Возобновляется судебный процесс над экс-главой МВФ, известным французским политиком Домиником Стросс-Каном. Он обвиняется в сексуальном преступлении по отношению к горничной нью-йоркского отеля, уроженке Гвинеи. Почему в США и Франции история Доминика Стросс-Кана вызвала резкую общественную реакцию, а в России подобные скандалы не обсуждаются всерьез?
На этот вопрос по просьбе Радио Свобода отвечают социолог, специалист в области гендерных исследований Ольга Здравомыслова и журналист Николай Клименюк.
Ольга Здравомыслова:
– В России история Доминика Стросс-Кана – сюжет, в основном, "желтой" прессы. Даже когда об этом скандале говорят рассказывают серьезные издания, все равно он воспринимается как скандал с оттенком "желтизны". Но почему в Соединенных Штатах, во Франции на подобные истории реагируют как на общественную проблему? Это вопрос различий между российским и западным обществом.
На примере "дела Стросс-Кана" видно, что западное общество очень подвижное, меняющееся, с меняющимися нормами. В США в 30-е, в 50-е годы сексуальные похождения политиков (хотя эти похождения были всегда) не могли вызвать такого эффекта, такого серьезного осуждения, как сейчас. Америка – вполне религиозная страна, но кто мог еще во времена президента Кеннеди поднять из-за подобной истории такой большой скандал? То есть мы видим, что общество становится все более и более требовательным по отношению к публичным людям, которые в силу занимаемой позиции являются какими-то знаками, образцами. Отношение к поступкам этих людей – некий барометр, показывающий, что общество считает добром и злом, что допустимо или недопустимо.
Я как социолог, даже не имея результатов опросов общественного мнения, могу предположить, что в России выявится три реакции на скандал со Стросс-Каном. Первая: "это грязь, мы не будем с этим иметь дело". Вторая: "это подстава, это заговор, это не касается обычных граждан". Третья: "это слишком мелкий сюжет для обсуждения; что, вам заняться нечем?". И вопрос снят.
Это не свидетельство того, что мы какие-то особо дикие, что у нас голова не работает или что мы находимся культурно в каком-то другом отсеке. Вопрос не в том, что у нас принципиально другие нормы, вопрос в том, что мы медленнее движемся. У нас еще нормы такие, которые были, может быть, в Соединенных Штатах в пятидесятые годы. А может быть, как в Советском Союзе в 30-40-е. Наш ход в смысле культурной модернизации замедлен.
Одной из важнейших норм современного цивилизованного общества стало отношение к женщине. А вот отношение к женщине, которое демонстрируется обычно в российском общественном мнении, удивительно… Я сказала, что есть три реакции на историю со Стросс-Каном, но есть еще и четвертая, которая очень распространена: "А чего эта черная дрянь возникает?" То есть и среди женщин выстраивается иерархия: есть белые женщины, есть черные женщины. Это черты архаического сознания. Точнее, постархаический синдром, когда отношения мужчин и женщин рассматриваются как отношения враждебных лагерей, строящих друг против друга некую линию обороны.
Это один аспект проблемы. Но есть и другой. В России публичные люди, в отличие от публичных людей в тех же США и Франции, зачастую ни за что не отвечают и ни на что не отвечают. Скандал может возникнуть, когда есть какие-то правила и публичный человек эти правила нарушил. Публичный – значит, он отвечает больше других… В России так не принято.
Николай Клименюк:
– Когда мы обсуждаем, почему эта история так, а не иначе воспринимается в России, мы должны помнить, что в России нет, по сути, вообще никаких требований со стороны общества к чиновникам, к представителям государственной власти. И нет никакого обвинения, на которое чиновники или представители власти (так называемые выборные политики) считали бы нужным ответить каким угодно образом. Совершенно не важно, в чем их обвиняют: в убийстве, в коррупции. С чиновников никто не спрашивает. Так сложились отношения с середины 90-ых годов. Власти последовательно перестали реагировать на любого рода обвинения: от сексуальных, коррупционных скандалов до обвинений со стороны средств массовой информации – вполне доказательных, связанных, например, с ужасными преступлениями во время чеченской кампании. Власть полностью закрылась и обратная связь в конце концов рухнула. Теперь более-менее все равно, что мы думаем, потому что на наше мнение никто не реагирует.
История Стросс-Кана, конечно, не совсем здоровая, и если это болезнь, то болезнь автоиммунная. Но она свидетельствует о том, что у западного общества есть какой-то иммунитет. А у российского общества этого иммунитета нет абсолютно.
(Фрагмент программы "Свобода в клубах" от 5.06.2011)
Об отношении к "делу Стросс-Кана" в Америке – интервью с профессором Мичиганского университета Владимиром Шляпентохом.
О реакции французов на обвинения, выдвинутые против Стросс-Кана, – Эрик Фассен, социолог из парижской Ecole Normale, автор исследований о сексе и расовой принадлежности.
На этот вопрос по просьбе Радио Свобода отвечают социолог, специалист в области гендерных исследований Ольга Здравомыслова и журналист Николай Клименюк.
Ольга Здравомыслова:
– В России история Доминика Стросс-Кана – сюжет, в основном, "желтой" прессы. Даже когда об этом скандале говорят рассказывают серьезные издания, все равно он воспринимается как скандал с оттенком "желтизны". Но почему в Соединенных Штатах, во Франции на подобные истории реагируют как на общественную проблему? Это вопрос различий между российским и западным обществом.
На примере "дела Стросс-Кана" видно, что западное общество очень подвижное, меняющееся, с меняющимися нормами. В США в 30-е, в 50-е годы сексуальные похождения политиков (хотя эти похождения были всегда) не могли вызвать такого эффекта, такого серьезного осуждения, как сейчас. Америка – вполне религиозная страна, но кто мог еще во времена президента Кеннеди поднять из-за подобной истории такой большой скандал? То есть мы видим, что общество становится все более и более требовательным по отношению к публичным людям, которые в силу занимаемой позиции являются какими-то знаками, образцами. Отношение к поступкам этих людей – некий барометр, показывающий, что общество считает добром и злом, что допустимо или недопустимо.
Я как социолог, даже не имея результатов опросов общественного мнения, могу предположить, что в России выявится три реакции на скандал со Стросс-Каном. Первая: "это грязь, мы не будем с этим иметь дело". Вторая: "это подстава, это заговор, это не касается обычных граждан". Третья: "это слишком мелкий сюжет для обсуждения; что, вам заняться нечем?". И вопрос снят.
Это не свидетельство того, что мы какие-то особо дикие, что у нас голова не работает или что мы находимся культурно в каком-то другом отсеке. Вопрос не в том, что у нас принципиально другие нормы, вопрос в том, что мы медленнее движемся. У нас еще нормы такие, которые были, может быть, в Соединенных Штатах в пятидесятые годы. А может быть, как в Советском Союзе в 30-40-е. Наш ход в смысле культурной модернизации замедлен.
Одной из важнейших норм современного цивилизованного общества стало отношение к женщине. А вот отношение к женщине, которое демонстрируется обычно в российском общественном мнении, удивительно… Я сказала, что есть три реакции на историю со Стросс-Каном, но есть еще и четвертая, которая очень распространена: "А чего эта черная дрянь возникает?" То есть и среди женщин выстраивается иерархия: есть белые женщины, есть черные женщины. Это черты архаического сознания. Точнее, постархаический синдром, когда отношения мужчин и женщин рассматриваются как отношения враждебных лагерей, строящих друг против друга некую линию обороны.
Это один аспект проблемы. Но есть и другой. В России публичные люди, в отличие от публичных людей в тех же США и Франции, зачастую ни за что не отвечают и ни на что не отвечают. Скандал может возникнуть, когда есть какие-то правила и публичный человек эти правила нарушил. Публичный – значит, он отвечает больше других… В России так не принято.
Николай Клименюк:
– Когда мы обсуждаем, почему эта история так, а не иначе воспринимается в России, мы должны помнить, что в России нет, по сути, вообще никаких требований со стороны общества к чиновникам, к представителям государственной власти. И нет никакого обвинения, на которое чиновники или представители власти (так называемые выборные политики) считали бы нужным ответить каким угодно образом. Совершенно не важно, в чем их обвиняют: в убийстве, в коррупции. С чиновников никто не спрашивает. Так сложились отношения с середины 90-ых годов. Власти последовательно перестали реагировать на любого рода обвинения: от сексуальных, коррупционных скандалов до обвинений со стороны средств массовой информации – вполне доказательных, связанных, например, с ужасными преступлениями во время чеченской кампании. Власть полностью закрылась и обратная связь в конце концов рухнула. Теперь более-менее все равно, что мы думаем, потому что на наше мнение никто не реагирует.
История Стросс-Кана, конечно, не совсем здоровая, и если это болезнь, то болезнь автоиммунная. Но она свидетельствует о том, что у западного общества есть какой-то иммунитет. А у российского общества этого иммунитета нет абсолютно.
(Фрагмент программы "Свобода в клубах" от 5.06.2011)
Об отношении к "делу Стросс-Кана" в Америке – интервью с профессором Мичиганского университета Владимиром Шляпентохом.
О реакции французов на обвинения, выдвинутые против Стросс-Кана, – Эрик Фассен, социолог из парижской Ecole Normale, автор исследований о сексе и расовой принадлежности.
