Ирина Лагунина: В ходе наших круглых столов о судьбе беженцев в России мы уже несколько раз упоминали случай похищения беженцев с улицы Москвы, Это гражданин Узбекистана и гражданин Таджикистана. Гражданина Узбекистана зовут Абдулхаков, и он неожиданно всплыл в Таджикистане. Почему стало возможным, что человека, исчезнувшего в Москве, вдруг заметили в СИЗО в совершенно дрогой стране? В беседе принимают участие руководитель программы «Право на убежище» Института прав человека Лена Рябинина и адвокат Надежда Ермолаева. Лена, есть ли какие-то особенности положения беженцев из Таджикистана в России, какие-то характерные черты, которые выделяют их из всех других категорий ищущих защиты в российском государстве?
Лена Рябинина: В течение последних буквально двух-трех месяцев появились основания говорить, что да, есть. И эти особенности сводятся к тому, что таджикских беженцев, лиц, ищущих убежища, в первую очередь тех, кто освобожден из-под стражи во время экстрадиционной проверки и защищен решениями Европейского суда от принудительного возвращения в запрашивающее государство, то есть в Таджикистан, похищают и вывозят в Таджикистан вне всяких правовых норм. Последнее похищение произошло в ночь с понедельника на вторник. Это коснулось Джураева, который провел под стражей 18 месяцев, предельно предусмотренный российским законодательством срок. Был освобожден в связи с тем, что его выдача, вступившее в силу постановление Генпрокуратуры о выдаче, не подлежало исполнению, поскольку Европейский суд по правам человека приостановил его экстрадицию. Он получил временнее убежище на территории Российской Федерации, российским законодательством защищен от принудительного возвращения в страну исхода. Он ехал на машине со своим приятелем, микроавтобус поджал их к бортику, он выскочил, убежал, его догнали. И мы не можем получить какой-либо информации о его местонахождении, есть все основания предполагать, что он похищен, и хорошо, если находится пока в России, но достаточно велика вероятность, что его уже успели вывезти в Таджикистан.
Ирина Лагунина: Как разворачивались истории с предыдущими похищениями?
Лена Рябинина: С предыдущими похищениями, что касается Абдулхакова, о котором мы с вами неоднократно говорили, он все еще находится в Душанбе, и непонятно, предпринимают что-либо российские власти для того, чтобы исполнить указания суда о необходимости вернуть его в Россию, никаких сведений об этом нет. А похищенный одновременно с ним Джураев, который находится под следствием в Таджикистане по тем самым обвинениям, по которым таджикская сторона требовала его выдачи, вынужден был, как мне недавно сообщили, подписать якобы признание о том, что добровольно вернулся на родину, хотя для этого у него не было вообще никаких документов, позволяющих пересечь границу – это абсолютно исключено. И сам этот факт свидетельствует о том, что такое якобы признание сделано им недобровольно.
Ирина Лагунина: По каким причинам люди в основном бегут из Таджикистана в Россию, и по каким обвинениям их потом таджикские власти пытаются вернуть в страну обратно?
Лена Рябинина: В подавляющем большинстве случаев это обвинения в причастности к тем или иным запрещенным исламским организациям, причем, в некоторых случаях эти обвинения предъявлены людям, которые не являются столь ревностными мусульманами. Такое дело у нас сейчас тоже есть. Но человека, которого преследуют по сути дела за родство с одним из бывших лидеров объединенной таджикской оппозиции и за симпатии к оппозиционной нынешней таджикской партии, обвинили так же в причастности к исламской запрещенной организации. Это наиболее характерная ситуация. И что касается подзащитного Надежды Ермолаевой, о котором она будет говорить, здесь тоже характерный случай обвинения человека в причастности к запрещенной организации. А чем это обернулось, расскажет Надя.
Ирина Лагунина: Надежда, я хотела вас попросить рассказать о вашем подзащитном.
Надежда Ермолаева: Я бы поправила – не о моем подзащитном, а о моих подзащитных, потому что так сложилась судьба, что я защищаю Фаруха Сидикова и его супругу Умеду Сидикову. Фарух Сидиков в 2006 году бежал из Таджикистана именно потому, что его там задерживали, оказывали на него всяческое давление в связи с обвинением в причастности к такой организации, как Хизб-ут-Тахрир. Это организация, которая запрещена в Таджикистане.
Лена Рябинина: В Таджикистане с 2001, в России с 2003 года.
Надежда Ермолаева: Сбежав оттуда, он думал, что находится в безопасности здесь, привез сюда свою семью. Тем не менее, 7 декабря 2010 года он был задержан сотрудниками Федеральной службы безопасности. Его задержание происходило по законам жанра - с группой захвата и обыском у него дома и так далее. Впоследствии, когда он находился под стражей, на него оказывалось колоссальное давление со стороны Федеральной службы безопасности прежде всего, что вылилось в итоге в задержание 19 мая его супруги по тем же самым обвинениям в причастности к той же самой организации. Задержали Умеду для того, чтобы оказать влияние на супруга. Сейчас Фарух обжалует решение о выдаче в Верховном суде, в отношении Умеды решения о выдаче еще не принято, и сейчас она находится в процедуре определения статуса беженца. От Фаруха, оказывая давление, добивались дачи показаний в рамках уголовного дела, которое расследуется здесь. Он должен был дать показания, которые бы оговорили других людей, утверждать о том, что кто-то из его товарищей, которых он знал только мельком, хранили оружие и призывали к насилию.
Ирина Лагунина: Надежда, а чем занимались эти люди, чем занималась эта семья, что делал Фарух в Таджикистане?
Надежда Ермолаева: В Таджикистане Фарух имел мебельный цех, свое маленькое производство. Когда, например, наши власти утверждают, что люди бегут из Таджикистана исключительно по экономическим соображениям, то в некоторых случаях это оказывается не совсем правдой. Действительно, экономическая ситуация там тяжелая, но люди многие находят себя и пытаются что-то делать. В случае с Фарухом это совершенно очевидно, что его побудила бежать из Таджикистана не экономическая ситуация, он там имел свое производство и в принципе не бедствовал, а именно преследования религиозного характера. Здесь Фарух тоже нашел себя, был плотником, занимался мебельным производством, и его супруга сидела дома с тремя детьми. После задержания Фаруха она устроилась подрабатывать швеей.
Ирина Лагунина: А где сейчас дети, что с ними?
Надежда Ермолаева: Нам удалось предотвратить насильственный вывоз детей. После задержания Умеды дети были помещены в приют и шел разговор о том, чтобы переправить их в Таджикистан под опеку государства, под опеку таджикских властей. Но для супругов это оказалось бы совершенно неприемлемым, потому что если бы дети были в руках властей, это оказалось бы инструментом давления на них, причем очень действенным. Нам удалось предотвратить передачу от российских служб опеки в таджикское государство, и родственники сами оформили опеку над детьми, и сейчас дети находятся с семьей.
Ирина Лагунина: Лена, какие законы действуют в отношении детей, какие методы защиты есть в таких случаях для детей беженцев, которые действительно, как правильно сказала Надежда, могут быть использованы в качестве рычага давления?
Лена Рябинина: Беда в том, что эти законы, существующие на бумаге, не слишком действенны и средств защиты детей, родители которых оказались под стражей, под угрозой экстрадиции на родину, этих средств защиты очень мало. Надежде действительно пришлось приложить очень много усилий для того, чтобы преодолеть сопротивление даже российских органов опеки, которые в данном случае целиком и полностью оказались не на стороне детей, а на стороне, прямо скажем, органов прокуратуры и ФСБ, которые стремились передать этих детей под опеку таджикских властей. А как бы их использовали таджикские власти, я полностью согласна с мнением Надежды – это был бы инструмент давления на родителей и использовался бы для того, чтобы заставить родителей отказаться от защиты и при любых условиях, при любых рисках пыток согласиться на возвращение в Таджикистан, несмотря ни на что. Потому что родительские чувства – это родительские чувства.
Ирина Лагунина: Елена, как в таких случаях действует Европейский суд? Я понимаю, что Хизб-ут-Тахрир – организация достаточно неоднозначная, в Англии, в Великобритании она не запрещена, в России запрещена, довольно во многих странах мира, по-моему, в Германии тоже запрещена. Что говорит закон по поводу принадлежности к организации, которая является экстремистской? Почему я спрашиваю? Потому что никакого общего списка террористических организаций, который принимался бы как юридически обязательный, в мире не существует. Демократические государства пользуются списком Госдепартамента США и отчасти Евросоюза, демократический мир предпочитает не пользоваться списком ООН, потому что там все правительства вносят те организации, которые они считают экстремистскими, и поэтому список очень политизирован, там очень часто бывают представители оппозиции, а не представители террористических организаций. Так вот, на основании чего будет выноситься решение в таком случае Европейского суда?
Лена Рябинина: В Европейский суд в самое близкое время, как только мы узнаем дату рассмотрения дела Фаруха Сидикова в Верховном суде, будет направлено обращение с просьбой приостановить его экстрадицию в случае, если это постановление Генпрокуратуры о выдаче вступит в силу, в связи с риском пыток. И Европейский суд, как он действовал прежде в подобных случаях, и как мы очень надеемся, будет действовать и сейчас, будет рассматривать не хороши или плохи взгляды заявителя, не обоснованные или необоснованные предъявлены ему обвинения, Европейский суд будет рассматривать вопрос с точки зрения наличия, либо отсутствия риска того, что в Таджикистане Фарух Сидиков подвергнется запрещенному обращению, пыткам, жестокому, унижающему достоинство обращению. И мы очень надеемся, результат узнаем позднее, что нам удастся получить в Европейском суде приостановку выдачи.
Что же касается вообще отношения Европейского суда к организации Хизб-ут-Тахрир - это очень интересный вопрос. Во-первых, я целиком и полностью согласна с вашей оценкой отношения к спискам террористических организаций в цивилизованном мире. Но в настоящее время в Европейском суде ожидает рассмотрения по существу, по крайней мере, одно, реально больше, жалоба, поданная в связи именно с обвинениями в причастности к этой организации. Вот мне Надя подсказывает, что этих жалоб на стадии ожидания решения уже три. И там как раз в вопросах правительству России по коммуникации этих жалоб Европейский суд задал вопросы о том, было ли опубликовано российское решение о запрете этой организации (а оно опубликовано не было, публиковались только списки), о том, насколько причастность к этой организации подпадает или не подпадает под какие-то ограничение, имеющиеся в европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод. И в конечном итоге, соответствует ли уголовное преследование людей по обвинениям в причастности к этой организации или не соответствует нарушению права на свободу мыслей, совести, вероисповедания.
Ирина Лагунина: Надежда, какие дела в связи с партией Хизб-ут-Тахрир вы ведете сейчас в Европейском суде по правам человека?
Надежда Ермолаева: Аргументы, которые мы поднимали перед Европейским судом, это именно предполагаемые нарушения Российской Федерации права на свободу совести, вероисповедания, свободу выражения мнения в связи с осуждениями заявителями по обвинению в причастности к Хизб-ут-Тахрир. Одно из дел возникло в Чебоксарах. Группа молодых людей была задержана за то, что они хранили, изучали, читали литературу и так далее. Впоследствии они были осуждены, получили сроки от четырех до шести лет лишения свободы. И другое дело достаточно крупное, возникло оно в Казани, там было осуждено 12 человек, так же получили различные сроки, начиная от условного осуждения максимальный срок, к которому приговорили, был 8 лет лишения свободы. Интересно так же посмотреть, что перед Европейским судом сейчас ожидает решения дело Хизб-ут-Тахрир против Германии. Эта организация запрещена в Германии. Хотелось бы обратить внимание на принципиальную разницу, как она запрещена в Российской Федерации и как она запрещена в Германии. В Германии Хизб-ут-Тахрир запрещена именно в связи с антисемитскими высказываниями, идеями, которые присутствуют в их текстах. Притом Хизб-ут-Тахрир запрещался в Германии судебным решением, и решение это было обжаловано сторонниками организации. Они дошли до Федерального конституционного суда немецкого, и только после этого получили возможность обратиться в Европейский суд. В России решение о запрете принималось в режиме закрытого судебного заседания, то есть о запрете сторонники или просто люди, знакомые с этой идеологией, узнали постфактум. Возможности обжаловать это решение или представить свои доводы о нецелесообразности запрета они не получили. Таким образом, запрет не вписывался в демократический процесс, в отличие от немецкого. Тем не менее, Германия ожидает решения по вопросу Хизб-ут-Тахрир в Европейском суде.
Лена Рябинина: Я бы добавила два слова о возможностях и невозможностях обжалования. Когда было вынесено решение Верховного суда России о включении Хизб-ут-Тахрир в список террористических организаций, один из людей в городе Нижневартовск Эдуард Хусаинов, который придерживался соответствующих идей, направил заявление председателю Верховного суда, в Генеральную прокуратуру с просьбой предоставить ему текст решения для его дальнейшего обжалования. Этот его абсолютно правовой шаг в данном контексте закончился возбуждением уголовного дела против него самого. К счастью, он отделался условным сроком, но тем не менее, он был осужден, и этот условный срок ему жизнь не украсил. Попытка человека использовать правовые методы спора с государством закончилась уголовным преследованием.
Ирина Лагунина: Надежда, вы сказали, что молодые люди читали литературу. А есть где-то список, какую именно литературу, чьи произведения нельзя читать легально и какие именно произведения принадлежат к партийным произведениям партии Хизб-ут-Тахрир?
Надежда Ермолаева: Такой список существует, и он пополняется периодически. Пополняется в связи с тем, что экстремистскую литературу у нас может признать только суд своим решением. Соответственно, когда выносится судебное решение, данное произведение включается в список экстремистских материалов. Этот список публикуется на сайте Министерства юстиции, он доступен. Что касается той литературы, которую читали и распространяли молодые люди, действительно вопрос о том, распространяли или нет, достаточно спорный, они в основном изучали, между собой обсуждали. Распространение тоже очень размытый критерий. А вот часть книг, литературы попала в список экстремистских материалов уже после того, как они были задержаны с ней. И здесь тоже вопрос остается открытый по отношению к осуждению их за то, что они читали, и на момент совершения деяния эта литература не была в списке, уже потом она туда попала, и тем не менее, суд нашел их виновными.
Лена Рябинина: При этом наказуемым является распространение, а не изучение. Если человек дома хранит литературу, которая ему нужна для личных нужд, не занимается ее распространением, он не должен подлежать уголовной ответственности. Тем не менее, это часто становится основанием для возбуждения уголовного дела.
Ирина Лагунина: В любом случае до того, как начинать читать, надо зайти на сайт Министерства юстиции, посмотреть, можно ли это делать. Лена, давайте вернемся к одному вопросу, с которого мы начали сегодняшний разговор. Мы говорили об "особом" положении беженцев из Таджикистана в России. Вам удалось выяснить, почему настолько свободно действуют спецслужбы в отношении именно таджикских беженцев?
Лена Рябинина: Почему в отношении именно таджикских – нет, не могу сказать, что у меня есть точный критерий, который бы позволил ответить на этот вопрос. Но если несколько лет назад "пальму первенства" в таком очень сомнительном соревновании, безусловно, держали узбекские спецслужбы, сейчас они ее уступили (говорю с горкой иронией) таджикским. И вся эта возможность действия зарубежных спецслужб на территории России свободного, безнаказанного и противозаконного заложена в соглашениях, заключенных странами Шанхайской шестерки, где установлено, что представители региональной антитеррористической структуры ШОС, находясь в командировках в странах-участницах, не подлежат уголовной ответственности за что бы то ни было сделанное, сказанное или написанное, и более того, этот иммунитет продолжает сохраняться уже после окончания их так называемых служебных заданий. Беда в другом, беда в том, что все это было невозможно абсолютно без не то, что попустительства, а прямого участия, прямого содействия их российских коллег. Совершенно очевидно, что вывезти человека самолетом из российского аэропорта, привезти его прямо на летное поле на автомашине, минуя все пограничные, таможенные контроли, и учитывая человек без документов, позволяющих пересекать границу, невозможно без прямого согласия федеральной погранслужбы, которая, как известно, относится к ведомству Федеральной службы безопасности. Поэтому здесь, боюсь, что сотрудничество спецслужб продолжается, разрастается и ширится вне зависимости от каких бы то ни было угодно других дипломатических каналов, отношения Министерства иностранных дел и прочего. У них своя епархия, которая позволяет не обращать внимание ни на что.
Надежда Ермолаева: Я добавлю, о чем говорила Лена, что история супругов Сидиковых, о которых мы говорили в начале нашей дискуссии, яркое тому подтверждение. Потому что преследовались супруги в Таджикистане, их дело вело соответствующее ведомство национальной безопасности и здесь уже задерживались сотрудниками Федеральной службы безопасности, и давила на них именно Федеральная служба безопасности. Они были очень интересны в рамках уголовного дела, которое расследовалось здесь. И сотрудничество, конечно, прекрасно, но если это сотрудничество происходит в рамках закона. А здесь на примере таджикских беженцев мы видим, что это сотрудничество на закон не обращает внимание.
Ирина Лагунина: Лена, какой закон в данном случае нарушают российские спецслужбы?
Лена Рябинина: Предоставив возможность похитить и вывезти этих людей с территории России, Россия нарушила закон о беженцах, 10 статья которого защищает и искателей убежища, ходатайствующих о предоставлении статуса беженца, и лиц, получивших временное убежище, от принудительного возвращения в страну исхода. Россия нарушила свои обязательства по соблюдению норм европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод, которые она ратифицировала, и закон о ратификации европейской конвенции, закон о международных договорах Российской Федерации в данном случае тоже нарушаются. Высылая людей, как Джураев, я еще не могу констатировать, что он уже отправлен в Таджикистан, но если это произойдет, Российская Федерация нарушает конвенцию ООН против пыток. Поскольку именно опасения того, что в Таджикистане Джураев подвергнется запрещенному обращению, послужили основанием для применения Европейским судом временных мер, так называемого правила 39 регламента суда и приостановки его выдачи, поскольку 3 статья Европейской конвенции о защите прав человека, основных свобод, и 3 статья конвенции ООН против пыток, и еще 7 статья пакта о гражданских и политических правах, все в один голос категорически запрещают возвращение в государство, где человек может подвергнуться запрещенному обращению.
Лена Рябинина: В течение последних буквально двух-трех месяцев появились основания говорить, что да, есть. И эти особенности сводятся к тому, что таджикских беженцев, лиц, ищущих убежища, в первую очередь тех, кто освобожден из-под стражи во время экстрадиционной проверки и защищен решениями Европейского суда от принудительного возвращения в запрашивающее государство, то есть в Таджикистан, похищают и вывозят в Таджикистан вне всяких правовых норм. Последнее похищение произошло в ночь с понедельника на вторник. Это коснулось Джураева, который провел под стражей 18 месяцев, предельно предусмотренный российским законодательством срок. Был освобожден в связи с тем, что его выдача, вступившее в силу постановление Генпрокуратуры о выдаче, не подлежало исполнению, поскольку Европейский суд по правам человека приостановил его экстрадицию. Он получил временнее убежище на территории Российской Федерации, российским законодательством защищен от принудительного возвращения в страну исхода. Он ехал на машине со своим приятелем, микроавтобус поджал их к бортику, он выскочил, убежал, его догнали. И мы не можем получить какой-либо информации о его местонахождении, есть все основания предполагать, что он похищен, и хорошо, если находится пока в России, но достаточно велика вероятность, что его уже успели вывезти в Таджикистан.
Ирина Лагунина: Как разворачивались истории с предыдущими похищениями?
Лена Рябинина: С предыдущими похищениями, что касается Абдулхакова, о котором мы с вами неоднократно говорили, он все еще находится в Душанбе, и непонятно, предпринимают что-либо российские власти для того, чтобы исполнить указания суда о необходимости вернуть его в Россию, никаких сведений об этом нет. А похищенный одновременно с ним Джураев, который находится под следствием в Таджикистане по тем самым обвинениям, по которым таджикская сторона требовала его выдачи, вынужден был, как мне недавно сообщили, подписать якобы признание о том, что добровольно вернулся на родину, хотя для этого у него не было вообще никаких документов, позволяющих пересечь границу – это абсолютно исключено. И сам этот факт свидетельствует о том, что такое якобы признание сделано им недобровольно.
Ирина Лагунина: По каким причинам люди в основном бегут из Таджикистана в Россию, и по каким обвинениям их потом таджикские власти пытаются вернуть в страну обратно?
Лена Рябинина: В подавляющем большинстве случаев это обвинения в причастности к тем или иным запрещенным исламским организациям, причем, в некоторых случаях эти обвинения предъявлены людям, которые не являются столь ревностными мусульманами. Такое дело у нас сейчас тоже есть. Но человека, которого преследуют по сути дела за родство с одним из бывших лидеров объединенной таджикской оппозиции и за симпатии к оппозиционной нынешней таджикской партии, обвинили так же в причастности к исламской запрещенной организации. Это наиболее характерная ситуация. И что касается подзащитного Надежды Ермолаевой, о котором она будет говорить, здесь тоже характерный случай обвинения человека в причастности к запрещенной организации. А чем это обернулось, расскажет Надя.
Ирина Лагунина: Надежда, я хотела вас попросить рассказать о вашем подзащитном.
Надежда Ермолаева: Я бы поправила – не о моем подзащитном, а о моих подзащитных, потому что так сложилась судьба, что я защищаю Фаруха Сидикова и его супругу Умеду Сидикову. Фарух Сидиков в 2006 году бежал из Таджикистана именно потому, что его там задерживали, оказывали на него всяческое давление в связи с обвинением в причастности к такой организации, как Хизб-ут-Тахрир. Это организация, которая запрещена в Таджикистане.
Лена Рябинина: В Таджикистане с 2001, в России с 2003 года.
Надежда Ермолаева: Сбежав оттуда, он думал, что находится в безопасности здесь, привез сюда свою семью. Тем не менее, 7 декабря 2010 года он был задержан сотрудниками Федеральной службы безопасности. Его задержание происходило по законам жанра - с группой захвата и обыском у него дома и так далее. Впоследствии, когда он находился под стражей, на него оказывалось колоссальное давление со стороны Федеральной службы безопасности прежде всего, что вылилось в итоге в задержание 19 мая его супруги по тем же самым обвинениям в причастности к той же самой организации. Задержали Умеду для того, чтобы оказать влияние на супруга. Сейчас Фарух обжалует решение о выдаче в Верховном суде, в отношении Умеды решения о выдаче еще не принято, и сейчас она находится в процедуре определения статуса беженца. От Фаруха, оказывая давление, добивались дачи показаний в рамках уголовного дела, которое расследуется здесь. Он должен был дать показания, которые бы оговорили других людей, утверждать о том, что кто-то из его товарищей, которых он знал только мельком, хранили оружие и призывали к насилию.
Ирина Лагунина: Надежда, а чем занимались эти люди, чем занималась эта семья, что делал Фарух в Таджикистане?
Надежда Ермолаева: В Таджикистане Фарух имел мебельный цех, свое маленькое производство. Когда, например, наши власти утверждают, что люди бегут из Таджикистана исключительно по экономическим соображениям, то в некоторых случаях это оказывается не совсем правдой. Действительно, экономическая ситуация там тяжелая, но люди многие находят себя и пытаются что-то делать. В случае с Фарухом это совершенно очевидно, что его побудила бежать из Таджикистана не экономическая ситуация, он там имел свое производство и в принципе не бедствовал, а именно преследования религиозного характера. Здесь Фарух тоже нашел себя, был плотником, занимался мебельным производством, и его супруга сидела дома с тремя детьми. После задержания Фаруха она устроилась подрабатывать швеей.
Ирина Лагунина: А где сейчас дети, что с ними?
Надежда Ермолаева: Нам удалось предотвратить насильственный вывоз детей. После задержания Умеды дети были помещены в приют и шел разговор о том, чтобы переправить их в Таджикистан под опеку государства, под опеку таджикских властей. Но для супругов это оказалось бы совершенно неприемлемым, потому что если бы дети были в руках властей, это оказалось бы инструментом давления на них, причем очень действенным. Нам удалось предотвратить передачу от российских служб опеки в таджикское государство, и родственники сами оформили опеку над детьми, и сейчас дети находятся с семьей.
Ирина Лагунина: Лена, какие законы действуют в отношении детей, какие методы защиты есть в таких случаях для детей беженцев, которые действительно, как правильно сказала Надежда, могут быть использованы в качестве рычага давления?
Лена Рябинина: Беда в том, что эти законы, существующие на бумаге, не слишком действенны и средств защиты детей, родители которых оказались под стражей, под угрозой экстрадиции на родину, этих средств защиты очень мало. Надежде действительно пришлось приложить очень много усилий для того, чтобы преодолеть сопротивление даже российских органов опеки, которые в данном случае целиком и полностью оказались не на стороне детей, а на стороне, прямо скажем, органов прокуратуры и ФСБ, которые стремились передать этих детей под опеку таджикских властей. А как бы их использовали таджикские власти, я полностью согласна с мнением Надежды – это был бы инструмент давления на родителей и использовался бы для того, чтобы заставить родителей отказаться от защиты и при любых условиях, при любых рисках пыток согласиться на возвращение в Таджикистан, несмотря ни на что. Потому что родительские чувства – это родительские чувства.
Ирина Лагунина: Елена, как в таких случаях действует Европейский суд? Я понимаю, что Хизб-ут-Тахрир – организация достаточно неоднозначная, в Англии, в Великобритании она не запрещена, в России запрещена, довольно во многих странах мира, по-моему, в Германии тоже запрещена. Что говорит закон по поводу принадлежности к организации, которая является экстремистской? Почему я спрашиваю? Потому что никакого общего списка террористических организаций, который принимался бы как юридически обязательный, в мире не существует. Демократические государства пользуются списком Госдепартамента США и отчасти Евросоюза, демократический мир предпочитает не пользоваться списком ООН, потому что там все правительства вносят те организации, которые они считают экстремистскими, и поэтому список очень политизирован, там очень часто бывают представители оппозиции, а не представители террористических организаций. Так вот, на основании чего будет выноситься решение в таком случае Европейского суда?
Лена Рябинина: В Европейский суд в самое близкое время, как только мы узнаем дату рассмотрения дела Фаруха Сидикова в Верховном суде, будет направлено обращение с просьбой приостановить его экстрадицию в случае, если это постановление Генпрокуратуры о выдаче вступит в силу, в связи с риском пыток. И Европейский суд, как он действовал прежде в подобных случаях, и как мы очень надеемся, будет действовать и сейчас, будет рассматривать не хороши или плохи взгляды заявителя, не обоснованные или необоснованные предъявлены ему обвинения, Европейский суд будет рассматривать вопрос с точки зрения наличия, либо отсутствия риска того, что в Таджикистане Фарух Сидиков подвергнется запрещенному обращению, пыткам, жестокому, унижающему достоинство обращению. И мы очень надеемся, результат узнаем позднее, что нам удастся получить в Европейском суде приостановку выдачи.
Что же касается вообще отношения Европейского суда к организации Хизб-ут-Тахрир - это очень интересный вопрос. Во-первых, я целиком и полностью согласна с вашей оценкой отношения к спискам террористических организаций в цивилизованном мире. Но в настоящее время в Европейском суде ожидает рассмотрения по существу, по крайней мере, одно, реально больше, жалоба, поданная в связи именно с обвинениями в причастности к этой организации. Вот мне Надя подсказывает, что этих жалоб на стадии ожидания решения уже три. И там как раз в вопросах правительству России по коммуникации этих жалоб Европейский суд задал вопросы о том, было ли опубликовано российское решение о запрете этой организации (а оно опубликовано не было, публиковались только списки), о том, насколько причастность к этой организации подпадает или не подпадает под какие-то ограничение, имеющиеся в европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод. И в конечном итоге, соответствует ли уголовное преследование людей по обвинениям в причастности к этой организации или не соответствует нарушению права на свободу мыслей, совести, вероисповедания.
Ирина Лагунина: Надежда, какие дела в связи с партией Хизб-ут-Тахрир вы ведете сейчас в Европейском суде по правам человека?
Надежда Ермолаева: Аргументы, которые мы поднимали перед Европейским судом, это именно предполагаемые нарушения Российской Федерации права на свободу совести, вероисповедания, свободу выражения мнения в связи с осуждениями заявителями по обвинению в причастности к Хизб-ут-Тахрир. Одно из дел возникло в Чебоксарах. Группа молодых людей была задержана за то, что они хранили, изучали, читали литературу и так далее. Впоследствии они были осуждены, получили сроки от четырех до шести лет лишения свободы. И другое дело достаточно крупное, возникло оно в Казани, там было осуждено 12 человек, так же получили различные сроки, начиная от условного осуждения максимальный срок, к которому приговорили, был 8 лет лишения свободы. Интересно так же посмотреть, что перед Европейским судом сейчас ожидает решения дело Хизб-ут-Тахрир против Германии. Эта организация запрещена в Германии. Хотелось бы обратить внимание на принципиальную разницу, как она запрещена в Российской Федерации и как она запрещена в Германии. В Германии Хизб-ут-Тахрир запрещена именно в связи с антисемитскими высказываниями, идеями, которые присутствуют в их текстах. Притом Хизб-ут-Тахрир запрещался в Германии судебным решением, и решение это было обжаловано сторонниками организации. Они дошли до Федерального конституционного суда немецкого, и только после этого получили возможность обратиться в Европейский суд. В России решение о запрете принималось в режиме закрытого судебного заседания, то есть о запрете сторонники или просто люди, знакомые с этой идеологией, узнали постфактум. Возможности обжаловать это решение или представить свои доводы о нецелесообразности запрета они не получили. Таким образом, запрет не вписывался в демократический процесс, в отличие от немецкого. Тем не менее, Германия ожидает решения по вопросу Хизб-ут-Тахрир в Европейском суде.
Лена Рябинина: Я бы добавила два слова о возможностях и невозможностях обжалования. Когда было вынесено решение Верховного суда России о включении Хизб-ут-Тахрир в список террористических организаций, один из людей в городе Нижневартовск Эдуард Хусаинов, который придерживался соответствующих идей, направил заявление председателю Верховного суда, в Генеральную прокуратуру с просьбой предоставить ему текст решения для его дальнейшего обжалования. Этот его абсолютно правовой шаг в данном контексте закончился возбуждением уголовного дела против него самого. К счастью, он отделался условным сроком, но тем не менее, он был осужден, и этот условный срок ему жизнь не украсил. Попытка человека использовать правовые методы спора с государством закончилась уголовным преследованием.
Ирина Лагунина: Надежда, вы сказали, что молодые люди читали литературу. А есть где-то список, какую именно литературу, чьи произведения нельзя читать легально и какие именно произведения принадлежат к партийным произведениям партии Хизб-ут-Тахрир?
Надежда Ермолаева: Такой список существует, и он пополняется периодически. Пополняется в связи с тем, что экстремистскую литературу у нас может признать только суд своим решением. Соответственно, когда выносится судебное решение, данное произведение включается в список экстремистских материалов. Этот список публикуется на сайте Министерства юстиции, он доступен. Что касается той литературы, которую читали и распространяли молодые люди, действительно вопрос о том, распространяли или нет, достаточно спорный, они в основном изучали, между собой обсуждали. Распространение тоже очень размытый критерий. А вот часть книг, литературы попала в список экстремистских материалов уже после того, как они были задержаны с ней. И здесь тоже вопрос остается открытый по отношению к осуждению их за то, что они читали, и на момент совершения деяния эта литература не была в списке, уже потом она туда попала, и тем не менее, суд нашел их виновными.
Лена Рябинина: При этом наказуемым является распространение, а не изучение. Если человек дома хранит литературу, которая ему нужна для личных нужд, не занимается ее распространением, он не должен подлежать уголовной ответственности. Тем не менее, это часто становится основанием для возбуждения уголовного дела.
Ирина Лагунина: В любом случае до того, как начинать читать, надо зайти на сайт Министерства юстиции, посмотреть, можно ли это делать. Лена, давайте вернемся к одному вопросу, с которого мы начали сегодняшний разговор. Мы говорили об "особом" положении беженцев из Таджикистана в России. Вам удалось выяснить, почему настолько свободно действуют спецслужбы в отношении именно таджикских беженцев?
Лена Рябинина: Почему в отношении именно таджикских – нет, не могу сказать, что у меня есть точный критерий, который бы позволил ответить на этот вопрос. Но если несколько лет назад "пальму первенства" в таком очень сомнительном соревновании, безусловно, держали узбекские спецслужбы, сейчас они ее уступили (говорю с горкой иронией) таджикским. И вся эта возможность действия зарубежных спецслужб на территории России свободного, безнаказанного и противозаконного заложена в соглашениях, заключенных странами Шанхайской шестерки, где установлено, что представители региональной антитеррористической структуры ШОС, находясь в командировках в странах-участницах, не подлежат уголовной ответственности за что бы то ни было сделанное, сказанное или написанное, и более того, этот иммунитет продолжает сохраняться уже после окончания их так называемых служебных заданий. Беда в другом, беда в том, что все это было невозможно абсолютно без не то, что попустительства, а прямого участия, прямого содействия их российских коллег. Совершенно очевидно, что вывезти человека самолетом из российского аэропорта, привезти его прямо на летное поле на автомашине, минуя все пограничные, таможенные контроли, и учитывая человек без документов, позволяющих пересекать границу, невозможно без прямого согласия федеральной погранслужбы, которая, как известно, относится к ведомству Федеральной службы безопасности. Поэтому здесь, боюсь, что сотрудничество спецслужб продолжается, разрастается и ширится вне зависимости от каких бы то ни было угодно других дипломатических каналов, отношения Министерства иностранных дел и прочего. У них своя епархия, которая позволяет не обращать внимание ни на что.
Надежда Ермолаева: Я добавлю, о чем говорила Лена, что история супругов Сидиковых, о которых мы говорили в начале нашей дискуссии, яркое тому подтверждение. Потому что преследовались супруги в Таджикистане, их дело вело соответствующее ведомство национальной безопасности и здесь уже задерживались сотрудниками Федеральной службы безопасности, и давила на них именно Федеральная служба безопасности. Они были очень интересны в рамках уголовного дела, которое расследовалось здесь. И сотрудничество, конечно, прекрасно, но если это сотрудничество происходит в рамках закона. А здесь на примере таджикских беженцев мы видим, что это сотрудничество на закон не обращает внимание.
Ирина Лагунина: Лена, какой закон в данном случае нарушают российские спецслужбы?
Лена Рябинина: Предоставив возможность похитить и вывезти этих людей с территории России, Россия нарушила закон о беженцах, 10 статья которого защищает и искателей убежища, ходатайствующих о предоставлении статуса беженца, и лиц, получивших временное убежище, от принудительного возвращения в страну исхода. Россия нарушила свои обязательства по соблюдению норм европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод, которые она ратифицировала, и закон о ратификации европейской конвенции, закон о международных договорах Российской Федерации в данном случае тоже нарушаются. Высылая людей, как Джураев, я еще не могу констатировать, что он уже отправлен в Таджикистан, но если это произойдет, Российская Федерация нарушает конвенцию ООН против пыток. Поскольку именно опасения того, что в Таджикистане Джураев подвергнется запрещенному обращению, послужили основанием для применения Европейским судом временных мер, так называемого правила 39 регламента суда и приостановки его выдачи, поскольку 3 статья Европейской конвенции о защите прав человека, основных свобод, и 3 статья конвенции ООН против пыток, и еще 7 статья пакта о гражданских и политических правах, все в один голос категорически запрещают возвращение в государство, где человек может подвергнуться запрещенному обращению.
