Дмитрий Волчек: Главными на Каннском фестивале стали два сюжета. Первый связан с картиной “Древо жизни“, победившей в конкурсе. Редко фильмы, получившие Золотую пальмовую ветвь, вызывают даже не споры, а самый настоящий раскол, когда одни критики называют их шедевром, а другие говорят, что это безвкусная поделка. Именно это произошло с картиной Терренса Малика. Второй сюжет связан со скандалом вокруг высказываний Ларса фон Триера на пресс-конференции. Кто-то считает, что неудачную шутку восприняли слишком серьезно, другие убеждены, что человеконенавистник Триер показал свое подлинное лицо и правильно поступил фестиваль, который решил его изгнать. С этих двух сюжетов мы начнем разговор с кинокритиком Андреем Плаховым. Андрей, здравствуйте, ваш коллега Валерий Кичин пишет в своем блоге, что завсегдатаи фестиваля разделились на два непримиримых лагеря – маликистов и триеристов. Сам он убежденный маликист, считает, что “Древо жизни“ – это симфония на экране, фильм, который способен, как произведение выдающегося композитора, “перевернуть душу зрителю“, а ''Меланхолия'' Ларса фон Триера, произведение “патологического мизантропа“. Вы принадлежите к другому лагерю, верно?

Андрей Плахов: Если уж так необходимо входить в какой-то лагерь, то, да, действительно, я вхожу скорее в лагерь Ларса фон Триера и принадлежу к сторонникам фильма ''Меланхолия''. Фильм ''Древо жизни'' я не считаю удачей Терренса Малика. Но Валерий Кичин, которого вы процитировали, очень часто несколько огрубляет ситуацию. На самом деле все не так однозначно, и я не солидаризируюсь с одним из наших критиков, который написал, что Терренс Малик – это вообще дутая фигура, создал себе репутацию из ничего. Не следует впадать в крайности. Терренс Малик – выдающийся, может быть, даже великий режиссер, который вошел в историю кино замечательными картинами, и речь идет только о фильме ''Древо жизни''. Этот фильм он делал долго, трудно и, вероятно, хотел вместить в него много, может быть, слишком много, что иногда приводит к мегаломании и диспропорциональности. Я не вполне принимаю эту картину, потому что считаю, что в ней есть диспропорция между частной сюжетной линией и глобальной историей создания мира. Все это немножко искусственно монтируется, на мой взгляд, но это совершенно не значит, что я с неуважением отношусь к этому режиссеру или разделяю точку зрения тех, кто требовал чуть ли не считать эту картину недостойной конкурса. Все это преувеличение. В какой-то степени это же касается и Ларса фон Триера, хотя там другой сюжет, и нам действительно нужно было выработать свою позицию по отношению к его высказываниям. Однако и там нужно разделять Ларса фон Триера как режиссера, который уже очень много сделал для кинематографа, и его отношение к тем или иным проблемам политики и искусства, с которыми, естественно, можно спорить, но не нужно все это смешивать в одну кучу и выстраивать такие искусственные оппозиции. По-моему, эта оппозиция выстроена несколько искусственно.

Дмитрий Волчек: В истории с изгнанием Ларса фон Триера не поставлена точка. Что будет с прокатом его фильма ''Меланхолия'', что будет с его следующими проектами, насколько серьезна ситуация?


Андрей Плахов: Некоторые страны, которые уже приобрели фильм ''Меланхолия'' для проката, теперь отказались от него. Речь шла об Израиле, что понятно, а также об Аргентине. Я слышал, что в немецком прокате возникли какие-то проблемы и в американском. Но дело в том, что американский прокат фактически для Триера был всегда полузакрыт или практически закрыт, потому что его считали режиссером, не любящим Америку, режиссером, к тому же, экстремально артхаусным, поэтому большого проката его предыдущие фильмы и так не имели. Ни один из его фильмов ни разу не был номинирован на ''Оскар'', и когда Триер произнес фразу про Сюзанну Биер, датского режиссера, которая в его же компании “Центропа” сделала картину ''В другом мире'', и именно эта картина получила ''Оскар'', здесь прозвучала, может быть, какая-то невольная и вполне понятная обида на то, что Триера абсолютно не признают голливудские киноакадемики. С другой стороны, он прекрасно существует без них, он занял свое место в истории кино и современном кинобизнесе, он, кстати, неплохой бизнесмен, его компания “Центропа” очень успешна, и я думаю, что хотя все эти нынешние обстоятельства как-то могут сказаться на бизнесе в первое время, тем не менее, далеких последствий это иметь не будет.

Дмитрий Волчек: А бойкот на Каннском фестивале распространяется только на этот год или установлен навсегда?

Андрей Плахов: Это не до конца понятно, организаторы фестиваля отказались отвечать на этот вопрос и сказали, что сами еще не знают. Сам Ларс фон Триер сказал, что все это, может, и к лучшему, потому что он слишком был связан с Каннским фестивалем, которому действительно очень многим обязан в плане своей карьеры, но, когда ты все время связан с одним и тем же фестивалем, каждый свой фильм невольно делаешь как будто для этого кинофестиваля. Сейчас, когда их пути разошлись, может, это даже лучше на данном этапе и для фестиваля, и для Ларса фон Триера. Однако я уверен, что все равно их пути соединятся, потому что смешно выкидывать из кинопроцесса и подвергать полному остракизму режиссера за необдуманный и опрометчивый шаг. И, кстати говоря, фестиваль уже сейчас сделал шаг назад для того, чтобы дать понять, что дальнейшие взаимные отношения возможны. Кирстен Данст жюри присудило приз за лучшую женскую роль, и она на сцене все-таки произнесла имя Ларса фон Триера, что говорит о том, что полного разрыва нет.

Дмитрий Волчек: В этом году на Каннском фестивале было очень много журналистов из России и русскоязычных журналистов из Украины и других стран, не было недостатка в репортажах и рецензиях, но существует какой-то специфический российский взгляд, который одни вещи выделяет, а другие не замечает. Скажем, я ждал откликов на фильм Алена Кавалье “Патер“ (Ален Кавалье, напомню, это один из крупнейших режиссеров поколения “новой волны“, работающий в кино 50 лет и снявший немало выдающихся картин). Вижу восторженные рецензии во французской прессе – полное молчание в русской. "Завоевание" Ксавье Дюрренже – игровой фильм о жизни Николя Саркози – молчание в российской прессе на фоне дискуссии во Франции. Фильм “Полисс“ Майвенн, получивший премию жюри – очень хорошие отзывы во французской прессе, но, в основном, недоброжелательные – в российской.



Андрей Плахов: Французское кино в Канне – это отделенный сюжет, даже существует подразделение отборочной комиссии, которое занимается только отбором французских фильмов, потому что это очень сложный дипломатический процесс, связанный с личными взаимоотношениями, с взаимоотношениями поколений во французской кинорежиссуре и так далее. Каждый раз, когда иностранцы приезжают в Канн, они удивляются, почему так много в конкурсе французских фильмов и почему именно эти фильмы попали, а не другие, потому что зачастую это, с точки зрения иностранцев, не лучшие фильмы. Но у французов свой подход к этому, и они могут выдвинуть контраргументы. Редко бывает, что мнения совпадают и редко бывает, что французские фильмы оказываются победителями Каннского фестиваля. Даже международное жюри, как правило, их не поддерживает. Бывают, конечно, исключения, но они достаточно редки. Фильм Алена Кавалье
''Патер'' – безусловно, фильм выдающегося режиссера, который вошел и в историю французского, и в историю мирового кино, который начинал вместе с ''новой волной'', но в значительной степени был ей оппозиционен, и у него есть очень много поклонников, к которым принадлежит и президент Каннского фестиваля Жиль Жакоб. Говорят, что Ален Кавалье – это вообще его любимый режиссер, поэтому, вероятно, ему место в конкурсной программе было гарантировано изначально. Но реакция иностранных, не только российских, журналистов и зрителей была совсем другой – они увидели в этом фильме произведение абсолютно французское, созданное на материале французской политики, и все дискуссии, которые ведутся в этом фильме между самим режиссером Кавалье и актером Венсаном Линдоном, касаются именно Франции, французской гастрономии, французской политики, французских вкусов, всего очень специфического, которое иностранец воспринимает отстраненно и, в общем-то, без большого интереса. Именно поэтому мне показалось, что этот фильм в конкурсе выглядел чужеродным, несмотря на то, что это хороший фильм. Были и другие картины, которые тоже выглядели чужеродно. Конечно, очень много говорилось о фильме ''Завоевание'', потому что это фильм более громкий в том смысле, что он рассказывает про Николя Саркози, там есть образ самого Саркози, но, в сущности, если разобраться, все ситуации, страсти и сюжеты, которые обыгрываются в этой картине, тоже на самом деле интересны главным образом французам – посмотрев эту картину, иностранцы ушли и тут же о ней забыли. А что касается фильма Майвенн ''Полисс'', это другой случай, потому что фильм мог встроиться в некий сюжет конкурса Каннского фестиваля, потому что там речь шла не просто о работе полиции, но о работе отдела полиции, который занимается преступлениями, связанными с сексуальной эксплуатацией детей или с педофилией, а это стало одной из главных тем фестиваля. Тем не менее, все равно фильм во многом типично французский, и сама фигура Майвенн – это тоже порождение французского истеблишмента, она из артистической семьи, все ее родственники актеры или режиссеры. Сама она подруга Люка Бессона, она вдохновила его в свое время на образ Матильды в фильме “Леон”, чуть не сыграла эту роль, но потом она уже выросла из нее, пока Бессон собрался ставить эту картину, и сыграла ее, как известно, Натали Портман. У Майвенн еще есть ребенок от Бессона, о чем она долго сентиментально говорила со сцены, получая приз. Она, конечно, своя в этом круге французской культуры, французского кинематографа, и ее выбрали и выдвинули как конкурсного режиссера, я думаю, в значительной степени именно по этой причине, как у нас говорят, немножко по блату, потому что качество этого фильма не столь высокое, чтобы им так восхищаться. Например, французские критики выставили ему, по-моему, четыре Золотые пальмовые ветви в своем рейтинге, что явный перебор, хотя эта картина небезынтересная и то, что ей дали приз жюри, в конечном счете, не так страшно, может быть, действительно жюри эта картина понравилась, они хотели как-то поощрить молодого и перспективного режиссера.



Дмитрий Волчек: Андрей, и еще один французский фильм – это новая картина плодовитого Кристофа Оноре, показанная на закрытии фестиваля. Вам, как биографу Катрин Денев, наверное, она была особенно интересна?

Андрей Плахов: Да, безусловно, мне была интересна эта картина именно своими ностальгическими интонациями и попыткой осовременить сюжет “Шербурских зонтиков”, перенести его в сегодняшние дни и рассказать о том, как сегодня происходят и решаются подобные конфликты в провинциальном французском городе, где живет наивная, легкомысленная девушка, влюбляется, и как дальше развивается это сюжет на протяжении десятилетий. Потому что он завязывается в 60-е годы, а завершается уже в наши дни. Конечно, на смену героини Катрин Денев приходит другая героиня, более современная, более острая, которая сталкивается с проблемами конца 20-го века и начала 21-го – она влюбляется в гомосексуалиста, который болен СПИДом. Это уже ситуация другой эпохи, чем та, в которой разворачивалось действие “Шербурских зонтиков”. Тем не менее, эта попытка провести ниточку связи между этими эпохами и создать музыкальное произведение, своего рода мюзикл сегодняшний, но с историческими реминисценциями, реминисценциями фильма того же Жака Деми и других картин того же периода, мне показалась интересной, хотя и не совершенной, потому что Кристоф Оноре, на мой взгляд, не обладает талантом Жака Деми, хотя и хорошо чувствует современные тенденции.

Дмитрий Волчек: Многие кинокритики на Каннском фестивале смотрят главную программу и некоторые фильмы второго конкурса “Особый взгляд”, а остальное время проводят на пляже или на приемах. Но не таков редактор журнала GQ Вадим Рутковский. Он старается посмотреть всё, представляющее интерес. И правильно делает – во второстепенных программах, особенно в “Двухнедельнике режиссеров”, часто бывают замечательные картины, вполне достойные больших наград. Вадим сейчас в нашей студии и мы будем расспрашивать его о каннских впечатлениях вместе с кинокритиком Борисом Нелепо. Вадим, сколько фильмов вы посмотрели на Каннском фестивале?

Вадим Рутковский: Я посмотрел 56 фильмов за 10 дней.

Дмитрий Волчек: Немало. Какой фильм за пределами конкурсной программы произвел на вас наибольшее впечатление?

Вадим Рутковский: Мой самый любимый фильм всего Каннского фестиваля был показан в “Двухнедельнике режиссеров”, это вторая картина бельгийца Густа Ван ден Берге “Синяя птица”. Я хочу всячески пропагандировать это новое имя. Ван ден Берге совсем юн, он 1985 года рождения, он второй год приезжает в Канн в одну и ту же программу, в “Двухнедельник режиссеров”, год назад он был с дебютом “Малыш Иисус из Фландрии”, где история трех волхвов была разыграна артистами-даунами, а в этом году показал свою версию “Синей птицы” Метерлинка, которую разыгрывают африканские дети. Это совершенно уникальное кино с реально особым взглядом, хотя программа, в которой был Ван ден Берге, называется иначе. Его очень сложно описать, хотя оно очень дешево по затратам и очень просто выглядит – наивное, кустарное, одновременно очень тонкое, мудрое. Надеюсь, что тем или иным путем Ван ден Берге попадет в Россию на фестиваль или в прокат, дай бог.



Дмитрий Волчек: Вадим, у вас есть единомышленник в Москве – кинокритик Мария Кувшинова, которая тоже высоко оценила оба фильма Ван ден Берге на сайте “OpenSpace”.

Борис Нелепо: Написала, что это главное открытие “Двухнедельника режиссеров” после ухода бывшего его художественного руководителя Оливье Пера.

Вадим Рутковский: Ван ден Берге – это открытие нового руководителя Буайе. То, что фильм нравится мне и Кувшиновой – повод проверить, насколько мы влиятельные кинокритики и сможем ли мы в ближайшее время, приложив усилия, показать эти фильмы здесь.

Борис Нелепо: Насколько связан этот фильм с произведением Метерлинка?

Вадим Рутковский: В титрах написано, что он вдохновлен пьесой, но на самом деле это, конечно, не буквальная экранизация. Но даже, если не видеть титры и не знать название фильма, то можно понять, о чем идет речь.

Борис Нелепо: Мария Кувшинова пишет, что это “вольная фантазия на тему Метерлинка: отец делает из срубленных деревьев гробы, а король времени приезжает за нерожденными детьми на мопеде, вызывая их к жизни при помощи мегафона“. Вадим, у тебя были и другие открытия в этой программе “Двухнедельник режиссеров”?

Вадим Рутковский: Мне очень понравился фильм закрытия – “Гиганты” Були Ланнерса, тоже бельгийского режиссера. Это уже третья его картина, он три года назад показывал в “Двухнедельнике” очень успешный фильм “ Эльдорадо”. “Гиганты” Були Ланнерса – анархическое детское кино. Возможно, только когда твои герои – 14-15 летние подростки, можно снять настолько свободный, отвязный фильм, не скованный никакими условностями, никакими правилами приличия, и снять его в очень вольном жанре, где реалистичная криминальная история превращается почти в сказку, а самый большой сюрприз этого фильма то, что на финальных титрах вдруг неожиданно начинает звучать русская бардовская песня “За окном моим беда – взрывают провода, кап-кап”, которую поет русский бард Галина Хомчик. Это совершенно сюрреалистический момент, и его могут оценить те, кто не ленится досматривать фильмы до конца.

Борис Нелепо: Мы обсудили твоих фаворитов в “Двухнедельнике режиссеров”, но понимаю, что у тебя множество интересных впечатлений осталось и от основного конкурса, в том числе о тех фильмах, о которых не существует критического консенсуса, как, например фильм “Патер” нашего любимого с Дмитрием режиссера Алена Кавалье.

Вадим Рутковский: Критического консенсуса не существует по поводу ни одного фильма. Может быть, только “Гавр” Аки Каурисмяки был принят более или менее единодушно восторженно, тем не менее, он остался без наград официального жюри. Ален Кавалье – уникальная персона, в 60-е годы он был мастером эстетских жанровых фильмов, в 80-е он стал агрессивно авторским режиссером (смотрите фильмы “Тереза” или “Освободи меня”), в последние десятилетия он занимается почти видеографоманией, такими дневниками, и “Патер” – это видеопьеса, разыгранная почти на двоих Кавалье и актером Венсаном Линдоном. В течение всего фильма они рассуждают о будущем фильме, где Кавалье будет играть президента Республики Франция, а Венсан Линдон – его премьера. Это обсуждение они проводят за поеданием деликатесов, и весь фильм оказывается, в конечном счете, такой упоительной одой удовольствиям – снимать кино, есть, жить. Мне не нравится, когда говорят, что “Патер” доступен только французам. Там, безусловно, много шуток, касающихся социально-политических реалий Франции, которые нам не очень понятны, но это все второй план, это фон, и это все совершенно не обязательно знать для того, чтобы получить удовольствие от этого фильма.

Дмитрий Волчек: Вадим, а отчего практически все российские критики проигнорировали фильм “Патер” в своих каннских обзорах?

Вадим Рутковский: Ленивые, нелюбопытные. Нет, не хочу никого обидеть. Потом нельзя объять необъятное; каннский конкурс – это 20 фильмов, я думаю, что даже в формате ежедневной газеты невозможно осветить все. Естественно, что обозреватели концентрируются на хэдлайнерах фестиваля, на фильмах с более звездными, более массово известными именами, поэтому обходят вниманием фильмы типа “Патера”, которые не так скандальны, как фильм “Михаэль”, про который написали больше. Мне кажется, это естественно.

Борис Нелепо: Еще одна конкурсная картина – “Аполлонида. Воспоминания о доме терпимости” Бертрана Бонелло. В начале этого года журнал “Cahiers du Cinema” назвал этот фильм среди самых ожидаемых картин и, читая сводки с Каннского фестиваля, я обнаружил, что мнения кардинальным образом разошлись. Если все французы этот фильм превозносят, то российская и англоязычная критика к нему отнеслись скорее негативно.

Вадим Рутковский: Режиссер этого фильма Бертран Бонелло делает все, чтобы зрителей раздражать. Это очень вычурное, очень манерное кино. Действие происходит в публичном доме на рубеже 19-20 веков. Мы попадем в декадентское, порочное, эротическое марево и погружаемся в него на два часа. Конечно, возможно, при другом раскладе я сам был бы противником этого фильма, но мне удалось в это марево нырнуть, поддаться его болезненному обаянию, и в итоге этот фильм входит в мою пятерку любимых фильмов последнего Канна.

Борис Нелепо: И еще одно имя. Наш любимый с Дмитрием режиссер Рубен Остлунд – швед, которого открыл Московский кинофестиваль. На Московском кинофестивале была показана его картина “Гитара-монголоид”, а в этом году в Канне он представил свой новый фильм “Play” – “Игра”.

Вадим Рутковский: Мы снова вернулись к параллельной секции “Двухнедельник режиссеров”, где “Play” стала одной из самых обсуждаемых картин. Она абсолютно безупречна по режиссуре. Это история банды афро-шведских подростков, которые терроризируют трех белокурых мальчиков из хороших семей. Причем эти афро-шведы не прибегают к физическому насилию, используют только моральное давление, и Остлунд, с одной стороны, анализирует, а, с другой стороны, заворожен тем, как эти чистые шведские мальчики превращаются в жертв, не прилагающих никаких усилий к тому, чтобы избавиться от мучителей. У меня от этого фильма двойственное ощущение. С одной стороны, он прекрасно срежиссирован, очень достоверно, как обычно у Остлунда, снято на видео под документ, даже под такое домашнее видео, домашнее наблюдение. С другой стороны, это очень схематичное, тенденциозное кино, где заранее задана эта умозрительная структура, хотя фильм основан на реальных случаях. Тем не менее, этот фильм трудно полюбить из-за этого противоречия между достоверной картинкой и очень четко сконструированной схемой.

Дмитрий Волчек: Вы упомянули вскользь о фильме “Михаэль”, который российские критики заметили из-за важности и яркости темы. Вообще говорят, что тема педофилии или насилия над детьми была очень значительной на этом фестивале.


Вадим Рутковский: Кураторы Каннской программы подходят к ее составлению как кураторы музейных программ – они абсолютно осознанно подбирают фильмы с рифмами, с перекликающимися мотивами. Дети были в каждом конкурсном фильме в этом году, и тема детства, лишения невинности, ее метаморфоз, модификаций была красной линией всего фестиваля и красной тряпкой, возможно, для кого-то. Фильм “Михаэль” – самый циничный фильм конкурса. Я не знаю, стоит ли благодарить режиссера за обращение к такой актуальной теме, потому что он подошел к ней с абсолютно ледяной бесстрастностью и то, как он показывает отношения насильника, взрослого похитителя 10-летнего мальчика, который живет в подвале за звуконепроницаемой дверью, он показывает это не то чтобы с осуждением, там нет никаких обычных банальных человеческих реакций, есть бесстрастное документирование отношений. В какой-то момент холодок пробегает именно от того, что ты понимаешь, что смотришь на отношения обычной семьи, у них совместное ведение хозяйства, а то, что это насильник-педофил и жертва-ребенок – ну, подумаешь, бывают разные странные пары.

Дмитрий Волчек: Вспомним еще фильм “Полисс”, который мы обсуждали с Андреем Плаховым. Французские критики, как правило, очень высоко оценивают эту картину, российские недовольны. Что думаете вы?

Вадим Рутковский: Фильм “Полисс” – очень сильная картина. Режиссер и актриса Майвенн, которая играет одну из ролей в этом фильме, видимо, немножко комплексует по поводу себя и своего признания. Ее героиня в фильме носит очки и старушечью прическу. И один из героев говорит: “Зачем ты это делаешь, ты же такая красивая?”. Она говорит: “Иначе меня несерьезно воспримут”. Мне кажется, у Майвенн есть такой комплекс, совершенно неоправданный, потому что она великолепный режиссер, который создает полифоничное, многофигурное кино. Первый уровень – это быт французского полицейского подразделения по расследованию преступлений, связанных с детьми, включая сексуальное насилие над детьми и иные виды преступлений. Но, возможно, кто-то из наших слушателей видел предыдущий фильм Майвенн “Бал актрис”, который показывали в Москве. В какие-то моменты в ее полицейском фильме возникает то же самое настроение карнавала, бала, ей интересен человеческий социум в самом широком понимании. И ее полицейские в одном из эпизодов реально превращаются в карнавальных героев, когда для одной из операций они переодеваются в сотрудников и посетителей супермаркета, и тут социальное кино превращается в нечто совершенно другое, не имеющее никакого отношения к газетным хроникам, к уголовному кодексу и ко всякого рода скучным вещам.

Борис Нелепо: Любопытно, что оба фильма – и “Полисс”, и “Михаэль” – упрекают в эксплуатации тем, связанных с детьми, даже французский портал “Independencia” разразился гневной отповедью, поставив этому фильму ноль баллов.

Вадим Рутковский: Это полная ерунда. Что значит “эксплуатация темы”? Художник имеет право затрагивать любые темы, он может эксплуатировать тему выращивания флоксов на садовом участке или тему сексуального насилия над детьми. Почему нет? Каждый выбирает то, что ему интересно, и каждый эксплуатирует ту или иную тему. Не надо здесь бояться слова “эксплуатация”, или, если вы боитесь слова “эксплуатация”, нужно его заменять на что-либо другое. Но как можно упрекать художника в эксплуатации чего-то?

Дмитрий Волчек: Я в разговоре с Андреем Плаховым цитировал Валерия Кичина, который писал о том, что на фестивале образовались лагеря триеристов и маликистов, поклонников Ларса фон Триера и Терренса Малика, мизантропов и гуманистов. Вадим, вы заметили такое размежевание и принадлежите ли сами к одному из этих лагерей?


Вадим Рутковский: Я заметил только, что слово маликисты похоже на слово молескин, и в принципе я против деления людей на лагеря, все всегда тоньше и все фильмы, которые мы любим, говорят о том, что жизнь сложнее любых делений на черное и белое. А если вы хотите узнать, что я думаю о фильме Триера, то я к нему достаточно равнодушен, меня не убеждает новый визуальный язык Триера, который он опробовал еще в “Антихристе”. Это язык глянцевых журналов, язык фотосъемок. То, что прекрасно выглядит на страницах журнала GQ, мне кажется совершенно неуместным в фильме Триера. Это выглядит искусственно, глупо. В итоге у меня не было доверия ко всей остальной истории, которая мне показалась каталогом, клише типичного скандинавского режиссера, испорченного Стриндбергом. Хотя Кирстен Данст грандиозна, и то, что она получила премию за роль — прекрасно. Я аплодировал вместе со всем залом.

Дмитрий Волчек: Испорченного Стриндбергом, Шпеером и Гитлером.

Борис Нелепо: Сам Триер не стесняется в этом признаваться.