Ведущий Иван Толстой
Диктор:
Я уверен, что мой отец по природе был человеком жизнерадостным, добродушным. До 34-х лет он работал батраком на ферме Тома Баттерворта, недалеко от Бидуелла, штат Огайо. У отца была собственная лошадь, и по субботам он ездил на ней в город, в бар Бэна Хэда, чтобы провести вечер среди других батраков, которые собирались туда со всей округи. Вместе с ними отец распевал песни и стучал пивной кружкой по стойке бара. В 10 часов вечера отец возвращался домой по пустынной проселочной дороге, заботливо устраивал на ночь лошадь, и ложился спать вполне довольный своей жизненной ситуацией. На 35-м году жизни, весной, отец женился на моей матери, сельской учительнице. А следующей весной, корчась и плача, появился на свет я. И тут что-то случилось с этими двумя людьми, моими родителями. Они вдруг стали честолюбивы. Американская страсть к успеху овладела ими.
Марина Ефимова:
Так начинается рассказ «Яйцо» и так началась, в сентябре 1876 года в городке Клайди, штат Огайо, жизнь самого этого замечательного и многими забытого американского прозаика Шервуда Андерсона. Что касается страсти к успеху, то Шервудом она овладела еще в детстве. Он писал в мемуарах:
Диктор:
Мальчишкой я был жаден до денег. Они покупали тепло, сытость, безопасность, и ради них я был готов работать с утра до ночи. Косить лужайки, подметать магазины, подносить воду ассенизаторам, собирать кукурузу, сажать капусту, мыть полы на живодерне. В Клайде у меня было прозвище «джабби» - трудяга.
Марина Ефимова:
Шервуд Андерсон закончил свой подъем по лестнице успеха в 1907 году, став в возрасте 31 года главой рекламной компании и главой семейства - отцом троих детей. В его биографии всегда приводится фотоснимок рекламной брошюры его фирмы: «Исцеление недугов, крыш и кровель». Между прочим, никто иной, как Шервуд Андерсон придумал рассылать рекламу почтой в Америке. Он был и автором многих реклам. Одна называлась, например, «Словечко на ушко». И вот в это время, 35-и лет отроду, Андерсон начал писать прозу. Почему так поздно? Почему его путь к писательству был таким долгим? Я спросила об этом у биографа Андерсона профессора Тима Таунсенда.
Тим Таунсенд:
Ну, это уже даже не его история, а история Америки. Шервуд Андерсон был родом из бедной семьи и рос в культурной среде, которая относилась к литературе в высшей степени равнодушно. А писательство, как профессия, как род занятий, даже не обсуждалась всерьез. Поэтому с детства все его помыслы были сосредоточены на достижении материального успеха.
Марина Ефимова:
Однако что-то было не ладно в его успехе. Вечерами он часто запирался в своей комнате и молился. Когда его жена Корнелия уходила с детьми гулять, он просил горничную принести в его комнату ведро и щетки и начинал мыть и скоблить полы, полки, стены. Потом принимал ванну и снова запирался у себя. О том, что происходило в его комнате, мы можем только догадываться по его рассказу «Одиночество».
Диктор:
Он начал думать, что уже больше не нуждается в обществе живых людей. Его воображение начало изобретать людей, которым он мог объяснить все, что не умел объяснить живым людям. Комната его постепенно заселялась призраками. Он обращался к ним с речами, шутил или бранил их, при случае. Среди них он чувствовал себя уверенным и смелым. Они были слугами его воображения. Конечно, им тоже разрешалось говорить. Но последнее, решающее слово, всегда оставалось за ним.
Марина Ефимова:
Свои первые литературные пробы Андерсон пытался показывать жене. Но она только расхолаживала его. Корнелия, образованная и начитанная женщина, была уверена, что ее муж, не окончивший даже средней школы, не тот человек, который может стать писателем. Во-первых, он был малограмотным. Даже его рекламные тексты она вынуждена была править. Кстати сказать, уже много позже редактор главной книги Шервуда Андерсона, сборника рассказов «Уайнбург, Огайо», написал ему письмо, в котором осторожно отмечал, что Андерсон не проставил в рукописи никаких знаков препинания, кроме точек. Тогда Андерсон расставил запятые, примерно через каждые 6-7 слов, а остальное оставил на усмотрение редактора. Но вернемся к жене. Биограф пишет:
Диктор:
Комментарии жены на его писание были невыносимы Андерсону. Он подозревал, что она может быть права. И он ненавидел ее и ненавидел свою жизнь с ней. Однажды он ушел гулять и бродил всю ночь. Вернувшись под утро, он увидел, что она ходит взад и вперед по саду, в волнении ломая руки. И он, не показавшись ей, сразу отправился в офис.
Тим Таунсенд:
Литературное влияние оказывали на него лишь редкие и случайные люди. Библиотекарь, учительница, городской чудак. Они заронили семена, которые проросли и мучили его. И он боролся со своими литературными позывами пол жизни. Он пытался достичь успеха в бизнесе, то есть там, где добивался успеха каждый американский мужчина его времени. Но потом был ужасный срыв, и он сделал свой выбор.
Марина Ефимова:
Это случилось 27 ноября 1912 года, когда Шервуду Андерсону было 36 лет. Он сидел в своем офисе и диктовал письмо секретарше.
Диктор:
«Все товары, о которых вы запрашивали, являются лучшими из тех, что изготавливаются в...». На этом месте он замолчал, посмотрел долгим взглядом на секретаршу. Потом встал и вышел. Он не появился дома ни в тот день, ни на следующий. Через 4 дня кто-то из клиентов опознал его на улице в городе Кливленде и доставил в больницу в состоянии нервного потрясения и частичной амнезии.
Марина Ефимова:
Этот эпизод стал в американской литературе не меньшей легендой, чем в русской - уход Толстого. И интерпретировали его по-разному. Одни считали, что писатель Андерсон восстал на Андерсона-бизнесмена. Восстал на тот образ жизни, который требовал, по его собственному выражению, «комфортабельного восприятия дискомфортного мира». Другие до сих пор уверены, что и амнезия и потрясение были слишком преувеличены, и что он просто хотел избавиться от бедной Корнелии, которую не мог больше выносить.
В начале века, в Чикаго, на 57-й стрит, располагалась артистическая колония, дом, где слились молодые провинциалы, выходцы со среднего Запада, начинающие художники, писатели, журналисты. Один из членов этой колонии позже так ее описал:
Диктор:
Там был свой климат, свой тон. Там жили люди, которые считали, что они родились в неправильном месте: в Огайо, в Мичигане, в Индиане, и они слетались в Нью-Йорк или в Чикаго, селились колониями, читали новые книги, обсуждали новые идеи, писали дерзкие статьи.
Марина Ефимова:
Весной 1914 года, в колонии появился новый жилец - Шервуд Андерсон. Он был старше остальных, - писал о нем будущий редактор и критик Флойд Дел. Он, как все мы, был влюблен в жизнь, и его черные бархатные глаза впитывали, как губка, все наши идеи, особенно о свободной любви. Шервуд начал свое приближение к нам осторожно, но к концу лета был уже душой и центром колонии. Как гадкий утенок, Шервуд Андерсон нашел наконец-то свою стаю. В молодежном журнале «Литл Ревью» он выразил свое писательское кредо в статье «Новая нота».
Диктор:
Писатель Нового Света защищает свое право говорить голосом собственной молодой плоти и души, не пользуясь опытом мастеров, ушедших в прошлое. Именно этим его новым, специфически американским голосом, считает профссор Таунсенд, можно объяснить то, что сказал про Шервуда Андерсона Фолкнер: «Андерсон стал отцом целого поколения писателей, нашего поколения».
Тим Таунсенд:
В его стиле была обезоруживающая простота и безыскусность. Он словно не знал, как веками до него писали мастера прозы. Это был свежий и узнаваемо американский голос. Кстати, это же свойство имел в виду Хемингуэй, когда назвал отцом всей американской литературы Марка Твена. Причем, оба этих писателя вышли со среднего Запада, из глубокой американской провинции, в отличие от писателей восточного побережья, которые были гораздо больше британскими, чем американскими.
Марина Ефимова:
Но мне кажется, что дело не только в этом. По-моему, глубже выразил особенность прозы Шервуда Андерсона писатель и поэт Анатолий Найман.
Анатолий Найман:
В 1959 году у нас вышла книжка Шервуда Андерсона, и она произвела впечатление на пишущих людей. Мы тогда Джойса еще не читали, и поэтому вся проза сводилась к описанию случившегося. В то время как Андерсон продемонстрировал нам, тогда молодым, что существо рассказа - это описание состояния людей во время случившегося. Вот этого почти неуловимого, висящего в воздухе загадочного отношения одного человека к другому. Вообще пишущему человеку не получается читать Андерсона, не учась у него чему-то - как можно более короткому выражению мысли. Шервуд Андерсон - такой писатель, что в том, что он написал, всегда есть больше того, что мы читаем.
Марина Ефимова:
Вспомните рассказ Андерсона «Хотел бы я знать почему». На скачках в провинциальном городке мальчик-подросток испытывает вспышку любви в замечательному лошадиному тренеру Джерри Тилфорду, способному оценить все благородство и красоту лошади. И, вечером, не в силах расстаться со своим кумиром, подросток тайком идет за ним, пока тот не входит в какой-то дом. Побродив вокруг дома, мальчик заглядывает в одно из окон.
Диктор:
Я ничего не мог понять. В доме были женщины, все на вид уродливые и злые. Женщины были одеты в халаты и сидели на стульях вдоль стен. А мужчины входили и некоторые садились женщинам на колени. Вонючее место. И разговоры был вонючие. Такие, какие мы с ребятами слышали на бойне в Беккерсвиле. Но там бы так никогда не говорили при женщинах. Вонючее место. Негр никогда бы в такое не пошел. И я услышал, как Джерри хвастается перед этими женщинами, что он воспитал эту лошадь и что он выиграл скачки. Как дурак. И тут я почувствовал, что ненавижу этого человека. Мне захотелось заорать, ворваться в комнату и убить его.
Марина Ефимова:
Сэллинджеровский Холден Колфилд, герой романа «Над пропастью во ржи», кажется, просто вышел из этого рассказа. Андерсон был первым американским писателем, воплотившим задачу литературы 20-го века, которую позже сформулировал Хемингуэй: самая деликатная и сложная задача писателя - уловить, понять и выразить свое собственное настроение. Итак, рекламный агент Шервуд Андерсон сделал то, что в его время порядочные люди не делали, - бросил жену и троих детей. Кроме того, он сделал то, чего не делали и до сих пор не делают люди, обладающие инстинктом самосохранения, - бросил прибыльное дело. И все ради непреодолимой писательской страсти. Я - как пьяница, - говорил он, - обожаю запах чернил.
Тим Таунсенд:
Я как раз сейчас готовлю курс по Генри Джеймсу - писателю предыдущего поколения. Шервуд Андерсон начал писать, когда Генри Джеймс умер. И вот Джеймс писал о том, за что любят писателя в Англии и в Америке. В Англии - за его работу, а в Америке за то, что он сумел сойти с налаженной колеи. Англичан - за искусство, а американцы за смелость. Писатель в Америке времен Андерсона был романтическим изгоем. Недаром Хемингуэй большую часть своих работ написал за границей. А Фолкнер создал свою собственную заграницу в центре Америки. И даже сейчас американские студенты, которые все еще восхищаются Фолкнером и Хемингуэем, любят их не только за их прозу, но и за то, что они бросили вызов обществу и вышли если не за его пределы, то на его окраины.
Марина Ефимова:
Уход Шервуда Андерсона из бизнеса в литературу стал символом эпохи. У Шервуда Андерсона было красивое, очень выразительное лицо. Недаром его часто фотографировал гениальный Альфред Штиглиц. Женщины любили его всю жизнь, и он легко бросал их. Иногда жестоко, оставив лишь записку с просьбой больше не появляться. Его жены не составляли исключения. А их было 4. На последней он женился, когда ему было 57 лет. Вторая жена Андерсона, Теннеси Митчел, была прямой противоположностью первой - Корнелии. Смелая, независимая, экстравагантная представительница богемы. Он ушел от нее, устав от полной независимости, такой, что было непонятно: есть жена или ее нет. Третья, Элизабет Прал, была кроткой, молчаливой и преданной. Некоторое время он отдыхал с ней душой, но ушел от скуки. Четвертой была Элеонор Коппенхейвер, от которой он никуда не ушел, а просто умер. Профессор Таунсенд, чего Андерсон искал в женщинах, что так часто менял их?
Тим Таунсенд:
Он просто обожал их, нуждался в них. Своей уже взрослой дочери Андерсон объяснял в письме: «Почти все мужчины экспериментируют с несколькими женщинами. Я - женился на них». Но кроме этого, Андерсон очень серьезно и уважительно относился к женщинам. В своих отношениях с ними он давал им руководить своей жизнью. Он наделял их большой силой, которой сам же потом и пугался. И бежал от их власти над собой.
Марина Ефимова:
Надо сказать, что доля правды в этом, безусловно, есть, потому что с каждой женой Андерсон существенно менял свою жизнь и даже внешность. С Корнелией он был приличным господином с волосами, расчесанными на пробор. Таким он, между прочим, предстал на фотографии в последнем российском издании его романа «В ногу», изданного в прошлом году. А с Теннеси стал богемным красавцем с растрепанной копной черных волос и с желтым шарфом, перекинутым через плечо. Но есть и другое объяснение, что он питал женщинами свой талант, как дракона питали девственницами. Вот, что сам он говорил о писателе.
Диктор:
Писатель - это любовник. Он любит так пылко, что у него хватает смелости любить даже себя. Безумие писателя - есть безумие любовника. Когда он пишет, он совершает любовный акт. Это всем понятно.
Марина Ефимова:
Только от последней своей жены Элеонор Коппенхейвер Андерсон не ушел. Более того, Элеонор помогла ему спастись в самый критический момент его жизни. Но к этому мы еще подойдем.
Диктор:
Адольф Майерс был учителем по призванию. Он добивался послушания не суровостью, а мягкостью. Это избранные натуры. Со своими учениками он гулял по окрестностям или засиживался допоздна на школьном крыльце в мечтательной беседе. При этом, рука учителя протягивалась то к одному, то к другому мальчику, гладя их спутанные волосы, или касаясь плеча. Ласкающие руки были его способом выражения. Он принадлежал к людям, у которых творческая энергия не накапливается, а непрерывно излучается. Учитель пользовался большой любовью своих учеников. И вдруг - трагедия. Один слабоумный мальчик влюбился в учителя. По ночам он предавался грязным фантазиям, а наутро выдавал свой бред за действительность. Слова, срывающиеся с его отвислых губ, складывались в обвинение. Город пришел в ужас.
Марина Ефимова:
Рассказ «Руки» был первым, после которого Андерсон понял, что он стал настоящим писателем. Он написал его в 1915 году. Закончив текст, он побежал в бар и просидел там час, чтобы остыть. Потом вернулся домой и перечел написанное. Сомнения не было - он стал писателем. Рассказ «Руки» открывает главный сборник писателя «Уайнсберг, Огайо», произведший такое неизгладимое впечатление на современников. Биограф пишет:
Диктор:
Известный редактор и литературовед Ван Вик Брукс, сказал о нем лучше всех: «Как и Уолт Уитмен, Андерсон не поразил американцев новыми идеями, но он был первым, кто подарил нам чувство органичности нашей жизни, подарил нам наше своеобразие». Известнейший критик Менкен писал о неповторимой красоте его прозы. Безжалостная ирландская критикесса Мерни Колумн назвала его самым тонким прозаиком Америки. Ребекка Уэст - самой интересной личностью, среди американских писателей.
Марина Ефимова:
Книга «Уайнсберг, Огайо», состоящая из 29 рассказов, вышла в 1919 году. И с нее началась литературная слава Андерсона, которая продержалась всего 6 лет. В 1925 году Шервуд Андерсон написал роман «Темный смех». Этот роман, единственный из семи романов Андерсона, стал бестселлером, но в одночасье разрушил его репутацию среди писателей. Фицжералд в письме к редактору назвал этот роман вшивым. Фолкнер заметил в разговоре, что Андерсону пора перестать писать. Хемингуэй не только сказал в интервью, что Андерсон как писатель кончился, но даже опубликовал на него злую пародию. Профессор Таунсенд, почему они так накинулись на Андерсона после первой же неудачи?
Тим Таунсенд:
Все они - и Фолкнер, и Фицжеральд, и Хемингуей - были чрезвычайно искушенными читателями. И они моментально услышали растущую сентиментальность в вещах Андерсона, небрежности стиля, повторения, пустоты. Их-то было не обмануть магией имени. И они были разочарованы и рассержены тем, что Андерсону это сходит с рук.
Марина Ефимова:
Андерсон принимал правила писательской игры. Он знал, что талант беспощаден. И он начал смиряться с мыслью о том, что ему пора уходить из литературы, из жизни. Его спасла Элеонор Копенхейвер, ставшая впоследствии его последней четвертой женой. Но спасла не тем, что уверила его в его таланте и литературной значимости, а в том, что совершенно отвлекла его от самого себя.
Тим Таунсенд:
Она была чрезвычайно интересной женщиной. Очень сильной, интеллигентной, с самостоятельными политическим убеждениями. В прошлом он выбрал только одну женщину, которая заботилась только о его респектабельности, другую, которая была, наоборот, хиппи и заботилась только о своей свободе. А Элеонор была человеком гражданственным. Она ввела его в мир серьезной журналистики. Я не скажу, что эта деятельность положительно сказалась на его творчестве, но она заняла его на всю оставшуюся жизнь и сделала его более счастливым человеком.
Марина Ефимова:
Андерсон купил две газеты и стал их редактором. Он ездил с Элеонор собирать материалы о великой депрессии, помогал вести избирательную компанию Франклина Рузвельта. Он продолжал писать, но этому уже никто не придавал значения. Книгу его воспоминаний «Тар -детство на среднем Западе» критика не заметила. И прекрасно. Шервуд Андерсон стал забытым автором, которого каждый может открыть для себя заново, как это случилось с писателем Джеймсом Фарелом.
Диктор:
Я сидел на автобусной станции, когда открыл книгу Андерсона «Тар». И с первых страниц уродливые стены фабрик вокруг меня исчезли. Шумный перекресток с 34-й стрит затих, и два часа я жил на среднем Западе. После этой книги я решил писать. У Андерсона есть поразительное свойство - возбуждать писательскую энергию в людях. И я не единственный, кто почувствовал это на себе.
Марина Ефимова:
И мне хочется закончить эту передачу словами известного американского критика Малка Макаули, которые часто берут эпиграфом к переизданиям Андерсона: «В американской жизни есть много моментов, которым Шервуд Андерсон дал не только первое, но и окончательное художественное выражение».
Диктор:
Я уверен, что мой отец по природе был человеком жизнерадостным, добродушным. До 34-х лет он работал батраком на ферме Тома Баттерворта, недалеко от Бидуелла, штат Огайо. У отца была собственная лошадь, и по субботам он ездил на ней в город, в бар Бэна Хэда, чтобы провести вечер среди других батраков, которые собирались туда со всей округи. Вместе с ними отец распевал песни и стучал пивной кружкой по стойке бара. В 10 часов вечера отец возвращался домой по пустынной проселочной дороге, заботливо устраивал на ночь лошадь, и ложился спать вполне довольный своей жизненной ситуацией. На 35-м году жизни, весной, отец женился на моей матери, сельской учительнице. А следующей весной, корчась и плача, появился на свет я. И тут что-то случилось с этими двумя людьми, моими родителями. Они вдруг стали честолюбивы. Американская страсть к успеху овладела ими.
Марина Ефимова:
Так начинается рассказ «Яйцо» и так началась, в сентябре 1876 года в городке Клайди, штат Огайо, жизнь самого этого замечательного и многими забытого американского прозаика Шервуда Андерсона. Что касается страсти к успеху, то Шервудом она овладела еще в детстве. Он писал в мемуарах:
Диктор:
Мальчишкой я был жаден до денег. Они покупали тепло, сытость, безопасность, и ради них я был готов работать с утра до ночи. Косить лужайки, подметать магазины, подносить воду ассенизаторам, собирать кукурузу, сажать капусту, мыть полы на живодерне. В Клайде у меня было прозвище «джабби» - трудяга.
Марина Ефимова:
Шервуд Андерсон закончил свой подъем по лестнице успеха в 1907 году, став в возрасте 31 года главой рекламной компании и главой семейства - отцом троих детей. В его биографии всегда приводится фотоснимок рекламной брошюры его фирмы: «Исцеление недугов, крыш и кровель». Между прочим, никто иной, как Шервуд Андерсон придумал рассылать рекламу почтой в Америке. Он был и автором многих реклам. Одна называлась, например, «Словечко на ушко». И вот в это время, 35-и лет отроду, Андерсон начал писать прозу. Почему так поздно? Почему его путь к писательству был таким долгим? Я спросила об этом у биографа Андерсона профессора Тима Таунсенда.
Тим Таунсенд:
Ну, это уже даже не его история, а история Америки. Шервуд Андерсон был родом из бедной семьи и рос в культурной среде, которая относилась к литературе в высшей степени равнодушно. А писательство, как профессия, как род занятий, даже не обсуждалась всерьез. Поэтому с детства все его помыслы были сосредоточены на достижении материального успеха.
Марина Ефимова:
Однако что-то было не ладно в его успехе. Вечерами он часто запирался в своей комнате и молился. Когда его жена Корнелия уходила с детьми гулять, он просил горничную принести в его комнату ведро и щетки и начинал мыть и скоблить полы, полки, стены. Потом принимал ванну и снова запирался у себя. О том, что происходило в его комнате, мы можем только догадываться по его рассказу «Одиночество».
Диктор:
Он начал думать, что уже больше не нуждается в обществе живых людей. Его воображение начало изобретать людей, которым он мог объяснить все, что не умел объяснить живым людям. Комната его постепенно заселялась призраками. Он обращался к ним с речами, шутил или бранил их, при случае. Среди них он чувствовал себя уверенным и смелым. Они были слугами его воображения. Конечно, им тоже разрешалось говорить. Но последнее, решающее слово, всегда оставалось за ним.
Марина Ефимова:
Свои первые литературные пробы Андерсон пытался показывать жене. Но она только расхолаживала его. Корнелия, образованная и начитанная женщина, была уверена, что ее муж, не окончивший даже средней школы, не тот человек, который может стать писателем. Во-первых, он был малограмотным. Даже его рекламные тексты она вынуждена была править. Кстати сказать, уже много позже редактор главной книги Шервуда Андерсона, сборника рассказов «Уайнбург, Огайо», написал ему письмо, в котором осторожно отмечал, что Андерсон не проставил в рукописи никаких знаков препинания, кроме точек. Тогда Андерсон расставил запятые, примерно через каждые 6-7 слов, а остальное оставил на усмотрение редактора. Но вернемся к жене. Биограф пишет:
Диктор:
Комментарии жены на его писание были невыносимы Андерсону. Он подозревал, что она может быть права. И он ненавидел ее и ненавидел свою жизнь с ней. Однажды он ушел гулять и бродил всю ночь. Вернувшись под утро, он увидел, что она ходит взад и вперед по саду, в волнении ломая руки. И он, не показавшись ей, сразу отправился в офис.
Тим Таунсенд:
Литературное влияние оказывали на него лишь редкие и случайные люди. Библиотекарь, учительница, городской чудак. Они заронили семена, которые проросли и мучили его. И он боролся со своими литературными позывами пол жизни. Он пытался достичь успеха в бизнесе, то есть там, где добивался успеха каждый американский мужчина его времени. Но потом был ужасный срыв, и он сделал свой выбор.
Марина Ефимова:
Это случилось 27 ноября 1912 года, когда Шервуду Андерсону было 36 лет. Он сидел в своем офисе и диктовал письмо секретарше.
Диктор:
«Все товары, о которых вы запрашивали, являются лучшими из тех, что изготавливаются в...». На этом месте он замолчал, посмотрел долгим взглядом на секретаршу. Потом встал и вышел. Он не появился дома ни в тот день, ни на следующий. Через 4 дня кто-то из клиентов опознал его на улице в городе Кливленде и доставил в больницу в состоянии нервного потрясения и частичной амнезии.
Марина Ефимова:
Этот эпизод стал в американской литературе не меньшей легендой, чем в русской - уход Толстого. И интерпретировали его по-разному. Одни считали, что писатель Андерсон восстал на Андерсона-бизнесмена. Восстал на тот образ жизни, который требовал, по его собственному выражению, «комфортабельного восприятия дискомфортного мира». Другие до сих пор уверены, что и амнезия и потрясение были слишком преувеличены, и что он просто хотел избавиться от бедной Корнелии, которую не мог больше выносить.
В начале века, в Чикаго, на 57-й стрит, располагалась артистическая колония, дом, где слились молодые провинциалы, выходцы со среднего Запада, начинающие художники, писатели, журналисты. Один из членов этой колонии позже так ее описал:
Диктор:
Там был свой климат, свой тон. Там жили люди, которые считали, что они родились в неправильном месте: в Огайо, в Мичигане, в Индиане, и они слетались в Нью-Йорк или в Чикаго, селились колониями, читали новые книги, обсуждали новые идеи, писали дерзкие статьи.
Марина Ефимова:
Весной 1914 года, в колонии появился новый жилец - Шервуд Андерсон. Он был старше остальных, - писал о нем будущий редактор и критик Флойд Дел. Он, как все мы, был влюблен в жизнь, и его черные бархатные глаза впитывали, как губка, все наши идеи, особенно о свободной любви. Шервуд начал свое приближение к нам осторожно, но к концу лета был уже душой и центром колонии. Как гадкий утенок, Шервуд Андерсон нашел наконец-то свою стаю. В молодежном журнале «Литл Ревью» он выразил свое писательское кредо в статье «Новая нота».
Диктор:
Писатель Нового Света защищает свое право говорить голосом собственной молодой плоти и души, не пользуясь опытом мастеров, ушедших в прошлое. Именно этим его новым, специфически американским голосом, считает профссор Таунсенд, можно объяснить то, что сказал про Шервуда Андерсона Фолкнер: «Андерсон стал отцом целого поколения писателей, нашего поколения».
Тим Таунсенд:
В его стиле была обезоруживающая простота и безыскусность. Он словно не знал, как веками до него писали мастера прозы. Это был свежий и узнаваемо американский голос. Кстати, это же свойство имел в виду Хемингуэй, когда назвал отцом всей американской литературы Марка Твена. Причем, оба этих писателя вышли со среднего Запада, из глубокой американской провинции, в отличие от писателей восточного побережья, которые были гораздо больше британскими, чем американскими.
Марина Ефимова:
Но мне кажется, что дело не только в этом. По-моему, глубже выразил особенность прозы Шервуда Андерсона писатель и поэт Анатолий Найман.
Анатолий Найман:
В 1959 году у нас вышла книжка Шервуда Андерсона, и она произвела впечатление на пишущих людей. Мы тогда Джойса еще не читали, и поэтому вся проза сводилась к описанию случившегося. В то время как Андерсон продемонстрировал нам, тогда молодым, что существо рассказа - это описание состояния людей во время случившегося. Вот этого почти неуловимого, висящего в воздухе загадочного отношения одного человека к другому. Вообще пишущему человеку не получается читать Андерсона, не учась у него чему-то - как можно более короткому выражению мысли. Шервуд Андерсон - такой писатель, что в том, что он написал, всегда есть больше того, что мы читаем.
Марина Ефимова:
Вспомните рассказ Андерсона «Хотел бы я знать почему». На скачках в провинциальном городке мальчик-подросток испытывает вспышку любви в замечательному лошадиному тренеру Джерри Тилфорду, способному оценить все благородство и красоту лошади. И, вечером, не в силах расстаться со своим кумиром, подросток тайком идет за ним, пока тот не входит в какой-то дом. Побродив вокруг дома, мальчик заглядывает в одно из окон.
Диктор:
Я ничего не мог понять. В доме были женщины, все на вид уродливые и злые. Женщины были одеты в халаты и сидели на стульях вдоль стен. А мужчины входили и некоторые садились женщинам на колени. Вонючее место. И разговоры был вонючие. Такие, какие мы с ребятами слышали на бойне в Беккерсвиле. Но там бы так никогда не говорили при женщинах. Вонючее место. Негр никогда бы в такое не пошел. И я услышал, как Джерри хвастается перед этими женщинами, что он воспитал эту лошадь и что он выиграл скачки. Как дурак. И тут я почувствовал, что ненавижу этого человека. Мне захотелось заорать, ворваться в комнату и убить его.
Марина Ефимова:
Сэллинджеровский Холден Колфилд, герой романа «Над пропастью во ржи», кажется, просто вышел из этого рассказа. Андерсон был первым американским писателем, воплотившим задачу литературы 20-го века, которую позже сформулировал Хемингуэй: самая деликатная и сложная задача писателя - уловить, понять и выразить свое собственное настроение. Итак, рекламный агент Шервуд Андерсон сделал то, что в его время порядочные люди не делали, - бросил жену и троих детей. Кроме того, он сделал то, чего не делали и до сих пор не делают люди, обладающие инстинктом самосохранения, - бросил прибыльное дело. И все ради непреодолимой писательской страсти. Я - как пьяница, - говорил он, - обожаю запах чернил.
Тим Таунсенд:
Я как раз сейчас готовлю курс по Генри Джеймсу - писателю предыдущего поколения. Шервуд Андерсон начал писать, когда Генри Джеймс умер. И вот Джеймс писал о том, за что любят писателя в Англии и в Америке. В Англии - за его работу, а в Америке за то, что он сумел сойти с налаженной колеи. Англичан - за искусство, а американцы за смелость. Писатель в Америке времен Андерсона был романтическим изгоем. Недаром Хемингуэй большую часть своих работ написал за границей. А Фолкнер создал свою собственную заграницу в центре Америки. И даже сейчас американские студенты, которые все еще восхищаются Фолкнером и Хемингуэем, любят их не только за их прозу, но и за то, что они бросили вызов обществу и вышли если не за его пределы, то на его окраины.
Марина Ефимова:
Уход Шервуда Андерсона из бизнеса в литературу стал символом эпохи. У Шервуда Андерсона было красивое, очень выразительное лицо. Недаром его часто фотографировал гениальный Альфред Штиглиц. Женщины любили его всю жизнь, и он легко бросал их. Иногда жестоко, оставив лишь записку с просьбой больше не появляться. Его жены не составляли исключения. А их было 4. На последней он женился, когда ему было 57 лет. Вторая жена Андерсона, Теннеси Митчел, была прямой противоположностью первой - Корнелии. Смелая, независимая, экстравагантная представительница богемы. Он ушел от нее, устав от полной независимости, такой, что было непонятно: есть жена или ее нет. Третья, Элизабет Прал, была кроткой, молчаливой и преданной. Некоторое время он отдыхал с ней душой, но ушел от скуки. Четвертой была Элеонор Коппенхейвер, от которой он никуда не ушел, а просто умер. Профессор Таунсенд, чего Андерсон искал в женщинах, что так часто менял их?
Тим Таунсенд:
Он просто обожал их, нуждался в них. Своей уже взрослой дочери Андерсон объяснял в письме: «Почти все мужчины экспериментируют с несколькими женщинами. Я - женился на них». Но кроме этого, Андерсон очень серьезно и уважительно относился к женщинам. В своих отношениях с ними он давал им руководить своей жизнью. Он наделял их большой силой, которой сам же потом и пугался. И бежал от их власти над собой.
Марина Ефимова:
Надо сказать, что доля правды в этом, безусловно, есть, потому что с каждой женой Андерсон существенно менял свою жизнь и даже внешность. С Корнелией он был приличным господином с волосами, расчесанными на пробор. Таким он, между прочим, предстал на фотографии в последнем российском издании его романа «В ногу», изданного в прошлом году. А с Теннеси стал богемным красавцем с растрепанной копной черных волос и с желтым шарфом, перекинутым через плечо. Но есть и другое объяснение, что он питал женщинами свой талант, как дракона питали девственницами. Вот, что сам он говорил о писателе.
Диктор:
Писатель - это любовник. Он любит так пылко, что у него хватает смелости любить даже себя. Безумие писателя - есть безумие любовника. Когда он пишет, он совершает любовный акт. Это всем понятно.
Марина Ефимова:
Только от последней своей жены Элеонор Коппенхейвер Андерсон не ушел. Более того, Элеонор помогла ему спастись в самый критический момент его жизни. Но к этому мы еще подойдем.
Диктор:
Адольф Майерс был учителем по призванию. Он добивался послушания не суровостью, а мягкостью. Это избранные натуры. Со своими учениками он гулял по окрестностям или засиживался допоздна на школьном крыльце в мечтательной беседе. При этом, рука учителя протягивалась то к одному, то к другому мальчику, гладя их спутанные волосы, или касаясь плеча. Ласкающие руки были его способом выражения. Он принадлежал к людям, у которых творческая энергия не накапливается, а непрерывно излучается. Учитель пользовался большой любовью своих учеников. И вдруг - трагедия. Один слабоумный мальчик влюбился в учителя. По ночам он предавался грязным фантазиям, а наутро выдавал свой бред за действительность. Слова, срывающиеся с его отвислых губ, складывались в обвинение. Город пришел в ужас.
Марина Ефимова:
Рассказ «Руки» был первым, после которого Андерсон понял, что он стал настоящим писателем. Он написал его в 1915 году. Закончив текст, он побежал в бар и просидел там час, чтобы остыть. Потом вернулся домой и перечел написанное. Сомнения не было - он стал писателем. Рассказ «Руки» открывает главный сборник писателя «Уайнсберг, Огайо», произведший такое неизгладимое впечатление на современников. Биограф пишет:
Диктор:
Известный редактор и литературовед Ван Вик Брукс, сказал о нем лучше всех: «Как и Уолт Уитмен, Андерсон не поразил американцев новыми идеями, но он был первым, кто подарил нам чувство органичности нашей жизни, подарил нам наше своеобразие». Известнейший критик Менкен писал о неповторимой красоте его прозы. Безжалостная ирландская критикесса Мерни Колумн назвала его самым тонким прозаиком Америки. Ребекка Уэст - самой интересной личностью, среди американских писателей.
Марина Ефимова:
Книга «Уайнсберг, Огайо», состоящая из 29 рассказов, вышла в 1919 году. И с нее началась литературная слава Андерсона, которая продержалась всего 6 лет. В 1925 году Шервуд Андерсон написал роман «Темный смех». Этот роман, единственный из семи романов Андерсона, стал бестселлером, но в одночасье разрушил его репутацию среди писателей. Фицжералд в письме к редактору назвал этот роман вшивым. Фолкнер заметил в разговоре, что Андерсону пора перестать писать. Хемингуэй не только сказал в интервью, что Андерсон как писатель кончился, но даже опубликовал на него злую пародию. Профессор Таунсенд, почему они так накинулись на Андерсона после первой же неудачи?
Тим Таунсенд:
Все они - и Фолкнер, и Фицжеральд, и Хемингуей - были чрезвычайно искушенными читателями. И они моментально услышали растущую сентиментальность в вещах Андерсона, небрежности стиля, повторения, пустоты. Их-то было не обмануть магией имени. И они были разочарованы и рассержены тем, что Андерсону это сходит с рук.
Марина Ефимова:
Андерсон принимал правила писательской игры. Он знал, что талант беспощаден. И он начал смиряться с мыслью о том, что ему пора уходить из литературы, из жизни. Его спасла Элеонор Копенхейвер, ставшая впоследствии его последней четвертой женой. Но спасла не тем, что уверила его в его таланте и литературной значимости, а в том, что совершенно отвлекла его от самого себя.
Тим Таунсенд:
Она была чрезвычайно интересной женщиной. Очень сильной, интеллигентной, с самостоятельными политическим убеждениями. В прошлом он выбрал только одну женщину, которая заботилась только о его респектабельности, другую, которая была, наоборот, хиппи и заботилась только о своей свободе. А Элеонор была человеком гражданственным. Она ввела его в мир серьезной журналистики. Я не скажу, что эта деятельность положительно сказалась на его творчестве, но она заняла его на всю оставшуюся жизнь и сделала его более счастливым человеком.
Марина Ефимова:
Андерсон купил две газеты и стал их редактором. Он ездил с Элеонор собирать материалы о великой депрессии, помогал вести избирательную компанию Франклина Рузвельта. Он продолжал писать, но этому уже никто не придавал значения. Книгу его воспоминаний «Тар -детство на среднем Западе» критика не заметила. И прекрасно. Шервуд Андерсон стал забытым автором, которого каждый может открыть для себя заново, как это случилось с писателем Джеймсом Фарелом.
Диктор:
Я сидел на автобусной станции, когда открыл книгу Андерсона «Тар». И с первых страниц уродливые стены фабрик вокруг меня исчезли. Шумный перекресток с 34-й стрит затих, и два часа я жил на среднем Западе. После этой книги я решил писать. У Андерсона есть поразительное свойство - возбуждать писательскую энергию в людях. И я не единственный, кто почувствовал это на себе.
Марина Ефимова:
И мне хочется закончить эту передачу словами известного американского критика Малка Макаули, которые часто берут эпиграфом к переизданиям Андерсона: «В американской жизни есть много моментов, которым Шервуд Андерсон дал не только первое, но и окончательное художественное выражение».
