольтская: А были хоть какие-то факты под этим чудовищным обвинением в поджоге?
Татьяна Никольская: Был сделан официальный запрос в бакинское КГБ, чтобы узнать о судьбе Дегена. И оттуда пришел официальный ответ, где говорилось, что в 23 году он был арестован и приговорен к расстрелу за создание контрреволюционной организации и участие в ней. Бумага, которую они прислали, она своего рода фантастическая. Это проект мистического ордена "Пылающего сердца", который Деген решил основать.
Татьяна Вольтская: Но ведь тут сразу вспоминаешь другое "Пылающее сердце", Cor Ardens Вячеслава Иванова?
Татьяна Никольская: То-то и оно, что тут встает очень интересный вопрос, как повлияло знакомство с Вячеславом Ивановым на проект создания такого ордена, и вполне возможно, что пылающие сердца были связаны с поджогами нефтепромыслов и способствовали тому, что человека лишили жизни. Человека, который был совершенно аполитичен, а если какие-то мистические идеи к нему приходили, то в любом случае это с политикой никак не соприкасалось.
Татьяна Вольтская: Ничего не скажешь - удивительная судьба. Фантастический по своей нелепости трагизм. По-моему, весьма велик соблазн сказать, что заумь, которую Деген так любовно культивировал в своей поэзии, каким-то образом вырвалась на волю и, как злой дух, убила своего автора.
