Марина Тимашева: 29 ноября исполнится 60 лет прекрасному режиссеру, руководителю ''Саха-театра'' и министру культуры Якутии – Андрею Борисову. И я решила преподнести ему необычный подарок – а именно, интервью с его супругой, выдающейся российской актрисой и знаменитой певицей, исполнительницей тойука. В этом качестве она участвует в международных фестивалях этномузыки. В свое время сотрудничала со знаменитой якутской рок-группой ''Чолбон''. Иногда Степанида Борисова появляется в Москве не с якутским театром: играет в моноспектакле Федора Павлова-Андриевича ''Старухы'' по Хармсу, а недавно в рамках фестиваля ''Соло'' вышла на сцену Театрального центра на Страстном в ''Медее'' Хайнера Мюллера, которую поставил Шамиль Дыйканбаев. Она же сыграла матери Чингисхана, в фильме Андрея Борисова ''Тайна Чингисхана''. И я обращаюсь к ней с первым вопросом. Откуда вам пришла в голову мысль, во-первых, вообще пойти в актрисы, а, во-вторых, поехать в Москву? Как это получилось?
Степанида Борисова: Это от того, что я плохо училась в школе. В школе, когда я участвовала в самодеятельности, учителя всегда говорили: ''Ты будешь артисткой''. С малых лет я такая шустрая была, из интерната иногда уходила, одевалась в старуху, и меня не узнавали воспитательницы. После окончания школы я сперва в консерваторию поехала. Единственная корова у нас была, корову убили, продали, и у меня получилось 80 рублей. Тогда до Новосибирска 70 рублей стоил билет. На 10 рублей я там покушала. У меня паспорта не было, пока я мыкалась за этим паспортом, прозевала экзамены. Видимо, судьба была. И пришлось мне через 3-4 дня обратно лететь, потому, что приема на второй поток надо было целый месяц ждать, мне бы денег не хватило. Пианино я тогда, как говорится, второй раз в жизни увидела в консерватории, мне слушать и петь трудно было. И на следующий год я пошла в Щепкинское театральное училище.
Марина Тимашева: Стеша, а что вы пели в Новосибирске и что читала, когда поступали в Щепкинское, помните?
Степанида Борисова: Когда в консерваторию в министерстве культуры прослушивание было, я там пела тойук ( поет-РС). После этого меня и отправили в Новосибирск, в консерваторию сдавать экзамен. А в Щепкинском, по-моему, три тура было. Там очень много красивых девушек было, 400 человек по-моему сдавали. Девочек очень много было, а взяли только восьмерых. И там они меня этюд просили показать - девушка собирает ягоды, потом уколола палец. Я так постаралась, и в конце палец в рот положила. И еще какое-то стихотворение читала, и пела. Они взяли меня.
Марина Тимашева: Стеша, а где вы друг друга взяли с Андреем Саввичем?
Степанида Борисова: Андрея Саввича там не было - и первый, и второй, и третий тур его не было. Мальчиков не нашли, поэтому осенью добор был. Мы сдаем осенью историю, сидим за столом, смотрю - напротив сидит с усами парень, на русского похож. Думаю: как его взяли? А я ничего не знаю и у него тихо спрашиваю: ''Скажи, пожалуйста, в каком году война с Пруссией была?'' Он мне дал карту и говорит: ''Вот посмотрите, там все написано''. Я думаю: молодец какой, все знает! И он тогда тоже в Щепкинское поступил.
Марина Тимашева: Значит, все началось с Пруссии.
Степанида Борисова: Выходит так.
Марина Тимашева: В последнее время вы Андрею Саввичу не как мужу, конечно, но как режиссеру стали «изменять»: то приедете в Москву и играете в спектакле, который сделал молодой режиссер Федор Павлов-Андреевич, а именно ''Старухы'' по Хармсу, а теперь вы снова с режиссером достаточно молодым....
Степанида Борисова: Да, 26 лет ему.
Марина Тимашева: ….сыграли в его спектакле роль Медеи. Андрей Саввич не ревнует, не сердится, что вы каким-то режиссерам свой талант вверяете?
Степанида Борисова: Он не ревнует, я не виновата совершенно. Я уж так его просила: ''Давай, пожалуйста, поставь для меня '''Медею'''. А он говорит: ''Я не вижу, я не могу''. Сперва согласился, а потом отказался.
Марина Тимашева: Почему сама хотела Медею?
Степанида Борисова: Сперва-то я совсем не хотела Медею, но мои критики знакомые ( Анна Анатольевна Степанова, например) всегда говорили: ''Стеша, давай, Медею попробуй''. А мне не очень хотелось, потому что она убивает детей, а у меня самой - дети, поэтому я не очень хотела. Я как-то по-человечески к этому не готова была совершенно, поэтому, думаю, свои очень хорошие годы, возможно, я прозевала. Но годы идут, и что-то меняется, оказывается. Даже как играть, как думать - все как-то меняется, вообще отношение к жизни меняется, отношение к сцене меняется. И вдруг мне почему-то захотелось Медею. Сергей Анашкин во Владивостоке на кинофестивале тоже сказал: ''Стеша, ты могла бы, правда, Медею играть''. И он, когда уехал в Свердловск, пошел в библиотеку, этот текст нашел , мне письмом отправил и написал: ''Это можно играть как якутское». Вот свои мысли там написал. Я обрадовалась: ну кто будет за тебя так беспокоиться, в библиотеку ходить, текст искать? Но все равно этот текст лежал то ли два, то ли три, то ли четыре года. Потом я опять нашла его, он все под руки попадался. Думаю: мои друзья хотят ( а я - лентяйка хорошая), надо все-таки попробовать. И я взялась и начала переводить. Я попросила Наталью Харлампиеву, народного поэта из Якутии, она почитала, говорит: ''Шикарный текст! Такой язык сочный, так сделано, как будто все якутское''. Поэтому я все это начала говорить, петь, выдумывать мелодию, как можно это сделать. Я где-то год сама с собой работала дома, пела. У меня частный дом, поэтому ничего не слышно. Вот работала, работала, потом говорю: ''Андрюша, давай начнем''. А он говорит: ''Все-таки я не могу''. Когда нашла режиссера, приехала летом на месяц в Москву.
Марина Тимашева: Можете показать чуть-чуть как по-якутски звучит Медея?
Степанида Борисова: Например, как она диким своим голосом говорит - я делала, что она становится чертом. И, например, там такую песню я делала:
(Пение)
И еще просто тойук она начинает, когда с Ясоном разговаривает, монолог просто.
(Пение)
И дальше поет, поет, заводится.
Марина Тимашева: Стеша, но вот по-человечески ее все равно понять нельзя, да? В психологическим театре Медею нельзя сыграть, нужно искать какие-то другие варианты. Театр, когда работает с этим материалом, он все время идет не по психологическому пути.
Степанида Борисова: Знаешь, Марина, я здесь многое узнала. Медея это вообще очень непростое дело оказывается, очень она меня измотала и, как говорится, много чего я потеряла, но, возможно, что-то приобрела. Я много раз репетировала, как психологический театр, войдя, как говорится, по нашему, по Станиславскому в образ, и у меня все время просто комок в горле, слезы прямо текут. А мне это не понравилось, не должно быть этого. Я все-таки это по своему телу, по чувству поняла - тут нужен какой-то другой ракурс, не должно быть мелодрамы такой, оказывается, она не подходит.
Марина Тимашева: То есть это такая сухая страсть, которая выжигает изнутри?
Степанида Борисова: Слезы закончились, осталось что-то такое - пустота, одинокость, скорбь одиночества, страшного одиночества в этом мире.
Марина Тимашева: Вот мы сидим, разговариваем, я прошу Вас показать кусок спектакля, и вы прямо стразу включаетесь, сразу играете кусок спектакля. Как так можно?
Степанида Борисова: Это, мне кажется, приходит с опытом, что спокойно можно ходить, ходить, смеяться, и выйти на сцену - сразу, с ходу. А раньше я всегда собиралась. Но все равно я не люблю перед спектаклем, чтобы люди были, мне мешали, я люблю одна посидеть.
Марина Тимашева: Вы говорите, что меняется отношение к сцене, к жизни. Оно меняется в какую сторону? Вот я могу сказать, что я стала мягче намного, чем была раньше. Не могу себе позволить сейчас, например, такие резкие вещи написать про какого-то режиссера или спектакль, как прежде, и отношение мое к жизни вообще смягчилось, я как-то стала ее легче терпеть, я бы сказала, или легче принимать. Вы что-то другое имели виду?
Степанида Борисова: Что изменилось? Это, видимо, зависит от здоровья. Если я раньше телевизор смотрела спокойно - всякие убийства, все, что плохое показывают, то в этому году мне от этого плохо стало. Если я раньше любила смотреть телевизор, сейчас стараюсь не смотреть, только люблю канал ''Культура'', это я спокойно смотрю. Что меняется? Воспринимать многие вещи стала я спокойно, возможно, хладнокровность какая-то появляется. Если раньше я могла ругаться или как-то ответить, то сейчас делаю вид, что ничего не слышу. Видимо, себя как-то бережешь, что ли.
И, самое главное, доброту хочется подарить людям - обнимать, тепло свое дарить, помогать близким людям. Только этим я и занимаюсь. У меня, как говорится, деньги в кармане не залеживаются, я всем помогаю.
Марина Тимашева: Живут люди в Якутске, полгода в году - минус 50 градусов, а они еще кому-то хотят подарить тепло. Боже мой! Любой другой человек его бы экономил для себя. Стешенька, а вот тойук - это…?
Степанида Борисова: Тойук это горловое пение.
(Поет)
В общем, называется тойук , но мелодии разные могут быть.
Марина Тимашева: Стеша, а этому вас как-то учили?
Степанида Борисова: Меня лично никто не учил, но я думаю, это от природы. Я с малых лет его слушала. Наши старики, например, свои переживания (особенно переживания) тойуком передавали. Видимо, им одиноко было. Вот я одну женщину слушала, она рассказывала мне пением, тойуком, как сына потеряла маленького, как он умер, как она тоскует по нему. Вот это она песней рассказывала. И шаманы были, у нас в деревне шаман был, я его своими глазами видела.
Марина Тимашева: Даже при советской власти был?
Степанида Борисова: Да, он у нас единственный такой врач был. Ну, девочки фельдшеры были русские из Петербурга и из Москвы, но они не могли сломанные кости лечить, им тяжело было, или кровотечение никак они не могли останавливать. А старик все делал - он у нас самый хороший врач был. Я очень хорошо помню, как он лечил моего брата, у которого была опухоль - он его прямо быстро вылечил перед огнем.
Марина Тимашева: А он сам говорил, что он - шаман, или это вы так говорили?
Степанида Борисова: У него и бубен, и костюм был. Его все очень боялись, очень уважали, громко не говорили при нем. Он такого маленького роста был, но такой был интересный.
Марина Тимашева: А Советская власть его не преследовала, ничего он не боялся?
Степанида Борисова: Когда человек умирает, он за соломинку держится. И деревня вся, хоть там и коммунисты были, они сами исподтишка к нему обращались. Конечно, он всем помогал.
Марина Тимашева: Значит, вы не учились всему тому, что вы голосом умеете делать?
Степанида Борисова: Нет, только в Щепкинском училище я немного пела. Моя учительница Марина Петровна, сейчас она тоже работает, шикарный человек, добрый, хорошо всех она учила, единственная я никак не могла у нее хорошо петь, почему-то мне очень тяжело было. Вот на пианино она играет, все ''до'', ''ре'', ''ми'' поют, а мне очень тяжело было - еле-еле тройку получила, наверное.
Марина Тимашева: То есть вы не можете петь обычным образом?
Степанида Борисова: Оказывается, пою. Но я потом это поняла. Ты же знаешь, что я много езжу, делаю концерты, пою с разными музыкантами.
Марина Тимашева: В концертах не только горловое пение?
Степанида Борисова: Да, и обычные народные песни пою.
Марина Тимашева: А якутские народные песни не построены на горловом пении?
Степанида Борисова: Там немножко горловое пение. Например, есть такая песня быстрая:
(Поет)
Марина Тимашева: А зачем вам эти концерты зачем? У вас и так много всего в театре.
Степанида Борисова: Не хватает этого для меня, совсем не хватает того, что я играю. У меня за всю мою творческую жизнь - шесть работ, хороших, сильных, главных. Но годами я ничего не делаю. Только старые спектакли играю. Человеку делать нечего, поэтому, чтобы ни к кому не приставать , как с Медеей, я, если приглашают за рубеж на фестивали, все бросаю, еду на фестиваль и концерты делаю.
Марина Тимашева: Музыканты всегда разные?
Степанида Борисова: Да. Вот с этим беда - своих якутских музыкантов я не могу взять, потому что дорого, даже мой билет организаторам очень дорог. Я вот должна была в ноябре поехать в Польшу с немецкими музыкантами: один - из Бельгии, один - из Германии и один - Мухаммед - из Алжира. Однажды мы в Ливане были с ними, концерт делали. И вот им очень понравилось, они тоже хотели, но я им отказала, потому что в ноябре у Андрюши - день рождения, и я еще хотела после ''Медеи'' немножечко отдохнуть, надо все-таки иметь совесть - надо работать в театре, учить своих студентов и за внуками смотреть надо.
Марина Тимашева: А эти музыканты на каких инструментах играют?
Степанида Борисова: На разных. Бельгиец играет электронную музыку, Мухаммед играет на барабанах.
Марина Тимашева: То есть, и с рок-музыкантами Степанида играла, и с электронщиками выступала, и с народными песнями — пожалуйста, и с классическим составом - тоже можно.
Степанида Борисова: Да, я пела классический репертуар, в Германии, например, в Оперном театре Вагнера я пела с двумя женщинами. Они на пианино играют и дуэтом поют, и третья – я, стою в центре и пою с ними вместе. Бывает и такое.
Марина Тимашева: А внуков сколько?
Степанида Борисова: У меня внуков трое: старшая внучка Аня, ей 12 лет, учится в 6 классе, Андрей, мальчик наш, он пошел в этом году в школу, и есть Стеша маленькая, ей два года.
Марина Тимашева: Дети не актеры?
Степанида Борисова: Нет. Младшая дочка хотела, но папа не хотел. Она была бы хорошей артисткой, но папа что-то не помог совсем, не взял в свою студию.
Марина Тимашева: Проявил характер?
Степанида Борисова: Он вообще такой человек, который, по-моему, только о себе думает (смеется).
Марина Тимашева: Вот так, весело, мы со Степанидой Борисовой поздравили с юбилеем Андрея Борисова – прекрасного режиссера и прекрасного человека
