Александр Генис: На пути к номинации от Республиканской партии Митта Ромни, кажется, может остановить религиозный вопрос. Смогут ли избиратели переступить через предубеждения, которые связаны в Америке с мормонской верой кандидата? Окончательный ответ на этот вопрос мы узнаем еще не скоро, но уже сейчас можно сказать, что он будет решаться в другой атмосфере. Если в эпоху Буша-младшего религия была сильно вовлечена в политику, то со времен Обамы, она заняла более скромное место в политической, общественной и интеллектуальной жизни страны. Отчасти это связано с тем, что в Америке появился - и прозвучал – новый атеизм, который учит, как без Бога жить по-божески. Во всяком случае так определил смысл этого движения Владимир Гандельсман, который расскажет о нем, основываясь на обзоре в журнале ''Нью Йоркер'':
Владимир Гандельсман:
Секуляризм! Хоть слово дико,
Но мне ласкает слух оно,
Как бы предвестием великой
Судьбины божией полно.
У Владимира Соловьева стихотворение начинается со слова ''панмонголизм'', - имелось в виду объединение монгольских народов в единое государство. Я, своевольно и шутки ради, подменил ''панмонголизм'' ''секуляризмом'', потому что в нашей сегодняшней беседе нас интересует это самое, не менее дикое слово, ''секуляризм'', но имеющее в виду совершенно другое объединение людей.
Александр Генис: Давайте для начала определим это ''дикое'' слово.
Владимир Гандельсман: Я воспользуюсь определением, которое дал замечательный священнослужитель, мыслитель и богослов Александр Шмеман. Он говорил, что секуляризм есть мировоззрение и соответствующий ему образ жизни, при котором не только основные стороны человеческого существования - такие как семья, работа, образование, наука, искусство - не только не связаны с верой и не укоренены в ней, но отрицается и сама необходимость или даже возможность подобной связи. Мирская сфера жизни при этом мыслится как автономная, то есть руководимая своими собственными ценностями и принципами, отличными от религиозных.
Александр Генис: Я думаю, что Александр Шмеман очень уместен в этой беседе, ведь он много лет жил в Америке, и кому как не ему знать, что значит секуляризм именно на американской почве.
Владимир Гандельсман: Тем более, что в статье в ''Нью-Йоркере'' цитируются и упоминаются, в основном, американские секуляристы. И Шмеман подчеркивает особенность американского секуляризма, он утверждает – и это очень важно для понимания того, что есть НОВЫЙ АТЕИЗМ, - что он не полностью антирелигиозен или атеистичен, он даже может быть назван ''религиозным''. Характерной особенностью американской культуры, пишет Шмеман, является то, что она одновременно принимает религию как нечто важное для человека и отрицает ее как цельное мировоззрение.
Александр Генис: То есть даже если американец ходит в церковь, молится и так далее, его не всегда можно назвать верующим, ибо его повседневная жизнь идет не от веры, так?
Владимир Гандельсман: Не от того, что он исповедует в церкви, не от веры в Воплощение, Смерть и Воскресение Христа, - но из ''философии жизни'': успех, безопасность, общественное положение, конкуренция, выгода, престиж, честолюбие … Все это противоречат самому духу Евангелия... Коротко говоря, в секуляризированном обществе ''образ жизни'' включает религию, тогда как ''философия жизни'' исключает ее. Кто-то писал, что Америка кажется самой религиозной и, в то же время, самой секулярной среди всех народов.
Александр Генис: Сомнительное утверждение. Однако секуляризм или новый атеизм, как его называют, охватывает весь мир, дело не только в Америке.
Владимир Гандельсман: Верно. Дело в идеях. Что же они говорят? Философы вроде Филиппа Китчера, профессора Колумбийского университета, помнят, что сказал Сократ Евтифрону, а Сократ совершенно замечательно формулирует, четко и ясно: он говорит: ''Но подумай вот о чем: благочестивое любимо богами потому, что оно благочестиво, или оно благочестиво потому, что его любят боги?'' Или так: ''Богоугодное, Евтифрон, - это не благочестивое и благочестивое - это не богоугодное, это две различные вещи''. Можно резюмировать, что мирские законы (в суде, например) не могут руководствоваться богоугодным. Как и вся светская жизнь. Только благочестивым. Или – другими словами – если ты делаешь мораль игрушкой бога и лишаешь себя какой-либо возможности оценивать эту мораль.
Александр Генис: Применимо ли слово ''мораль'' к Богу вообще? Похоже, что это разговор слепого с глухим…
Владимир Гандельсман: Библия даёт примеры, когда Бог или Иисус предписывают нечто не укладывающееся в человеческие представления о морали.
Александр Генис: Скажем, Бог повелевает Аврааму убить своего сына. Я уже не говорю о том, что Бог учинил с Иовом.
Владимир Гандельсман: Таких примеров множество… Авраам молит мстительного Бога пощадить праведников Содома. Он торгуется с Богом, почти корит Его: может быть, он пощадит город ради 50 праведников? ради 45? 40? 30? Ради, наконец, 10? Он говорит: ''Неужели Ты погубишь праведного с нечестивым? Может быть, есть в этом городе пятьдесят праведников? Неужели Ты погубишь, и не пощадишь места сего ради пятидесяти праведников в нем? (…) Судия всей земли поступит ли неправосудно?''
Александр Генис: Религия не сводима к морали. Но это – отдельный разговор, причем, не столько богословский, сколько антропологический. Может, мы к нему вернемся. А пока продолжим тему нового атеизма. Чем он отличается от старого?
Владимир Гандельсман: Хотя бы тем, что Китчер и ему подобные не найдут поддержки у атеистов-дарвинистов. Там нет отрицания религии, на словах, во всяком случае. Они говорят о своей готовности одолжиться всем лучшим у религии. Для того, чтобы новый атеизм имел широкую поддержку, пишет Китчер, он должен стать светским гуманизмом, который больше, чем тупое самоотречение, но настроен на человеческие нужды так, как настроена религия, и чуток к социальной несправедливости, как учения Иисуса или Магомета.
Александр Генис: Тем не менее, словами ''тупое самоотречение'' он определяет религиозное сознание, не так ли?
Владимир Гандельсман: Пожалуй. Там, где секуляризм лелеет самостоятельность и свой выбор как средство придать жизни смысл, верующие часто подчеркивают самоотречение и подчинение высшей силе. И между ними, в принципе - пропасть. Секуляристы сами определяют, что есть добро, тогда как для верующего – что от Бога, то и добро. Тем не менее, секуляристы энергично отстаивают свои позиции. Литературный критик и ученый Брюс Роббинс критикует обвиняющих секуляризм в том, что он подразумевает бессмысленность или, в лучшем случае, некий второсортный смысл. Секуляризм должен найти свои собственные ценности, они могут быть самые разнообразные – помощь детям с их домашними заданиями (звучит довольно смешно!), приготовление качественной еды, защита врачей от угрожающей их жизни антиабортной кампании, объединение евреев против Израиля в его строительстве поселений на Западному берегу. Обо всем этом хорошо сказал Александр Шмеман, которого я цитировал в начале разговора…
Александр Генис: Можно сказать, что секуляризм, приравнивая нравственный кодекс приличного поведения к религии, делает Бога джентльменом и убивает магию, волшебство, таинство, присутствующие во всех религиях мира. Не это ли Ницше и имел в виду, когда говорил, что ''бог умер''?
Владимир Гандельсман: Да, конечно. Но новый атеизм не убивает потерю смысла, - ответит вам секулярист. Это ошибка, скажет он, выводить потерю смысла из потери магии. Канадский философ Тейлор в своем эссе описывает раскол между миром, населенным демонами, богами и прочими существами таинственными, и нашим разумо-центричным миром. Там смысл был в самом мире, вне разума человека: в боге, в космосе. В секуляризованном мире смысл, значение и ценность создает наш разум, который проецирует их в мир. Но светское объяснение мира (современная физика, астрономия, теория эволюции) не делает мир менее чудесным. Наслаждение полетом птицы не становится менее волшебным, если мы знаем много больше, чем наши предки, об эволюции и прочем – наоборот. Другое дело, что наука не может говорить о Боге, ей непозволительно ссылаться на Бога или на другие сверхъестественные существа — как в теории, так и в интерпретации данных.
Александр Генис: Тогда как большинство религий на этом стоит.
Владимир Гандельсман: Вспомним о буддизме, и скажем осторожно: в том числе и на этом. Мне бы хотелось закончить наш разговор одной цитатой, но уже не из христианства, а из иудаизма. Вот что сказал один раввин: ''Распространение секулярности создает вакуум, который далее будет заполнен иудаизмом на более высоком уровне. Это положение, когда человек говорит: ''Если бы я знал, что иудаизм – такая прекрасная вещь, никогда не оставил бы его. Мои учителя в нерелигиозной школе плохо поступили, что скрыли от меня это''. Этот раввин хочет сказать, что новый атеизм создает вакуум, на котором произрастет новая религиозность. Так что не зря наш разговор я начал с переиначенной цитаты из В. Солвоьева:
Секуляризм! Хоть слово дико,
Но мне ласкает слух оно,
Как бы предвестием великой
Судьбины божией полно.
