Марина Тимашева: Илья Смирнов принес двухтомник, в котором слово из модных неологизмов вынесено на обложку. Итак, Виктор Шнирельман, ''Порог толерантности. Идеология и практика нового расизма''.
Илья Смирнов: По идее, я должен эту новинку ''Нового литературного обозрения'' приветствовать. Мое отношение к ''заблудившимся инстинктам'' псевдовидообразования вполне определённое. Я его никогда не скрывал. А Виктор Александрович Шнирельман
очень авторитетный исследователь - и по своей основной специальности, и когда он решил переквалифицироваться с древности на современность, его публикации тоже были убедительны. Например, разоблачение т.н. ''расологов''. Есть такая предприимчивая компания, которая популяризирует в России пропагандистскую литературу Третьего Рейха под маркой, что вот, дескать, труды видных немецких учёных. В ''Пороге толерантности'' этот детективно-политический сюжет тоже представлен (1-231, 2 – 175 и далее). И, кроме того, в двух толстых томах вы найдете много поучительного. Критику так называемого ''цивилизационного подхода'', который представляет собой готовую теоретическую подпорку под расизм (1 – 310 и далее). Очень внятный разбор взглядов Л.Н. Гумилева (1 -280 и далее), который ''безоговорочно уподоблял этнос биологической популяции, а этногенез – видообразованию''.
Марина Тимашева: Прямо как у Вас – ''псевдо-видообразование''.
Илья Смирнов: Все-таки не у меня, а у К. Лоренца со ссылкой на Эрика Эриксона Продолжая листать двухтомник, находим замечательные портреты. ''Философа А. Дугина'' (2 – 218 и далее). Еще такого деятеля, как Михаи́л О́сипович Ме́ньшиков, черносотенец, которого сейчас пытаются представить респектабельным консерватором: ''занимал охранительно-патриотическую позицию, направленную на защиту интересов русских''. Это из Википедии. А у В.А. Шнирельмана приведены конкретные цитаты, что именно он ''охранял'' (1 – 211 и далее). Ну, и про настоящих ученых тоже немало интересного, например, можно связать взгляды Жоржа Дюмези́ля с некоторыми обстоятельствами его биографии (1 – 156). Во многом справедлива и критическая оценка советского опыта решения национальных вопросов. Трудно не согласиться с тем, что ''иерархия народов и наделение их неравными политическими статусами'' (2 - 466), научно несостоятельная графа ''национальность'' в паспорте (1 – 339) – всё это не способствовало укреплению государства. И дальше цитирую очень точную и глубокую мысль:
''В советской науке наблюдалась парадоксальная ситуация. С одной стороны…, справедливо отвергали учение о ''расовой душе'', как расистское, но с другой…, следуя известной формулировке Сталина, сохраняли представление о ''психическом складе'' в качестве признака нации как ''этнической общности''. В 1970 -1980-х гг. это… понятие было заменено термином ''национальный характер'', а в постсоветской России еще более популярным стало представление о ''ментальности'', якобы свойственной как отдельным этническим группам, так и целым цивилизациям'' (2 -243).
То есть, сегодняшние проблемы не с неба свалились, и не из Америки завезены.
Каждый из перечисленных сюжетов может быть оформлен в замечательную статью. Но обобщающий труд: что такое расизм и как с ним бороться – по-моему, всё-таки не получился. Хуже того. Если какой-нибудь молодой человек, поверив издательской аннотации, попробует опереться на этот двухтомник в публичной дискуссии, то боюсь, он потерпит позорное поражение от первого же мало-мальски начитанного ультраправого.
Марина Тимашева: Вы можете это доказать?
Илья Смирнов: Можем даже инсценировать. Но начнём с определения. Что такое расизм? На первых же страницах приведены разные редакции определения, простого и понятного любому человеку (даже без высшего образования).
Марина Тимашева: Давайте его сформулируем.
Илья Смирнов: Пункт первый. Представление о том, что достоинства и недостатки людей предопределены их наследственностью, раньше говорили: ''по крови'', а теперь модно ссылаться на ''гены'' (1 – 79). В соответствии с этим - пункт второй, вытекающий из первого – человечество делится на группы. Высшего сорта, среднего, низшего. Это могут быть, как в классическом расизме, настоящие ''большие'' расы. Или так называемые ''национальности''. ''Народности'' (''этнонационализм'' как ''форма расизма'' (1 -53). Иногда даже классы и сословия: этот класс правящий не по каким-то социальным причинам, а потому что у него ''гены'' лучше. Так называемый социальный расизм или ''социодарвинизм'', хотя бедный Дарвин вряд ли несёт за него ответственность. В любом случае принципиально важно то, что сформулировала Рут Бенедикт: ''Расизм – это прежде всего вера в то, что человеческая судьба предопределяется биологией'' (1 -15).
Марина Тимашева: То есть, человек сводится к животному.
Илья Смирнов: Да. А общество к популяции. И вот если бы автор книги на этом остановился, выделил определение жирным шрифтом и перешел к конкретным сюжетам – было бы замечательно. И уже на уровне определения понятно, что расисты не правы. В конце концов, приятнее считать себя человеком, а не животным, хотя бы и первого сорта. Но нет. Дальше на десятках страниц излагаются взгляды разнообразных современных, даже не знаю, как их назвать, ''социокультурных антропологов'' (1 – 141), которые дают свои, продвинутые определения расизма. Эти определения зачастую невозможно понять: ''расизм.. . это набор практик, структур, представлений и образов, превращающих некоторые формы воспринимаемых различий, обычно рассматриваемых как неупраздняемые и неизменные, в неравенство'', он ''поддерживается и укрепляется как насилием, так и уступками и рационализируется апелляцией к биологии и культуре'' (1 – 147). Или вот: ''применение абстрактных идеологических символов и символического поведения для передачи ощущения того, что черные нарушают значимые ценности…'' (1 -188)
Марина Тимашева: Похоже на ЕГЭ по обществознанию.
Илья Смирнов: Конечно, нет ничего дурного в том, чтобы представить широкий спектр взглядов, включая нелепые. Но тогда нужно как-то их рассортировать. Вместо этого все свалено в кучу, и читатель безнадежно запутывается, в сущности, в трех соснах. Тут-то и ему подсказывают выход. Глава называется: ''Расизм меняет обличье''. Оказывается, после Второй Мировой войны ''биологический расизм'' уходит в тень, на сцене появился новый, так называемый культурный расизм, направленный на защиту своих ''культурных ценностей'' и своего образа жизни от каких-либо иных форм человеческого существования'' (136).
Вот и всё. Дискуссия заканчивается, даже толком не начавшись.
Марина Тимашева: Я поняла, что Вы имеете в виду. Причем тут культурные ценности и образ жизни?
Илья Смирнов: Совершенно верно. Представьте, что я из какого-нибудь Национального Фронта. Дождавшись этого заявления, я говорю:
Постойте! Только что вы определяли расизм через биологию. А теперь подменяете карты: культура и образ жизни. Вы что же, считаете, что культура – это биология? Тогда вы сами расисты и есть.
Марина Тимашева: Неужели автор не замечает противоречия?
Илья Смирнов: Замечает. Понятие ''культурного расизма'' вводится на 133 странице, а где-то на 310 – всего ничего - автор пробует из него выпутаться: дескать, если культуру понимать как нечто обособленное, не зависящее от самих людей и заданное каждому раз и навсегда, то ''такой культурологический подход оказывается сродни расовому'' (1 – 310). Действительно, сродни. Но согласитесь, что понимать культуру таким диким образом не обязательно. А разрушительное для книги противоречие не случайное. Оно с неизбежностью следует из стремления приспособиться к определенному ''актуальному дискурсу''.
Казалось бы, сугубо теоретический вопрос: происхождение расизма. Наверное, можно согласиться с тем, что как разработанная система с претензией на научность он появляется довольно поздно . Но соответствующие установки, конечно же, присущи античности: "прилично властвовать над варварами эллинам'', ''варвар и раб по природе своей понятия тождественные'' . Без такого идеологического обоснования просто невозможно было бы массовое экзогенное рабство. Подобные, и даже более резкие пассажи можно найти в Библии. И опустошение Африки работорговцами началось не в Х1Х веке, а намного раньше, причем с двух сторон, арабские работорговцы не лучше европейских. Социальная инфекция тем и опасна, что к ней нет врожденного иммунитета, она поражает самые разные народы в разные эпохи. Но в книге ''Порог толерантности» расизм настойчиво увязывается с европейской культурой Нового времени, с ''эпохой Просвещения'' (1 – 66) – я не шучу! - и прицельно с европейскими христианскими народами, включая русских. Оказывается, ''бацилла расизма распространяется и за пределы Европейского континента (Индия, некоторые районы Африки и пр.)'' (1- 91, 1 -44). Неужели это Дидро научил хуту и тутси, как резать друг друга? Со ссылкой на психолога Дэвида Сиерса мы узнаем еще один важный признак расизма: ''отрицание продолжающейся дискриминации'' меньшинств – где? В современных Соединенных Штатах (1 – 188).
В таком случае и я расист. Мне неизвестно никаких свидетельств расовой дискриминации в США и Западной Европе в настоящее время. Было – но, слава Богу, сплыло. Хотя по всему двухтомнику разбросаны заявления, что там есть ''политическая и законодательная дискриминация'' (1 – 54), даже погромы в пригородах Парижа, оказывается, были направлены ''против дискриминации'' (2 – 137).
Марина Тимашева: Уточните: это позиция автора книги? Он ее подтверждает какими-то ссылками на нормативные акты?
Илья Смирнов: Не только не подтверждает, сам же опровергает: ''британские власти начали оказывать поддержку этническим меньшинствам'' (1 – 130) - а на соседней странице, как ни в чем не бывало, ''дискриминация остается суровой реальностью'' (131).
''Прогрессивные американские педагоги пытаются доказать учащимся, что игнорирование расовой проблемы означает молчаливую поддержку фактического расового неравенства. Они убеждают в том, что белый расизм значительно опаснее черного, ибо власть по-прежнему находится в руках белых… Поэтому эти педагоги полагают, что пришло время для обсуждения с учащимися тех вопросов, которые еще недавно замалчивались, - расовой идентичности, расовых привилегий и расового дискомфорта, что позволило бы учащимся и другим людям громко говорить о своих прежде скрывавшихся чувствах и ощущениях'' (1 – 199)
Невольно вспоминается из В.Т. Шаламова его знаменитое издевательское ''ПЧ — прогрессивное человечество''. Если это прогрессивная педагогика, интересно, какова же тогда реакционная.
Вообще-то есть две страны, где законы о лишении гражданства за неправильную национальность действительно были приняты, что не помешало их интеграции в Евросоюз. Но жертвами стали те же европейцы, так называемое ''русскоязычное население''. Яркий пример дискриминации почему-то не привлек внимание автора. Расизм обнаруживается совсем в других странах. В ФРГ. Во Франции. Дословно: ''волнения и погромы в пригородах Парижа в октябре – ноябре 2005 г., имевшие социальный характер и направленные против дискриминации'' (2 – 137). Какой социальный характер? Погромщики, что, жгли машины олигархов? Дворцы богачей? Они жгли школы, пассажирские автобусы, дешевые машины своих же соседей – бедняков.
Автор книги отказывает суверенным государствам в праве самим определять, кого и на каких условиях они хотят принимать на своей территории. "Попытки ограничить иммиграцию со ссылкой на ЯКОБЫ несоответствие приезжих местному образу жизни''. Это, дескать, ''расизм'' (1 – 169, 1 - 172) и посягательство на ''одну из главных свобод, даруемых демократией – свободу передвижения'' (1 – 162) По-моему, как раз наоборот, это и есть демократия. Если не сами граждане законным порядком будут решать такие вопросы, то кто за них? Международные чиновники? Почему-то никто из борцов за ''одну из главных свобод'' не открывает для ''свободного'' проживания двери собственной квартиры.
Автор не признает приоритета за местной культурой большинства (1 – 164). Тоже якобы расизм. А по-моему, здравый смысл. Если я хочу переехать в другую страну, будь то США, Япония или Малайзия, то это я должен приспосабливать к хозяевам. Не они ко мне. Если мне тамошний образ жизни неинтересен или противен, зачем мне туда ехать?
Марина Тимашева: А может быть, Вас из дома гонят.
Илья Смирнов: Да, отдельная тема. ''Лишают права и надежды на спасение многих беженцев от войн и тоталитарных режимов'' (1 -162). Марина, давайте вспомним общих знакомых, связанных с рок-музыкой, которые на рубеже 80-х – 90-х годов перебрались на Запад вот по таким гуманным основаниям. Якобы кем-то преследуемые. Горбачевым, наверное. Все они имели уровень жизни выше среднего в СССР. Ни один в реальности не подвергался никаким преследованиям и опасностям, большим, чем я или Вы, никуда не уехавшие. С понятием ''беженцы'' связана индустрия дезинформации. Кто действительно голодает, например, в африканских странах, затронутых опустыниванием, - им не на что покупать авиабилеты в Лондон, туристические визы или у криминальных структур место на корабле до Канар или до пресловутой Лампедузы. А на Лампедузе мы видим здоровенного детину, гневно протестующего против того, что аборигены не создали ему условия. И на следующий день сообщение о том, что в знак протеста гости поджигают местную церковь
Если людям это не нравится – причем тут расизм?
Есть такая идеология: "Очень хорошо, если кто-то будет заниматься этой адаптацией. Главное, чтобы эти мероприятия не смешивали с привлечением к чему-то, что там обозначено как "русская культура". Скажем, таджику не нужно учиться русской культуре - ему нужно просто учиться жить в большом городе".
Скажите, а кому нужно, чтобы не было ни Москвы, ни Токио, просто ''большой город'', казарменно стандартный по всему миру, и жили в нем не граждане, не носители определенной культуры, не члены профсоюза – упаси Бог! - а некая усредненная масса, из которой можно лепить всё, что вздумается.
Антигероями книги В.А. Шнирельмана оказываются Маргарет Тэтчер (1 - 168), дирижер В. Гергиев и православие как таковое.
''Предлагаемые церковью ''русские ценности'' полностью расходятся с самим устройством современного общества и разоружают православных перед вызовами динамичной модернизированной экономики, проникнутой духом соперничества… Не имея желания конкурировать, они с неприязнью смотрят на тех, кто успешно участвует в современном бизнесе'' (1 -318)
Марина Тимашева: Во-первых, мне казалось, что церковь довольно активно участвует в современном бизнесе, но, возможно, я что-то пропустила. А второй мой вопрос: причем тут Валерий Гергиев?
Илья Смирнов: ''В 2001 г. на ряде престижных просмотров художественная элита с восторгом приняла нацистский фильм Лени Рифеншталь ''Триумф воли'', а в Мариинском театре режиссер В. Гергиев занялся постановкой опер Рихарда Вагнера. Все это служит иллюстрацией того социального явления, которое московский социолог Л.Д. Гудков назвал деградацией элиты…'' (1 – 357).
Так через запятую: нацистская пропаганда и великий оперный театр.
А вот фотоиллюстрации: "Чернокожий рабочий", "Турки в Берлине" (улыбающиеся женщины, одна с ребёнком в коляске), "Арабская мясная лавка в Берлине", "Кавказские торговцы в Москве", "Дворники - киргизы", "Узбекские пекари". Единственная фотография, допускающая негативные эмоции: "Цыганка в Москве" (хотя на ней изображена, скорее всего, представительница т.н. люли или среднеазиатских цыган, которые и не цыгане вовсе).
И рядом: "Британские скинхэды", "Скинхэды", "Праворадикальный митинг на Славянской площади", "Присяга скинхэда" (наколки, свастики, нацистское приветствие), "Граффити неонацистов", "Демонстрация ку-клукс-клана".
Представьте себе книгу с такой подборкой иллюстраций: "Белый фермер в поле", "Блондинка на конкурсе красоты", "Блюда британской кухни" – и рядом: "Чернокожий драгдилер", "Черные пантеры» тренируются в стрельбе", "Демонстрация сторонников Фаррахана" – все скажут, что это махровый расизм. И будут правы.
Да. Во всем мире, в том числе и в странах, присвоивших себе высокое звание ''постиндустриальных'', имеют место этнические конфликты. Далеко не везде конфликты связаны с дискриминацией. Это вообще не синонимы. Подоплека обычно социально-экономическая. С одной стороны, это ''открытый'' характер экономики, которая требует притока извне дешевых ресурсов, в том числе главного – рабочей силы. С другой стороны, древнеримская модель развития под вывеской ''постиндустриальности'' превратила социальный паразитизм из элитарного в массовое явление, что ведет к глубокой деформации социальных связей и ценностей. Наблюдая, как молодой француз успешно занимается ''социокультурной антропологией'', его сверстник арабского происхождения говорит: а я чем хуже? Почему я должен гробиться на работе, как мой отец-гастарбайтер? То же самое скажет подросший сын киргизского дворника, насмотревшись на московскую молодежь. Не только скажет. Еще и покажет, будьте уверены.
Марина Тимашева: А какой же выход?
Илья Смирнов:Наверное, платить за труд столько, сколько он стоит. Стоимость местной, а не привозной рабочей силы. Это не утопия. Мы с Вами выросли в стране, где столичная интеллигенция с удовольствием устраивалась в строительные бригады шабашников . А если уж по объективным причинам, например, демографическим, действительно требуются работники из-за рубежа, значит, с ними нужно обращаться по-человечески, и все их права должны быть заранее определены законом. Но этот путь слишком многих не устраивает. Не только наверху, где получают прибыль от эксплуатации. Рядовым гражданам придется существенно пересмотреть свои потребительские стандарты. Простые вещи станут намного дороже. Ради них надо будет экономить на игрушках, машинках, гаджетиках. Даже, может быть – страшно выговорить – придется брать с собой из дома пакеты, чтобы не покупать в магазине каждый раз новые. Если люди не готовы к такому чудовищному испытанию, значит, нужно смириться с тем, что в городе много приезжих другой национальности.
В заключение нашего разговора о ''Пороге толерантности'' - последняя цитата.
''Решению этой дилеммы помогает сформулированное американским философом Лоуренсом Блюмом представление об ассиметричности разных расизмов – как моральной, так и институциональной… Институциональный расизм, создающий правовые основы для дискриминации, заставляет возлагать ответственность прежде всего именно на доминирующее большинство. Ведь его расизм имеет гораздо более тяжкие последствия для своих жертв, чем ответный расизм со стороны меньшинств. С этой точки зрения убийство белыми черного по расовым мотивам лишний раз подчеркивает расовое доминирование белых и поэтому имеет более глубокий смысл, чем убийство белого черными'' (1 – 44).
Именно из-за такой ''борьбы с расизмом'' повсеместно растет популярность крайне правых партий.
Илья Смирнов: По идее, я должен эту новинку ''Нового литературного обозрения'' приветствовать. Мое отношение к ''заблудившимся инстинктам'' псевдовидообразования вполне определённое. Я его никогда не скрывал. А Виктор Александрович Шнирельман
очень авторитетный исследователь - и по своей основной специальности, и когда он решил переквалифицироваться с древности на современность, его публикации тоже были убедительны. Например, разоблачение т.н. ''расологов''. Есть такая предприимчивая компания, которая популяризирует в России пропагандистскую литературу Третьего Рейха под маркой, что вот, дескать, труды видных немецких учёных. В ''Пороге толерантности'' этот детективно-политический сюжет тоже представлен (1-231, 2 – 175 и далее). И, кроме того, в двух толстых томах вы найдете много поучительного. Критику так называемого ''цивилизационного подхода'', который представляет собой готовую теоретическую подпорку под расизм (1 – 310 и далее). Очень внятный разбор взглядов Л.Н. Гумилева (1 -280 и далее), который ''безоговорочно уподоблял этнос биологической популяции, а этногенез – видообразованию''.
Марина Тимашева: Прямо как у Вас – ''псевдо-видообразование''.
Илья Смирнов: Все-таки не у меня, а у К. Лоренца со ссылкой на Эрика Эриксона Продолжая листать двухтомник, находим замечательные портреты. ''Философа А. Дугина'' (2 – 218 и далее). Еще такого деятеля, как Михаи́л О́сипович Ме́ньшиков, черносотенец, которого сейчас пытаются представить респектабельным консерватором: ''занимал охранительно-патриотическую позицию, направленную на защиту интересов русских''. Это из Википедии. А у В.А. Шнирельмана приведены конкретные цитаты, что именно он ''охранял'' (1 – 211 и далее). Ну, и про настоящих ученых тоже немало интересного, например, можно связать взгляды Жоржа Дюмези́ля с некоторыми обстоятельствами его биографии (1 – 156). Во многом справедлива и критическая оценка советского опыта решения национальных вопросов. Трудно не согласиться с тем, что ''иерархия народов и наделение их неравными политическими статусами'' (2 - 466), научно несостоятельная графа ''национальность'' в паспорте (1 – 339) – всё это не способствовало укреплению государства. И дальше цитирую очень точную и глубокую мысль:
''В советской науке наблюдалась парадоксальная ситуация. С одной стороны…, справедливо отвергали учение о ''расовой душе'', как расистское, но с другой…, следуя известной формулировке Сталина, сохраняли представление о ''психическом складе'' в качестве признака нации как ''этнической общности''. В 1970 -1980-х гг. это… понятие было заменено термином ''национальный характер'', а в постсоветской России еще более популярным стало представление о ''ментальности'', якобы свойственной как отдельным этническим группам, так и целым цивилизациям'' (2 -243).
То есть, сегодняшние проблемы не с неба свалились, и не из Америки завезены.
Каждый из перечисленных сюжетов может быть оформлен в замечательную статью. Но обобщающий труд: что такое расизм и как с ним бороться – по-моему, всё-таки не получился. Хуже того. Если какой-нибудь молодой человек, поверив издательской аннотации, попробует опереться на этот двухтомник в публичной дискуссии, то боюсь, он потерпит позорное поражение от первого же мало-мальски начитанного ультраправого.
Марина Тимашева: Вы можете это доказать?
Илья Смирнов: Можем даже инсценировать. Но начнём с определения. Что такое расизм? На первых же страницах приведены разные редакции определения, простого и понятного любому человеку (даже без высшего образования).
Марина Тимашева: Давайте его сформулируем.
Илья Смирнов: Пункт первый. Представление о том, что достоинства и недостатки людей предопределены их наследственностью, раньше говорили: ''по крови'', а теперь модно ссылаться на ''гены'' (1 – 79). В соответствии с этим - пункт второй, вытекающий из первого – человечество делится на группы. Высшего сорта, среднего, низшего. Это могут быть, как в классическом расизме, настоящие ''большие'' расы. Или так называемые ''национальности''. ''Народности'' (''этнонационализм'' как ''форма расизма'' (1 -53). Иногда даже классы и сословия: этот класс правящий не по каким-то социальным причинам, а потому что у него ''гены'' лучше. Так называемый социальный расизм или ''социодарвинизм'', хотя бедный Дарвин вряд ли несёт за него ответственность. В любом случае принципиально важно то, что сформулировала Рут Бенедикт: ''Расизм – это прежде всего вера в то, что человеческая судьба предопределяется биологией'' (1 -15).
Марина Тимашева: То есть, человек сводится к животному.
Илья Смирнов: Да. А общество к популяции. И вот если бы автор книги на этом остановился, выделил определение жирным шрифтом и перешел к конкретным сюжетам – было бы замечательно. И уже на уровне определения понятно, что расисты не правы. В конце концов, приятнее считать себя человеком, а не животным, хотя бы и первого сорта. Но нет. Дальше на десятках страниц излагаются взгляды разнообразных современных, даже не знаю, как их назвать, ''социокультурных антропологов'' (1 – 141), которые дают свои, продвинутые определения расизма. Эти определения зачастую невозможно понять: ''расизм.. . это набор практик, структур, представлений и образов, превращающих некоторые формы воспринимаемых различий, обычно рассматриваемых как неупраздняемые и неизменные, в неравенство'', он ''поддерживается и укрепляется как насилием, так и уступками и рационализируется апелляцией к биологии и культуре'' (1 – 147). Или вот: ''применение абстрактных идеологических символов и символического поведения для передачи ощущения того, что черные нарушают значимые ценности…'' (1 -188)
Марина Тимашева: Похоже на ЕГЭ по обществознанию.
Илья Смирнов: Конечно, нет ничего дурного в том, чтобы представить широкий спектр взглядов, включая нелепые. Но тогда нужно как-то их рассортировать. Вместо этого все свалено в кучу, и читатель безнадежно запутывается, в сущности, в трех соснах. Тут-то и ему подсказывают выход. Глава называется: ''Расизм меняет обличье''. Оказывается, после Второй Мировой войны ''биологический расизм'' уходит в тень, на сцене появился новый, так называемый культурный расизм, направленный на защиту своих ''культурных ценностей'' и своего образа жизни от каких-либо иных форм человеческого существования'' (136).
Вот и всё. Дискуссия заканчивается, даже толком не начавшись.
Марина Тимашева: Я поняла, что Вы имеете в виду. Причем тут культурные ценности и образ жизни?
Илья Смирнов: Совершенно верно. Представьте, что я из какого-нибудь Национального Фронта. Дождавшись этого заявления, я говорю:
Постойте! Только что вы определяли расизм через биологию. А теперь подменяете карты: культура и образ жизни. Вы что же, считаете, что культура – это биология? Тогда вы сами расисты и есть.
Марина Тимашева: Неужели автор не замечает противоречия?
Илья Смирнов: Замечает. Понятие ''культурного расизма'' вводится на 133 странице, а где-то на 310 – всего ничего - автор пробует из него выпутаться: дескать, если культуру понимать как нечто обособленное, не зависящее от самих людей и заданное каждому раз и навсегда, то ''такой культурологический подход оказывается сродни расовому'' (1 – 310). Действительно, сродни. Но согласитесь, что понимать культуру таким диким образом не обязательно. А разрушительное для книги противоречие не случайное. Оно с неизбежностью следует из стремления приспособиться к определенному ''актуальному дискурсу''.
Казалось бы, сугубо теоретический вопрос: происхождение расизма. Наверное, можно согласиться с тем, что как разработанная система с претензией на научность он появляется довольно поздно . Но соответствующие установки, конечно же, присущи античности: "прилично властвовать над варварами эллинам'', ''варвар и раб по природе своей понятия тождественные'' . Без такого идеологического обоснования просто невозможно было бы массовое экзогенное рабство. Подобные, и даже более резкие пассажи можно найти в Библии. И опустошение Африки работорговцами началось не в Х1Х веке, а намного раньше, причем с двух сторон, арабские работорговцы не лучше европейских. Социальная инфекция тем и опасна, что к ней нет врожденного иммунитета, она поражает самые разные народы в разные эпохи. Но в книге ''Порог толерантности» расизм настойчиво увязывается с европейской культурой Нового времени, с ''эпохой Просвещения'' (1 – 66) – я не шучу! - и прицельно с европейскими христианскими народами, включая русских. Оказывается, ''бацилла расизма распространяется и за пределы Европейского континента (Индия, некоторые районы Африки и пр.)'' (1- 91, 1 -44). Неужели это Дидро научил хуту и тутси, как резать друг друга? Со ссылкой на психолога Дэвида Сиерса мы узнаем еще один важный признак расизма: ''отрицание продолжающейся дискриминации'' меньшинств – где? В современных Соединенных Штатах (1 – 188).
В таком случае и я расист. Мне неизвестно никаких свидетельств расовой дискриминации в США и Западной Европе в настоящее время. Было – но, слава Богу, сплыло. Хотя по всему двухтомнику разбросаны заявления, что там есть ''политическая и законодательная дискриминация'' (1 – 54), даже погромы в пригородах Парижа, оказывается, были направлены ''против дискриминации'' (2 – 137).
Марина Тимашева: Уточните: это позиция автора книги? Он ее подтверждает какими-то ссылками на нормативные акты?
Илья Смирнов: Не только не подтверждает, сам же опровергает: ''британские власти начали оказывать поддержку этническим меньшинствам'' (1 – 130) - а на соседней странице, как ни в чем не бывало, ''дискриминация остается суровой реальностью'' (131).
''Прогрессивные американские педагоги пытаются доказать учащимся, что игнорирование расовой проблемы означает молчаливую поддержку фактического расового неравенства. Они убеждают в том, что белый расизм значительно опаснее черного, ибо власть по-прежнему находится в руках белых… Поэтому эти педагоги полагают, что пришло время для обсуждения с учащимися тех вопросов, которые еще недавно замалчивались, - расовой идентичности, расовых привилегий и расового дискомфорта, что позволило бы учащимся и другим людям громко говорить о своих прежде скрывавшихся чувствах и ощущениях'' (1 – 199)
Невольно вспоминается из В.Т. Шаламова его знаменитое издевательское ''ПЧ — прогрессивное человечество''. Если это прогрессивная педагогика, интересно, какова же тогда реакционная.
Вообще-то есть две страны, где законы о лишении гражданства за неправильную национальность действительно были приняты, что не помешало их интеграции в Евросоюз. Но жертвами стали те же европейцы, так называемое ''русскоязычное население''. Яркий пример дискриминации почему-то не привлек внимание автора. Расизм обнаруживается совсем в других странах. В ФРГ. Во Франции. Дословно: ''волнения и погромы в пригородах Парижа в октябре – ноябре 2005 г., имевшие социальный характер и направленные против дискриминации'' (2 – 137). Какой социальный характер? Погромщики, что, жгли машины олигархов? Дворцы богачей? Они жгли школы, пассажирские автобусы, дешевые машины своих же соседей – бедняков.
Автор книги отказывает суверенным государствам в праве самим определять, кого и на каких условиях они хотят принимать на своей территории. "Попытки ограничить иммиграцию со ссылкой на ЯКОБЫ несоответствие приезжих местному образу жизни''. Это, дескать, ''расизм'' (1 – 169, 1 - 172) и посягательство на ''одну из главных свобод, даруемых демократией – свободу передвижения'' (1 – 162) По-моему, как раз наоборот, это и есть демократия. Если не сами граждане законным порядком будут решать такие вопросы, то кто за них? Международные чиновники? Почему-то никто из борцов за ''одну из главных свобод'' не открывает для ''свободного'' проживания двери собственной квартиры.
Автор не признает приоритета за местной культурой большинства (1 – 164). Тоже якобы расизм. А по-моему, здравый смысл. Если я хочу переехать в другую страну, будь то США, Япония или Малайзия, то это я должен приспосабливать к хозяевам. Не они ко мне. Если мне тамошний образ жизни неинтересен или противен, зачем мне туда ехать?
Марина Тимашева: А может быть, Вас из дома гонят.
Илья Смирнов: Да, отдельная тема. ''Лишают права и надежды на спасение многих беженцев от войн и тоталитарных режимов'' (1 -162). Марина, давайте вспомним общих знакомых, связанных с рок-музыкой, которые на рубеже 80-х – 90-х годов перебрались на Запад вот по таким гуманным основаниям. Якобы кем-то преследуемые. Горбачевым, наверное. Все они имели уровень жизни выше среднего в СССР. Ни один в реальности не подвергался никаким преследованиям и опасностям, большим, чем я или Вы, никуда не уехавшие. С понятием ''беженцы'' связана индустрия дезинформации. Кто действительно голодает, например, в африканских странах, затронутых опустыниванием, - им не на что покупать авиабилеты в Лондон, туристические визы или у криминальных структур место на корабле до Канар или до пресловутой Лампедузы. А на Лампедузе мы видим здоровенного детину, гневно протестующего против того, что аборигены не создали ему условия. И на следующий день сообщение о том, что в знак протеста гости поджигают местную церковь
Если людям это не нравится – причем тут расизм?
Есть такая идеология: "Очень хорошо, если кто-то будет заниматься этой адаптацией. Главное, чтобы эти мероприятия не смешивали с привлечением к чему-то, что там обозначено как "русская культура". Скажем, таджику не нужно учиться русской культуре - ему нужно просто учиться жить в большом городе".
Скажите, а кому нужно, чтобы не было ни Москвы, ни Токио, просто ''большой город'', казарменно стандартный по всему миру, и жили в нем не граждане, не носители определенной культуры, не члены профсоюза – упаси Бог! - а некая усредненная масса, из которой можно лепить всё, что вздумается.
Антигероями книги В.А. Шнирельмана оказываются Маргарет Тэтчер (1 - 168), дирижер В. Гергиев и православие как таковое.
''Предлагаемые церковью ''русские ценности'' полностью расходятся с самим устройством современного общества и разоружают православных перед вызовами динамичной модернизированной экономики, проникнутой духом соперничества… Не имея желания конкурировать, они с неприязнью смотрят на тех, кто успешно участвует в современном бизнесе'' (1 -318)
Марина Тимашева: Во-первых, мне казалось, что церковь довольно активно участвует в современном бизнесе, но, возможно, я что-то пропустила. А второй мой вопрос: причем тут Валерий Гергиев?
Илья Смирнов: ''В 2001 г. на ряде престижных просмотров художественная элита с восторгом приняла нацистский фильм Лени Рифеншталь ''Триумф воли'', а в Мариинском театре режиссер В. Гергиев занялся постановкой опер Рихарда Вагнера. Все это служит иллюстрацией того социального явления, которое московский социолог Л.Д. Гудков назвал деградацией элиты…'' (1 – 357).
Так через запятую: нацистская пропаганда и великий оперный театр.
А вот фотоиллюстрации: "Чернокожий рабочий", "Турки в Берлине" (улыбающиеся женщины, одна с ребёнком в коляске), "Арабская мясная лавка в Берлине", "Кавказские торговцы в Москве", "Дворники - киргизы", "Узбекские пекари". Единственная фотография, допускающая негативные эмоции: "Цыганка в Москве" (хотя на ней изображена, скорее всего, представительница т.н. люли или среднеазиатских цыган, которые и не цыгане вовсе).
И рядом: "Британские скинхэды", "Скинхэды", "Праворадикальный митинг на Славянской площади", "Присяга скинхэда" (наколки, свастики, нацистское приветствие), "Граффити неонацистов", "Демонстрация ку-клукс-клана".
Представьте себе книгу с такой подборкой иллюстраций: "Белый фермер в поле", "Блондинка на конкурсе красоты", "Блюда британской кухни" – и рядом: "Чернокожий драгдилер", "Черные пантеры» тренируются в стрельбе", "Демонстрация сторонников Фаррахана" – все скажут, что это махровый расизм. И будут правы.
Да. Во всем мире, в том числе и в странах, присвоивших себе высокое звание ''постиндустриальных'', имеют место этнические конфликты. Далеко не везде конфликты связаны с дискриминацией. Это вообще не синонимы. Подоплека обычно социально-экономическая. С одной стороны, это ''открытый'' характер экономики, которая требует притока извне дешевых ресурсов, в том числе главного – рабочей силы. С другой стороны, древнеримская модель развития под вывеской ''постиндустриальности'' превратила социальный паразитизм из элитарного в массовое явление, что ведет к глубокой деформации социальных связей и ценностей. Наблюдая, как молодой француз успешно занимается ''социокультурной антропологией'', его сверстник арабского происхождения говорит: а я чем хуже? Почему я должен гробиться на работе, как мой отец-гастарбайтер? То же самое скажет подросший сын киргизского дворника, насмотревшись на московскую молодежь. Не только скажет. Еще и покажет, будьте уверены.
Марина Тимашева: А какой же выход?
Илья Смирнов:Наверное, платить за труд столько, сколько он стоит. Стоимость местной, а не привозной рабочей силы. Это не утопия. Мы с Вами выросли в стране, где столичная интеллигенция с удовольствием устраивалась в строительные бригады шабашников . А если уж по объективным причинам, например, демографическим, действительно требуются работники из-за рубежа, значит, с ними нужно обращаться по-человечески, и все их права должны быть заранее определены законом. Но этот путь слишком многих не устраивает. Не только наверху, где получают прибыль от эксплуатации. Рядовым гражданам придется существенно пересмотреть свои потребительские стандарты. Простые вещи станут намного дороже. Ради них надо будет экономить на игрушках, машинках, гаджетиках. Даже, может быть – страшно выговорить – придется брать с собой из дома пакеты, чтобы не покупать в магазине каждый раз новые. Если люди не готовы к такому чудовищному испытанию, значит, нужно смириться с тем, что в городе много приезжих другой национальности.
В заключение нашего разговора о ''Пороге толерантности'' - последняя цитата.
''Решению этой дилеммы помогает сформулированное американским философом Лоуренсом Блюмом представление об ассиметричности разных расизмов – как моральной, так и институциональной… Институциональный расизм, создающий правовые основы для дискриминации, заставляет возлагать ответственность прежде всего именно на доминирующее большинство. Ведь его расизм имеет гораздо более тяжкие последствия для своих жертв, чем ответный расизм со стороны меньшинств. С этой точки зрения убийство белыми черного по расовым мотивам лишний раз подчеркивает расовое доминирование белых и поэтому имеет более глубокий смысл, чем убийство белого черными'' (1 – 44).
Именно из-за такой ''борьбы с расизмом'' повсеместно растет популярность крайне правых партий.
