15 августа в 23 часа по московскому времени в программе Александра Гениса – история переворота: американская перспектива; Россия 20 лет спустя: травелог Парамонова; Вехи: Бахчанян – Митьки, Сукачев – Мамонов.
Казалось, что успех путча неизбежен, если принять во внимание, как развивались события в СССР в последнее время. Но к утру у нас в Вашингтоне появилось ощущение, что что-то не то, чего-то в московском путче не хватало. Почему по-прежнему работали телефоны и факсы – и в Москву, и из Москвы? Почему почти не изменилась повседневная жизнь? Почему не была арестована демократическая оппозиция? Как этот новый режим допустил, что оппозиция забаррикадировалась в здании парламента, и туда свободно приходили люди? У нас появилось мысль, что, может быть, организаторы путча не смогли собрать все свои силы, и ситуацию еще может быть спасена. На следующее утро, когда противостояние вокруг здания парламента усилилось, Буш попытался позвонить Горбачеву, но не дозвонился. Тогда он решил позвонить Ельцину в парламентское здание, хотя все мы скептически предупреждали, что ему это не удастся. К изумлению всех, его тут же соединили. Организаторы путча даже не отключили телефонные линии в здании парламента. Звонок Буша был большой поддержкой и для Ельцина, и для остальных людей у парламента.
А также 15 августа в 23 часа по московскому времени в программе "Поверх барьеров. Американский час":
Вехи: Бахчанян – Митьки, Сукачев – Мамонов.
20 лет назад, после августовского путча, когда стало очевидным, что не только прежний режим, но и перестройка кончились, остро встала необходимость художественного описания новой и старой действительности. Отчасти еще и потому, что власть перестает быть опасной тогда, когда она становится объектом эстетических манипуляций, когда наступает пора музеализации тоталитарного режима. Вагрич Бахчанян понял это первым задолго до переворота: он искал тот минимальный сдвиг, который отделял норму от безумия, банальность от нелепости, штамп от кощунства. Иногда этот жест можно было измерить - в том числе и миллиметрами. Стоило чуть сдвинуть на лоб знаменитую кепку, как вождь превращался в урку. В одной пьесе Бахчанян вывел на изображающую Красную площадь сцену толпу, застывшую в тревожном молчании. После долгого ожидания из мавзолея выходит актер в белом халате. Устало стягивая резиновые перчатки, он тихо, но радостно произносит:
– Будет жить!
Шесть недель в новой России.
Путевой монолог Парамонова.
Да, воруют, но при этом никогда раньше русские не жили лучше, – за всю советскую историю, когда не воровали, но 95 процентов ВВП пускали на производство танков и прочего ненужного железа. Поэтому ждать падения нынешнего режима – это всё равно что Безенчуку приехать в Москву с запасом гробов. Повторяю и настаиваю: в России с 17-го года не было лучше, а я знаю, что говорю. Я жил в России сорок лет, и всяких – и войну видел, и послевоенный террор, и оттепель, и застой. Россия десятки раз была в ситуациях хуже нынешней – и выкручивалась, удерживалась бездны на краю. Так почему бы сейчас ей не удержаться? Распил бабла идет, но и простому человеку крошки выпадают. Всё-таки нефтяная труба – не чугунные гири Корейко.
Казалось, что успех путча неизбежен, если принять во внимание, как развивались события в СССР в последнее время. Но к утру у нас в Вашингтоне появилось ощущение, что что-то не то, чего-то в московском путче не хватало. Почему по-прежнему работали телефоны и факсы – и в Москву, и из Москвы? Почему почти не изменилась повседневная жизнь? Почему не была арестована демократическая оппозиция? Как этот новый режим допустил, что оппозиция забаррикадировалась в здании парламента, и туда свободно приходили люди? У нас появилось мысль, что, может быть, организаторы путча не смогли собрать все свои силы, и ситуацию еще может быть спасена. На следующее утро, когда противостояние вокруг здания парламента усилилось, Буш попытался позвонить Горбачеву, но не дозвонился. Тогда он решил позвонить Ельцину в парламентское здание, хотя все мы скептически предупреждали, что ему это не удастся. К изумлению всех, его тут же соединили. Организаторы путча даже не отключили телефонные линии в здании парламента. Звонок Буша был большой поддержкой и для Ельцина, и для остальных людей у парламента.
А также 15 августа в 23 часа по московскому времени в программе "Поверх барьеров. Американский час":
Вехи: Бахчанян – Митьки, Сукачев – Мамонов.
20 лет назад, после августовского путча, когда стало очевидным, что не только прежний режим, но и перестройка кончились, остро встала необходимость художественного описания новой и старой действительности. Отчасти еще и потому, что власть перестает быть опасной тогда, когда она становится объектом эстетических манипуляций, когда наступает пора музеализации тоталитарного режима. Вагрич Бахчанян понял это первым задолго до переворота: он искал тот минимальный сдвиг, который отделял норму от безумия, банальность от нелепости, штамп от кощунства. Иногда этот жест можно было измерить - в том числе и миллиметрами. Стоило чуть сдвинуть на лоб знаменитую кепку, как вождь превращался в урку. В одной пьесе Бахчанян вывел на изображающую Красную площадь сцену толпу, застывшую в тревожном молчании. После долгого ожидания из мавзолея выходит актер в белом халате. Устало стягивая резиновые перчатки, он тихо, но радостно произносит:
– Будет жить!
Шесть недель в новой России.
Путевой монолог Парамонова.
Да, воруют, но при этом никогда раньше русские не жили лучше, – за всю советскую историю, когда не воровали, но 95 процентов ВВП пускали на производство танков и прочего ненужного железа. Поэтому ждать падения нынешнего режима – это всё равно что Безенчуку приехать в Москву с запасом гробов. Повторяю и настаиваю: в России с 17-го года не было лучше, а я знаю, что говорю. Я жил в России сорок лет, и всяких – и войну видел, и послевоенный террор, и оттепель, и застой. Россия десятки раз была в ситуациях хуже нынешней – и выкручивалась, удерживалась бездны на краю. Так почему бы сейчас ей не удержаться? Распил бабла идет, но и простому человеку крошки выпадают. Всё-таки нефтяная труба – не чугунные гири Корейко.
