В 1974 году день 30 октября был объявлен Днем политзаключенного в СССР узниками мордовских и пермских лагерей. С 1991 года 30 октября в календаре официально стало именоваться Днем памяти жертв политических репрессий.
Владимир Кара-Мурза: В предстоящие выходные состоится целая серия мероприятий, посвященных Дню политзаключенного, отмечаемому в России 30 октября. Накануне этого дня 29 октября общество "Мемориал" вот уже несколько лет проводит акцию "Возвращение имен". "Тоталитарное государство не просто убивало людей, оно стремилось вычеркнуть их имена из истории, уничтожить всякую память о них. Возвращение имен, - говорят организаторы акции, - это возвращение памяти об оболганных и убитых". Акция пройдет у Соловецкого камня с 10 утра до 10 вечера.
В пятницу Тверской суд Москвы вынес приговор фигурантам дела о беспорядках на Манежной площади в декабре прошлого года. Пятеро подсудимых получили сроки от двух до пяти с половиной лет колонии. Все подсудимые обвинены в призывах к массовым беспорядкам, возбуждении ненависти или вражды, применении насилия в отношении представителей органов власти. На скамье подсудимых находились гражданин Белоруссии, активист движения "Другая Россия", участник движения "Стратегия 31" Игорь Березюк, активисты "Другой России" Кирилл Унчук и Руслан Хубаев, а также Леонид Панин и Александр Козевин.
Появление в России новых узников совести в канун Дня политзаключенного обсуждаем с Владимиром Буковским, членом политсовета движения "Солидарность", бывшим советским политзаключенным, Александром Лавутом, правозащитником, бывшим советским политзаключенным, членом совета Центра-музея академика Сахарова и Эдуардом Лимоновым, председателем исполкома партии "Другая Россия". Расскажите, пожалуйста, о том, какие приговоры получили ваши активисты.
Эдуард Лимонов: Игорь Березюк получил пять с половиной лет, Руслан Хубаев четыре года и Кирилл Унчук, самый младший, ему 22 года, он получил три года содержания в лагере общего режима. Хубаев, кстати, получил четыре года строгого режима. Что можно сказать обо всем об этом? Я присутствовал на многих заседаниях и удосужился посмотреть три с половиной часа видеодокументов, относящихся к происшествиям на Манежной. Это все были документы, представленные обвинением как доказательство вины наших подзащитных. Но то, что я увидел, я привык ко всему, но меня просто потрясло. Я увидел избиение младенцев. ОМОН сомкнутыми шеренгами врезается в толпу, бьет людей. То, что бьет – мы уже привыкли. Волочит по мерзлому тротуару за руки, за ноги, как трупы, бьет и постоянно бьют уже упавших людей, множество дубинок на фоне зари вечерней взмываются в небо. Кадры ужасающие. Из всех этих кадров можно сделать единственный вывод, что несмотря на якобы крутость футбольных болельщиков, многочисленные заявления – это было просто избиение одностороннее. С 93 года я ничего подобного не видел в Москве. Поэтому все эти поспешные вопли, крики о погромах каких-то, во-первых, это была крупная дезинформация и все общество некоторое время пошло за этой дезинформацией. На самом деле люди просто спасались, бежали, закрывались руками, их избивали. Это надо видеть. Наши товарищи, я не нашел ни единого доказательства, я внимательно все это следил, слушал, записывал, я не нашел ни единого доказательства того, что они виновны. Игоря Березюка окровавленного потом выбросили из милицейского автобуса, не хотели брать на себя ответственность. Его поднял Унчук, увел в толпу, их настигли и опять стали избивать. Это совсем не то, что первые месяцы нашептывало общество и говорили: о, погромы, националисты. Я увидел там толпу растерянных парней, вышедших на улицы с тем, чтобы как-то, они не знали, что делать, там ни одного лидера не было, никого не было. Они метались под этими волчьими атаками ОМОНа.
Владимир Кара-Мурза: Как по-вашему, подтверждают ли даже сегодняшние события актуальность Дня политзаключенного в России?
Владимир Буковский: К сожалению, да. Эдуард описал, что происходило на Манежной и срока, которые люди получили совершенно незаслуженно. А у меня сведения о репрессиях на Урале, в Екатеринбурге. Там провели такую предвыборную зачистку, наиболее известный из арестованных Максим Петлин, он лидер местного "Яблока" и лидер группы "Стратегия-31", а также депутат местного городского совета. И вот он арестован по смехотворным обвинениям в каких-то вымогательствах и так далее. То есть чистая фальсификация. Любой объективный суд тут же бы это дело закрыл, а он сидит и продолжает сидеть. Еще два дела там же на Урале, в Екатеринбурге. Двое из обвиняемых бежали. Известный такой Сергей Кузнецов, очень известный правозащитник и бывший политзаключенный еще советского времени, он теперь просит убежища за границей. Один приехал сюда в Лондон. Там идет разгром. И причем все дела смехотворные, это просто приказ сверху зачистить город перед выборами, у меня такое впечатление. И это по всей стране, у нас все время идут репрессии. Причем репрессии, теперь не предъявляют политических статей, они, правда, и раньше не назывались политическими. Мы считались "особо опасные государственные преступники" – так это называлось. Но тем не менее, это была хотя бы отдельная статья. А сейчас придумывают черте что. Алексею Соколову приписали чуть ли не убийство, ограбление, здесь какие-то взятки. Какие правозащитники будут взятки брать? Это вообще нелепость. Сейчас идут дела, фальсифицированные просто постатейно. То есть приписываются самые невероятные уголовные преступления людям. Уголовная клевета напропалую. Обвинение на Урале, как можно оклеветать нынешнего российского прокурора? По-моему, невозможно. Что про него ни скажи, все правда будет.
Владимир Кара-Мурза: Какой идеологический смысл вкладывали в День политзаключенного 30 октября те, кто его отмечали в эпоху тоталитаризма?
Александр Лавут: В 74 году, когда первый раз отмечался этот день, смысл был довольно определенный. Тем, кто был в Москве, на воле, не только в Москве, он был ясен не меньше, чем тем, кто его организовал. Организовали сами политзэки в мордовских лагерях, в пермской была открыта 35 зона, во владимирской тюрьме. Инициаторами были Кронид Любарский и кто-то из "самолетчиков". Затеяли они это еще весной, правильно рассчитав, что для того, чтобы выступить всем вместе, разом, нужно время, чтобы передать по всем точкам зоны. Это было замечательно организовано. Начальство кое о чем догадывалось, но точно не знало. Если бы знало, они бы нашли способ это пресечь. Оно отчасти помогло, перетасовывая зеков из одной зоны в другую, кто-то попадал на больничку – это само собой, они способствовали тому, что довольно скоро все узнали, что намечен такой день 30 октября – день политзаключенного. И через волю. Жены со свидания всеми доступными способами увозили сообщения, а другие жены привозили в другие зоны. Весной это началось и к октябрю было много материала. Были заявления самих политзаключенных, их требования. Пожалуй, можно выделить основное – они требовали статуса политзаключенного. Надо сказать, требование это возникло не из воздуха, хотя может быть эта идея висела в воздухе. До революции политзаключенные, которые тогда назывались государственные преступники в другом смысле, немножко не то, как в советское время особо опасный государственный преступник, термин, о котором вспомнил Буковский, у них был другой статус, они были освобождены от принудительных работ, с ними надо было обращаться повежливее, во всяком случае запрещены телесные наказания, которые разрешались для других заключенных. И некоторая возможность интеллектуальной деятельности, для многих она была нужна, некоторые продолжали свои научные исследования.
Владимир Кара-Мурза: Вдова правозащитника Кронида Любарского Галина Салова сожалеет, что времена репрессий возвращаются.
Галина Салова: У нас сейчас снова очень необходима защита политзаключенных. Был какой-то период, когда у нас было минимально или почти не было, но, к сожалению, это было давно. Конечно, Ходорковского и Лебедева я считаю политическими заключенными. Были проблемы, признавать ли заключенными только тех, которые выступали словом или считать политическими заключенными, если они сопротивлялись, как, скажем, в Литве партизаны. Это были проблемы, да. Но тем не менее, все более-менее было понятно. Поэтому, когда мой муж создавал список политзаключенных, он четко понимал, кого считать. И потом это не было праздником, все-таки все время это было днем сопротивления. То есть нас посадили, а мы отмечаем сопротивлением свой день. Проводился он тогда именно голодовкой, забастовкой, обращением к властям. Именно не день памяти тех, кто погиб, а день людей, которые продолжают сопротивление, даже несмотря на тяжелые условия в лагерях.
Полный текст программы "Грани времени" появится на сайте в ближайшее время.
Владимир Кара-Мурза: В предстоящие выходные состоится целая серия мероприятий, посвященных Дню политзаключенного, отмечаемому в России 30 октября. Накануне этого дня 29 октября общество "Мемориал" вот уже несколько лет проводит акцию "Возвращение имен". "Тоталитарное государство не просто убивало людей, оно стремилось вычеркнуть их имена из истории, уничтожить всякую память о них. Возвращение имен, - говорят организаторы акции, - это возвращение памяти об оболганных и убитых". Акция пройдет у Соловецкого камня с 10 утра до 10 вечера.
В пятницу Тверской суд Москвы вынес приговор фигурантам дела о беспорядках на Манежной площади в декабре прошлого года. Пятеро подсудимых получили сроки от двух до пяти с половиной лет колонии. Все подсудимые обвинены в призывах к массовым беспорядкам, возбуждении ненависти или вражды, применении насилия в отношении представителей органов власти. На скамье подсудимых находились гражданин Белоруссии, активист движения "Другая Россия", участник движения "Стратегия 31" Игорь Березюк, активисты "Другой России" Кирилл Унчук и Руслан Хубаев, а также Леонид Панин и Александр Козевин.
Появление в России новых узников совести в канун Дня политзаключенного обсуждаем с Владимиром Буковским, членом политсовета движения "Солидарность", бывшим советским политзаключенным, Александром Лавутом, правозащитником, бывшим советским политзаключенным, членом совета Центра-музея академика Сахарова и Эдуардом Лимоновым, председателем исполкома партии "Другая Россия". Расскажите, пожалуйста, о том, какие приговоры получили ваши активисты.
Эдуард Лимонов: Игорь Березюк получил пять с половиной лет, Руслан Хубаев четыре года и Кирилл Унчук, самый младший, ему 22 года, он получил три года содержания в лагере общего режима. Хубаев, кстати, получил четыре года строгого режима. Что можно сказать обо всем об этом? Я присутствовал на многих заседаниях и удосужился посмотреть три с половиной часа видеодокументов, относящихся к происшествиям на Манежной. Это все были документы, представленные обвинением как доказательство вины наших подзащитных. Но то, что я увидел, я привык ко всему, но меня просто потрясло. Я увидел избиение младенцев. ОМОН сомкнутыми шеренгами врезается в толпу, бьет людей. То, что бьет – мы уже привыкли. Волочит по мерзлому тротуару за руки, за ноги, как трупы, бьет и постоянно бьют уже упавших людей, множество дубинок на фоне зари вечерней взмываются в небо. Кадры ужасающие. Из всех этих кадров можно сделать единственный вывод, что несмотря на якобы крутость футбольных болельщиков, многочисленные заявления – это было просто избиение одностороннее. С 93 года я ничего подобного не видел в Москве. Поэтому все эти поспешные вопли, крики о погромах каких-то, во-первых, это была крупная дезинформация и все общество некоторое время пошло за этой дезинформацией. На самом деле люди просто спасались, бежали, закрывались руками, их избивали. Это надо видеть. Наши товарищи, я не нашел ни единого доказательства, я внимательно все это следил, слушал, записывал, я не нашел ни единого доказательства того, что они виновны. Игоря Березюка окровавленного потом выбросили из милицейского автобуса, не хотели брать на себя ответственность. Его поднял Унчук, увел в толпу, их настигли и опять стали избивать. Это совсем не то, что первые месяцы нашептывало общество и говорили: о, погромы, националисты. Я увидел там толпу растерянных парней, вышедших на улицы с тем, чтобы как-то, они не знали, что делать, там ни одного лидера не было, никого не было. Они метались под этими волчьими атаками ОМОНа.
Владимир Кара-Мурза: Как по-вашему, подтверждают ли даже сегодняшние события актуальность Дня политзаключенного в России?
Владимир Буковский: К сожалению, да. Эдуард описал, что происходило на Манежной и срока, которые люди получили совершенно незаслуженно. А у меня сведения о репрессиях на Урале, в Екатеринбурге. Там провели такую предвыборную зачистку, наиболее известный из арестованных Максим Петлин, он лидер местного "Яблока" и лидер группы "Стратегия-31", а также депутат местного городского совета. И вот он арестован по смехотворным обвинениям в каких-то вымогательствах и так далее. То есть чистая фальсификация. Любой объективный суд тут же бы это дело закрыл, а он сидит и продолжает сидеть. Еще два дела там же на Урале, в Екатеринбурге. Двое из обвиняемых бежали. Известный такой Сергей Кузнецов, очень известный правозащитник и бывший политзаключенный еще советского времени, он теперь просит убежища за границей. Один приехал сюда в Лондон. Там идет разгром. И причем все дела смехотворные, это просто приказ сверху зачистить город перед выборами, у меня такое впечатление. И это по всей стране, у нас все время идут репрессии. Причем репрессии, теперь не предъявляют политических статей, они, правда, и раньше не назывались политическими. Мы считались "особо опасные государственные преступники" – так это называлось. Но тем не менее, это была хотя бы отдельная статья. А сейчас придумывают черте что. Алексею Соколову приписали чуть ли не убийство, ограбление, здесь какие-то взятки. Какие правозащитники будут взятки брать? Это вообще нелепость. Сейчас идут дела, фальсифицированные просто постатейно. То есть приписываются самые невероятные уголовные преступления людям. Уголовная клевета напропалую. Обвинение на Урале, как можно оклеветать нынешнего российского прокурора? По-моему, невозможно. Что про него ни скажи, все правда будет.
Владимир Кара-Мурза: Какой идеологический смысл вкладывали в День политзаключенного 30 октября те, кто его отмечали в эпоху тоталитаризма?
Александр Лавут: В 74 году, когда первый раз отмечался этот день, смысл был довольно определенный. Тем, кто был в Москве, на воле, не только в Москве, он был ясен не меньше, чем тем, кто его организовал. Организовали сами политзэки в мордовских лагерях, в пермской была открыта 35 зона, во владимирской тюрьме. Инициаторами были Кронид Любарский и кто-то из "самолетчиков". Затеяли они это еще весной, правильно рассчитав, что для того, чтобы выступить всем вместе, разом, нужно время, чтобы передать по всем точкам зоны. Это было замечательно организовано. Начальство кое о чем догадывалось, но точно не знало. Если бы знало, они бы нашли способ это пресечь. Оно отчасти помогло, перетасовывая зеков из одной зоны в другую, кто-то попадал на больничку – это само собой, они способствовали тому, что довольно скоро все узнали, что намечен такой день 30 октября – день политзаключенного. И через волю. Жены со свидания всеми доступными способами увозили сообщения, а другие жены привозили в другие зоны. Весной это началось и к октябрю было много материала. Были заявления самих политзаключенных, их требования. Пожалуй, можно выделить основное – они требовали статуса политзаключенного. Надо сказать, требование это возникло не из воздуха, хотя может быть эта идея висела в воздухе. До революции политзаключенные, которые тогда назывались государственные преступники в другом смысле, немножко не то, как в советское время особо опасный государственный преступник, термин, о котором вспомнил Буковский, у них был другой статус, они были освобождены от принудительных работ, с ними надо было обращаться повежливее, во всяком случае запрещены телесные наказания, которые разрешались для других заключенных. И некоторая возможность интеллектуальной деятельности, для многих она была нужна, некоторые продолжали свои научные исследования.
Владимир Кара-Мурза: Вдова правозащитника Кронида Любарского Галина Салова сожалеет, что времена репрессий возвращаются.
Галина Салова: У нас сейчас снова очень необходима защита политзаключенных. Был какой-то период, когда у нас было минимально или почти не было, но, к сожалению, это было давно. Конечно, Ходорковского и Лебедева я считаю политическими заключенными. Были проблемы, признавать ли заключенными только тех, которые выступали словом или считать политическими заключенными, если они сопротивлялись, как, скажем, в Литве партизаны. Это были проблемы, да. Но тем не менее, все более-менее было понятно. Поэтому, когда мой муж создавал список политзаключенных, он четко понимал, кого считать. И потом это не было праздником, все-таки все время это было днем сопротивления. То есть нас посадили, а мы отмечаем сопротивлением свой день. Проводился он тогда именно голодовкой, забастовкой, обращением к властям. Именно не день памяти тех, кто погиб, а день людей, которые продолжают сопротивление, даже несмотря на тяжелые условия в лагерях.
Полный текст программы "Грани времени" появится на сайте в ближайшее время.
