Ирина Лагунина: «Взаимодействие европейской, национальной и региональной идентичностей. Нации между государствами. Вдоль новых восточных границ Европейского Союза» - так называется международное социологическое исследование, в котором приняли участие ученые из Австрии, Германии и Великобритании, а также из стран постсоветского пространства. Координатор проекта - Институт перспективных социально-экономических и политических исследований (Австрия). Рассказывает Вероника Боде.
Вероника Боде: Объектом исследования были этнические группы, которые оказались в разных странах благодаря новым европейским границам. Кем ощущают себя поляки на Украине, венгры в Словакии или русские в Латвии и Литве? Насколько важная национальная идентичность для представителей этих групп? Можно ли говорить об общей, европейской идентичности? В качестве иллюстрации один из участников проекта, Александр Гаспаришвили, заведующий Лабораторией изучения общественного мнения МГУ, приводит такой анекдот:
Александр Гаспаришвили: Человек один рассказывает: "Я родился в Австро-Венгрии, потом жил в Польше, после этого в Советском Союзе, а теперь живу на Украине". "Вы так много ездили?". "Нет, просто границы все время двигались мимо меня".
Вероника Боде: В ходе проекта были проведены не только массовые опросы, но и качественные исследования: фокус-группы и углубленные биографические интервью, для которых отбирали по 12 человек от каждой этнической группы. А в некоторых странах ученые провели даже музыкальное исследование, выясняя, какую музыку слушали люди в детстве, какие музыкальные фрагменты помнятся им больше всего, - это тоже многое говорит о культурной идентичности человека. О том, каковы основные выводы социологов, рассказывает Александр Хворостов, координатор международных проектов Института перспективных социально-экономических и политических исследований (Австрия).
Александр Хворостов: Поскольку объектами исследования были этнические меньшинства, мы ожидали бы, что люди, которые принадлежат к этим этническим меньшинствам, будут в первую очередь себя ощущают – они являются маленькой группой в большом обществе и у них ощущение маленькой группы должно быть на первом месте. Это была гипотеза, которая по большому счету опровергнута. В первую очередь самоощущение людей очень прагматично, люди приспосабливаются к тем условиям жизни, где они живут, к большому обществу. И на первое место выходят социально-политические аспекты, не только стандартные социальные аспекты. Важнее всего бодрость человека, я молодой или старый, профессия человека. Особенно у молодых – это возраст. Все остальные старые, неважно, я поляк или русский, но я молодой. На втором месте профессия и после этого следует уже этничность. Очень разные этнические группы, одни более маленькие, другие более большие, одни исторически сложились, другие образовались в результате миграции добровольной или насильственной. Всевозможные депортации – драматическая совершенно история. И одним из самых больших факторов привязанности, к чему вы чувствуете себя ближе всего, люди в первую очередь себя идентифицируют с тем местом, где они либо родились, либо провели большую часть жизни. И это место локализируется на уровне населенного пункта, деревня или свой город.
Если меня спросить, кто я, будет недостаточно сказать, что я из России – я москвич. На одном из последних мест, но в общую палитру входит гражданство, в какой ты юрисдикции находишься, какое государство тебе выдает паспорт, имеешь ты право на безвизовый въезд или не имеешь. И на самых последних местах принадлежность к Европе или к Восточной Европе. Да, по факту, наше государство находится в Европе, значит мы европейцы.
Вероника Боде: Таковы наблюдения социолога Александра Хворостова. Другой ученый, Александр Гаспаришвили, заведующий Лабораторией изучения общественного мнения МГУ, проводил исследования в Калининградской области, среди живущих там литовцев.
Александр Гаспаришвили: Казалось бы, что их должно тянуть в Европу, поскольку рядом Литва и их соплеменники оказались в более привилегированном положении. И среди литовцев Калининградской области тоже бытует мнение, что да, было бы хорошо, если бы мы были частью Евросоюза. Но это характерно не только для литовцев, живущих в России. Совсем недавно мы проводили социологическое исследование об отношении россиян к Евросоюзу. Как это ни странно, оказалось, что россияне в целом предпочли бы, если бы Россия вошла в Евросоюз. По крайней мере, были бы не против этого. Примерно такое же положение и с литовцами. Но мысль о том, что существует европейская идентичность как гипотеза, которая была сформулирована в начале исследования, вот эта европейская идентичность находится на таких маргиналиях сознания литовцев, живущих в Калининградской области, что это просто на уровне шума, об этом не стоит говорить.
Еще интересный момент – это именно идентичность этническая или национальная идентичность. Здесь на этой небольшой этнической группе в рамках исследования мы могли наблюдать как раз утрату этнической идентичности. Идет очень сильная ассимиляция добровольно. Наоборот, есть все условия для того, чтобы этническая группа развивалась в рамках то, что было модно когда-то, говорили мультикультурализм. В рамках этих мультикультурных тенденций совершенно спокойно могла бы литовская община развиваться, но этого не происходит. В частности, из-за того, что фантастическая неэффективность гражданского общества. Отношение к своей этнической идентичности очень прагматично. Да, я знаю, что я литовец, то мне это поможет, если я захочу переехать в Литву или в Европу, в Евросоюз. Если я чувствую, что мне хорошо здесь или, наоборот, я не чувствую себя достаточно эффективным, достаточно способным для того, чтобы перейти куда-то в совершенно новую жизнь, то я буду лучше строить свою идентичность таким образом, чтобы ассимилироваться.
Вероника Боде: Отмечает социолог Александр Гаспаришвили. О проблемах европейской идентичности размышляет Александр Гарин, профессор Европейского Центра стратегических исследований имени Джорджа Маршалла.
Александр Гарин: Идентичность – это, как говорят психологи, универсальное свойство любой группы. Люди сбиваются в стайки, маленький отдел на любой работе немедленно начнет вырабатывать свою идентичность и, как правило, по контрасту с другими. Поэтому, естественно, что если мы возьмем моноэтническую ситуацию современной Европы, то мы, конечно, застанем для любой группы ту же динамику. Люди склонны идентифицировать себя с другими, но это на одном уровне. Второй уровень, конечно, это вопрос, какова концепция государства, где они живут. Потому что гражданство – это юридическая привилегия, и где-то вы это замечаете. Вот эта многоэтажная идентичность, на мой взгляд, характерна для европейского жителя.
Я живу в Германии в небольшом городе, я вижу эту ситуацию социологическую немецкую. Германия сформировалась как федеративное государство. Город, в котором я живу, объединили в один город два местечка в 1936 году по поводу олимпийских игр. До сегодняшнего дня можно встретить людей, которые действительно имеют некоторую локальную идентичность. Следующий этаж – это будет Бавария, следующий этаж – это будет, конечно, Германия вообще. Если мы вспомним восточную и западную Германию, тоже определенная идентичность. Наконец европейская идентичность. Люди имеют какие-то психологические склонности объединять себя по этим типам на разных этажах. Политики пользуются этим очень часто в Германии. Если он хочет заработать голоса, то он говорит на диалекте в локальной ситуации. С другой стороны, если он хочет показать себя человеком большого мира, конечно, он переходит на стандартные языки без диалектных примесей.
Вероника Боде: Как мы видим, наблюдения политолога Александра Гарина во многом подтверждают то, что получили социологи, проводя массовые опросы и интервью. В ходе международного исследования ученые поинтересовались и тем, как относятся представители разных этнических групп к Европейскому Союзу. Слово социологу Александру Хворостову.
Александр Хворостов: Мы спрашивали респондентов в большом формализованном опросе: считаете ли вы, что членство в Европейском союзе было бы благоприятным фактором для вашего этнического меньшинства? Это был вопрос для меньшинств, находящихся на территории Европейского союза. А для меньшинств, находящихся на территории России, Украины и Белоруссии был задан вопрос: как вы считаете, в случае гипотетического вступления в Европейской союз, было бы это благоприятно для развития политического и культурного самочувствия вашей этнической группы? Так вот, отношение тех групп, которые находятся в странах Евросоюза, гораздо более скептическое, на уровне 30-40% считают, что вступление в Европейский союз действительно способствовало улучшению нашего положения, политической представленности и так далее. Что касается респондентов из России, Украины и Белоруссии, они склонны идеализировать: вот, если бы мы были членами Европейского союза, 60-70% говорят – вот была бы настоящая жизнь.
Европейский союз может быть интересен для большинства респондентов не столько своей реальной эффективностью, сколько той моделью, которую он из себя представляет. Это связано с общими политическими свободами, с гарантированными определенными экономическими аспектами, более высоким уровнем жизни и более высокой доступностью социальных благ и услуг.
Проект финансировался Европейской комиссией. И один из вопросов, который очень интересует Европейскую комиссию, Европейский парламент: а существует ли такое понятие, как европейская идентичность? Выясняется, что существует как слабый образ, как лунный свет. Но это не является определяющим мотивом для повседневной жизни людей.
Вероника Боде: Говорил социолог Александр Хворостов. Один из важных политических выводов, который сделали участники международного исследования, таков: национального вопроса самого по себе в сознании подавляющего большинства респондентов практически не существует. Гораздо более заметна напряженность по классическим социальным параметрам: например, напряженность между богатыми и бедными. На вопрос: «Подвергались ли вы дискриминации по национальному иди религиозному признаку за последние 12 лет?» утвердительно ответили только 11% опрошенных в разных странах.
Вероника Боде: Объектом исследования были этнические группы, которые оказались в разных странах благодаря новым европейским границам. Кем ощущают себя поляки на Украине, венгры в Словакии или русские в Латвии и Литве? Насколько важная национальная идентичность для представителей этих групп? Можно ли говорить об общей, европейской идентичности? В качестве иллюстрации один из участников проекта, Александр Гаспаришвили, заведующий Лабораторией изучения общественного мнения МГУ, приводит такой анекдот:
Александр Гаспаришвили: Человек один рассказывает: "Я родился в Австро-Венгрии, потом жил в Польше, после этого в Советском Союзе, а теперь живу на Украине". "Вы так много ездили?". "Нет, просто границы все время двигались мимо меня".
Вероника Боде: В ходе проекта были проведены не только массовые опросы, но и качественные исследования: фокус-группы и углубленные биографические интервью, для которых отбирали по 12 человек от каждой этнической группы. А в некоторых странах ученые провели даже музыкальное исследование, выясняя, какую музыку слушали люди в детстве, какие музыкальные фрагменты помнятся им больше всего, - это тоже многое говорит о культурной идентичности человека. О том, каковы основные выводы социологов, рассказывает Александр Хворостов, координатор международных проектов Института перспективных социально-экономических и политических исследований (Австрия).
Александр Хворостов: Поскольку объектами исследования были этнические меньшинства, мы ожидали бы, что люди, которые принадлежат к этим этническим меньшинствам, будут в первую очередь себя ощущают – они являются маленькой группой в большом обществе и у них ощущение маленькой группы должно быть на первом месте. Это была гипотеза, которая по большому счету опровергнута. В первую очередь самоощущение людей очень прагматично, люди приспосабливаются к тем условиям жизни, где они живут, к большому обществу. И на первое место выходят социально-политические аспекты, не только стандартные социальные аспекты. Важнее всего бодрость человека, я молодой или старый, профессия человека. Особенно у молодых – это возраст. Все остальные старые, неважно, я поляк или русский, но я молодой. На втором месте профессия и после этого следует уже этничность. Очень разные этнические группы, одни более маленькие, другие более большие, одни исторически сложились, другие образовались в результате миграции добровольной или насильственной. Всевозможные депортации – драматическая совершенно история. И одним из самых больших факторов привязанности, к чему вы чувствуете себя ближе всего, люди в первую очередь себя идентифицируют с тем местом, где они либо родились, либо провели большую часть жизни. И это место локализируется на уровне населенного пункта, деревня или свой город.
Если меня спросить, кто я, будет недостаточно сказать, что я из России – я москвич. На одном из последних мест, но в общую палитру входит гражданство, в какой ты юрисдикции находишься, какое государство тебе выдает паспорт, имеешь ты право на безвизовый въезд или не имеешь. И на самых последних местах принадлежность к Европе или к Восточной Европе. Да, по факту, наше государство находится в Европе, значит мы европейцы.
Вероника Боде: Таковы наблюдения социолога Александра Хворостова. Другой ученый, Александр Гаспаришвили, заведующий Лабораторией изучения общественного мнения МГУ, проводил исследования в Калининградской области, среди живущих там литовцев.
Александр Гаспаришвили: Казалось бы, что их должно тянуть в Европу, поскольку рядом Литва и их соплеменники оказались в более привилегированном положении. И среди литовцев Калининградской области тоже бытует мнение, что да, было бы хорошо, если бы мы были частью Евросоюза. Но это характерно не только для литовцев, живущих в России. Совсем недавно мы проводили социологическое исследование об отношении россиян к Евросоюзу. Как это ни странно, оказалось, что россияне в целом предпочли бы, если бы Россия вошла в Евросоюз. По крайней мере, были бы не против этого. Примерно такое же положение и с литовцами. Но мысль о том, что существует европейская идентичность как гипотеза, которая была сформулирована в начале исследования, вот эта европейская идентичность находится на таких маргиналиях сознания литовцев, живущих в Калининградской области, что это просто на уровне шума, об этом не стоит говорить.
Еще интересный момент – это именно идентичность этническая или национальная идентичность. Здесь на этой небольшой этнической группе в рамках исследования мы могли наблюдать как раз утрату этнической идентичности. Идет очень сильная ассимиляция добровольно. Наоборот, есть все условия для того, чтобы этническая группа развивалась в рамках то, что было модно когда-то, говорили мультикультурализм. В рамках этих мультикультурных тенденций совершенно спокойно могла бы литовская община развиваться, но этого не происходит. В частности, из-за того, что фантастическая неэффективность гражданского общества. Отношение к своей этнической идентичности очень прагматично. Да, я знаю, что я литовец, то мне это поможет, если я захочу переехать в Литву или в Европу, в Евросоюз. Если я чувствую, что мне хорошо здесь или, наоборот, я не чувствую себя достаточно эффективным, достаточно способным для того, чтобы перейти куда-то в совершенно новую жизнь, то я буду лучше строить свою идентичность таким образом, чтобы ассимилироваться.
Вероника Боде: Отмечает социолог Александр Гаспаришвили. О проблемах европейской идентичности размышляет Александр Гарин, профессор Европейского Центра стратегических исследований имени Джорджа Маршалла.
Александр Гарин: Идентичность – это, как говорят психологи, универсальное свойство любой группы. Люди сбиваются в стайки, маленький отдел на любой работе немедленно начнет вырабатывать свою идентичность и, как правило, по контрасту с другими. Поэтому, естественно, что если мы возьмем моноэтническую ситуацию современной Европы, то мы, конечно, застанем для любой группы ту же динамику. Люди склонны идентифицировать себя с другими, но это на одном уровне. Второй уровень, конечно, это вопрос, какова концепция государства, где они живут. Потому что гражданство – это юридическая привилегия, и где-то вы это замечаете. Вот эта многоэтажная идентичность, на мой взгляд, характерна для европейского жителя.
Я живу в Германии в небольшом городе, я вижу эту ситуацию социологическую немецкую. Германия сформировалась как федеративное государство. Город, в котором я живу, объединили в один город два местечка в 1936 году по поводу олимпийских игр. До сегодняшнего дня можно встретить людей, которые действительно имеют некоторую локальную идентичность. Следующий этаж – это будет Бавария, следующий этаж – это будет, конечно, Германия вообще. Если мы вспомним восточную и западную Германию, тоже определенная идентичность. Наконец европейская идентичность. Люди имеют какие-то психологические склонности объединять себя по этим типам на разных этажах. Политики пользуются этим очень часто в Германии. Если он хочет заработать голоса, то он говорит на диалекте в локальной ситуации. С другой стороны, если он хочет показать себя человеком большого мира, конечно, он переходит на стандартные языки без диалектных примесей.
Вероника Боде: Как мы видим, наблюдения политолога Александра Гарина во многом подтверждают то, что получили социологи, проводя массовые опросы и интервью. В ходе международного исследования ученые поинтересовались и тем, как относятся представители разных этнических групп к Европейскому Союзу. Слово социологу Александру Хворостову.
Александр Хворостов: Мы спрашивали респондентов в большом формализованном опросе: считаете ли вы, что членство в Европейском союзе было бы благоприятным фактором для вашего этнического меньшинства? Это был вопрос для меньшинств, находящихся на территории Европейского союза. А для меньшинств, находящихся на территории России, Украины и Белоруссии был задан вопрос: как вы считаете, в случае гипотетического вступления в Европейской союз, было бы это благоприятно для развития политического и культурного самочувствия вашей этнической группы? Так вот, отношение тех групп, которые находятся в странах Евросоюза, гораздо более скептическое, на уровне 30-40% считают, что вступление в Европейский союз действительно способствовало улучшению нашего положения, политической представленности и так далее. Что касается респондентов из России, Украины и Белоруссии, они склонны идеализировать: вот, если бы мы были членами Европейского союза, 60-70% говорят – вот была бы настоящая жизнь.
Европейский союз может быть интересен для большинства респондентов не столько своей реальной эффективностью, сколько той моделью, которую он из себя представляет. Это связано с общими политическими свободами, с гарантированными определенными экономическими аспектами, более высоким уровнем жизни и более высокой доступностью социальных благ и услуг.
Проект финансировался Европейской комиссией. И один из вопросов, который очень интересует Европейскую комиссию, Европейский парламент: а существует ли такое понятие, как европейская идентичность? Выясняется, что существует как слабый образ, как лунный свет. Но это не является определяющим мотивом для повседневной жизни людей.
Вероника Боде: Говорил социолог Александр Хворостов. Один из важных политических выводов, который сделали участники международного исследования, таков: национального вопроса самого по себе в сознании подавляющего большинства респондентов практически не существует. Гораздо более заметна напряженность по классическим социальным параметрам: например, напряженность между богатыми и бедными. На вопрос: «Подвергались ли вы дискриминации по национальному иди религиозному признаку за последние 12 лет?» утвердительно ответили только 11% опрошенных в разных странах.
