Ссылки для упрощенного доступа

"Сообщество тех, кто выступает за честные выборы"


Ирина Лагунина: В январе в Барнауле прошли две акции, получившие название наномитингов. В них участвовали игрушки. Видеозапись этой акции можно найти в youtube, а также на странице программы «Время и мир» после того, как появится текст этой беседы. 25 января полиция города попросила прокуратуру разъяснить, можно ли привлечь владельцев игрушек к административной ответственности. Об этих акциях рассказывают активисты барнаульского движения «За честные выборы» Андрей Тесленко и Людмила Александрова, а из Санкт-Петербурга в нашей беседе участвует филолог, поэт, участник лаборатории поэтического акционизма Павел Арсеньев. Он же – автор лозунга «Вы нас даже не представляете». Итак, сначала о наномитингах. Людмила, вам слово.

Людмила Александрова: На самом деле идея устроить наномитинг, как протест игрушек, она не совсем барнаульская. Дело в том, что еще 10 декабря, когда по всей стране прошли согласованные акции, в Барнауле акцию не согласовали, но так же как и в Барнауле ее не согласовали в одном из маленьких северных городов, который расположен за Полярным кругом в Мурманской области, он называется Апатиты. Но в большинстве городов, где акция была не согласована, люди все равно вышли, так скажем, невзирая на запреты, отстаивать свою позицию, свои конституционные права. В этом городе, городок маленький, если я правильно помню, там меньше 200 тысяч жителей, достаточно жесткие условия, мороз, полярная ночь, и поэтому никто не решился выйти на реальный митинг. И тогда несколько человек придумали с утра вынести игрушки на улицу, поставить в одном из центральных скверов города на клумбу и забрать их вечером, чтобы люди могли, проходя мимо, фотографировать, может быть подходить, забирать, смотреть. Насколько я знаю, у них ни одной игрушки за день не пропало, они пришли вечером, все забрали назад. Эта акция произвела достаточно позитивное впечатление, и она не получила широкого резонанса именно из-за того, что игрушки стояли сами по себе, из-за того, что люди не высказывали открыто свою позицию.
Мы у себя в нашем городе пытались найти альтернативу несогласованным митингам, несогласованным протестам, массовым мероприятиям. Мы ходили с белой лентой, длинной, 25-метровой по городу у нас Дед Мороз с плакатом "Мишки на Север" раздавал конфеты "Мишка на Севере", которые достаточно любимы в России, перевязанные белой ленточкой, мы стояли с заклеенными ртами, гуляли по городу, достаточно много всего. И вот в начале января случайно один из наших активистов, член группы "Барнаул за честные" выборы наткнулся на информацию об апатитской акции. Нам эта идея очень понравилась, и мы начали рассылать информацию о ней в другие города, в другие протестные группы через интернет и провели у себя. Но мы упирали на то, что эта акция не является публичным мероприятием именно потому, что она неподконтрольна закону 54 ФЗ – это российский закон о проведении массовых мероприятий, митингов, демонстраций, собраний и шествий. Эта форма не требует уведомления властей о ее проведении, поэтому мы можем ее сделать когда угодно, где угодно и находиться рядом с игрушками, выражающими свою позицию, сколь угодно долго, объясняя прохожим, что это такое, общаясь друг с другом, общаясь с прохожими, с представителями полиции. То есть это своеобразная игра, своеобразный фарс, доведение ситуации противостояния властей с собственным народом, доведения ситуации подавления выражения общественных настроений и гражданской позиции именно до абсурда.

Ирина Лагунина: Андрей, была какая-то логика в том, какие игрушки подбирались?

Андрей Тесленко: Нет, тут чисто, кто во что горазд. Логика у людей, конечно, была своя. Мы с супругой свои игрушки выставляли. У нас получилось, что у нас темная сторона в основном была представлена нанополицейскими, которых мы подполковнику полиции в подарок на Рождество преподнесли.

Ирина Лагунина: А по какой логике выбиралось, какие игрушки представляют хорошую сторону, а какие плохую?

Андрей Тесленко: Другую сторону представляли нанополицейские, лего-полицейские, плюшевые мишки с плакатами "Ко мне, бандерлоги" и пластилиновые барашки с лозунгами "За стабильность".

Ирина Лагунина: Павел, вы смотрели видеозапись барнаульской нанодемонстрации. Какие у вас мысли, какие у вас эмоции были, когда видели это видео?

Павел Арсеньев: Прежде всего я бы хотел задать вопрос, скорее риторический. Мы слышали о том, что в одном случае, я не помню, в Барнауле или в Апатитах, акция была запрещена, на митинг не выдали разрешение, хотя у нас, как известно, все подается в уведомительном порядке, а в другом случае, в Апатитах, как я понимаю, в силу климатических условий и общей апатии жителей Апатит митинг просто был обречен с самого начала, было опасение, что никто не придет. И здесь я хочу задать риторический вопрос: из какого истока следует вот эта наша изобретательность? От действительного разочарования в неких традиционных формах протеста, некоего политического проявления или из-за того, что мы не можем более мобилизовать большинство? Вообще в этом противопоставлении так называемых старых форм - митингов, демонстраций, шествий, которые, например, в Москве готовятся и в Петербурге, и так называемых новых форм, часто связанных с медиа, насколько эти новые формы преодолевают косность старых, насколько они действительно предоставляют новый эффект. Как очевидно, самый главный эффект, который производят эти новые формы, они могут ускользать из той размеченной сетки жанров и форм протеста, на которые существует известный регламент, опасность штрафов, риск задержаний и так далее. Но одновременно с возможностью ускользания от этой полицейской махины эти новые формы манифестируют некую форму самоустранения, то есть они не только ускользают из-под ока власти, но одновременно становятся невидимыми и виртуальными. И даже когда мы говорим не о неких "Фейсбук"-революциях", но даже о таких уличных формах как игрушечный митинг, у меня все равно остается скепсис, связанный с противопоставлением на фоне этого события таких слов, как народ и власть.
Я сказал бы, что есть явное противостояние мягких игрушек или каких-то фигурок и несчастных подневольных полицейских, которые вынуждены, осознавая, уверяю вас, всю абсурдность ситуации, вынуждены как-то это пресекать, иначе они получат нагоняй, лишатся премии или что-то такое. То есть народ и власть явно не персонифицированы в этом игрушечном противостоянии. Но дело не только в численности, я понимаю аргумент, что Москва и Питер могут собрать несколько тысячный митинг, другие города не могут. Хотя опять же, в декабре были какие-то цифры тысячные. Но даже в Москве и Петербурге вы не можете не заметить, что сама риторика плакатов, лозунгов, кричалок, она носит такой неустранимо самоироничный, супер-сильный характер. Насколько это тоже идет от желания действовать более радикальными средствами, а насколько вынужденно от невозможности говорить прямо. Обратите внимание, сколько коммуникаций с властью было на последнем митинге на Сахарова, намного больше, чем в первом. Если в первом были какие-то требования, достаточно четкие, радикальные, на втором начались уже, что называется, народная выдумка. В этом нет ничего плохого, разумеется, это прекрасно, но я вижу в этом избыток реакции на язык власти, избыток нанокоммуникаций, которые комментируют высказывания Путина в известном декабрьском общении шестичасовом с народом. То есть практически все плакаты так или иначе комментировали, каннотировали его слова. Мне кажется, это не только наглость прямого ответа господину, но во многом и зависимость от его языка, от языка власти.

Ирина Лагунина: Павел, я думаю, что и Людмила, и Андрей в данном случае могут с вами поспорить, потому что власть приняла меры даже против игрушек.

Людмила Александрова: Я хотела бы начать, наверное, с уточнения о том, что Павел сказал, что не требует митинг разрешения и какой-то массовое публичное мероприятие. Но тем не менее, по существующему закону оно все-таки требует согласования. И власть, возможно по самых формальным поводам, как то непроходимость улицы или плохие погодные условия, либо согласованные заранее, часто подставные массовые мероприятия на ту же точку, власть часто именно так действует, может предложить либо перенести мероприятие в другое место и услать в какой-то, например, регион города, условно, на задворки, где еще меньше площадь, либо обрезать количество человек, несмотря на то, что наполняемость площади более двух тысяч человек, может ограничить рамками 300 или 500 участников. Может предложить перенести время, может предложить перенести дату. Поэтому весь этот процесс с бюрократизацией, с согласованием во многом направлен на то, чтобы не допустить людей в то место и в то время, где они хотят высказать свою позицию. Больше всего это касается именно знаковых дат, когда акции проходят всероссийские. Если мэрия Москвы уже идет навстречу митингующим, навстречу протестантам, то в регионах России во многом они стараются отказаться от этого и как-то заретушировать протесты, чтобы показать, что это зажравшаяся Москва, Санкт-Петербург митингуют, а вообще по всей России все довольны, никому неинтересно, люди все равно не придут.

Ирина Лагунина: Людмила, так на каком этапе сейчас находится действие властей против игрушек?

Людмила Александрова: Это забавная ситуация. На прошлой неделе 23 числа подполковник барнаульской полиции созвал пресс-конференцию и сделал публичное заявление о том, что баранаульская полиция квалифицировала митинг как массовое публичное мероприятие. Им кажется, что это пикет, либо собрание, и они направили запрос в городскую прокуратуру для того, чтобы получить разъяснения о том, действительно ли массовое мероприятие и можно ли организаторов наномитинга привлечь к административной ответственности. Не только организаторов, но и участников наномитинга.

Ирина Лагунина: Андрей, с другой стороны, я согласна с Павлом в том, что да это изящный протест, это изысканная форма протеста. Я могу сказать, что в Казахстане в свое время, когда господин Назарбаев попытался ограничить доступ к интернету, студенты местные вышли на площадь, волоча на проводе за собой мыши компьютерные. Это был такой "мышиный протест", они ничего не говорили, просто ходили по площади с мышами. И что в результате? Что вы хотели бы получить от подобных акций?

Андрей Тесленко: Я считаю, что КПД очень высокий этот акции, поскольку организация этого дела копеечная, а резонанс большой, то есть мы ничего не потеряли, но много чего приобрели.

Ирина Лагунина: Андрей, вы – активист движения «Барнаул за честные выборы». Допустим, произойдет невероятное, и выборы буду честными. Или, допустим, были бы они честными, когда избиралась Дума. Ну и что? Ну, пропорция была бы немного другой – больше бы было у коммунистов, у ЛДПР, у «Справедливой России», а «Единой России» было бы меньше. Но ничего кардинально честные выборы на данный момент не изменили бы. Как вы считаете?

Андрей Тесленко: Это смотря, что подразумевать под честными выборами. Ведь честные выборы – это не значит только то, что подсчитают правильно бюллетени, которыми проголосовали в один день люди. Это подразумевает честное выборное законодательство и честное его правоприменение, честную арену для политической борьбы, а этим сейчас даже не пахнет. Одна и та же колода тусуется 20 лет.

Ирина Лагунина: Павел, я предоставляю вам слово, потому что мы опять-таки в эфире этой программы говорили на эту тему.

Павел Арсеньев: Если можно я бы кратко закончил тему с нанопротестом. Я считаю, что для любого гражданского дела, для гражданского множества чрезвычайно важно пространство политического проявления. То есть, как говорила Анна Аренд, конечно, она говорила о полисе греческом, но тем не менее, она говорила о том, что само предъявление себя пространству выполняет две функции. Одновременно выполняет функцию, люди собираются и что-то решают, одновременно самим собранием, самим присутствием тел в пространстве площади или улицы учреждается некий новый модус политического, то есть самой видимости политического в хорошем смысле этого слова. Поэтому я бы советовал ребятам стараться устраивать хорошие митинги, как бы малочисленны они ни были. действовать как-то по-новому. но стремиться максимально уходить от таких взаимо устраивающих форм. Ведь ни там, ни там не было репрессий, никто не устраивал голодовку. никого не забирали.

Людмила Александрова: Позвольте, я отвечу репликой на ваше резюмирование. На самом деле вы, наверное, себе недостаточно хорошо представляете природу смеховой культуры. Дело в том, что в вашей претензии по, если можно назвать, претензиями.

Ирина Лагунина: Людмила, я бы называла размышлениями, давайте мы не будем говорить на уровне претензий.

Людмила Александрова: Размышлениями по организации больших протестных акций, они, так скажем, происходит от незнания конъюнктуры региона. Дело в том, что по Сибири проходили большие массовые акции, и в Барнауле в том числе, и 10, и 24 у нас выходило более двух тысяч человек. Для города в 600 тысяч населения в процентном соотношении это цифра в сравнении с Москвой, если не в большем процентном отношении. Дело в том, что разрядка обстановки, люди действительно устают от серьезности, люди действительно устают от ведения диалога с властью в лоб, от бесконечных формальных требований, формальных отписок, ответов, унылых интервью, и им хочется разрядки. Вы говорили о фарсовых лозунгах на больших митингах Москве, этот фарс будет только нарастать. Потому что современную политическую систему, которая сама запуталась в своих шагах, которая сама говорит то одно, то другое, мечется из одной стороны в другую, не знает, как реагировать, трудно воспринимать серьезно. Потому что тут либо смех, либо слезы. Смех лучше. Смех лечит людей от какой-то безысходности, от неверы в себя, от страха. Потому что прессинг, реальные преследования на рабочих местах, в вузах, они осуществляются, и осуществляются во всех крупных городах, где развито протестное движение. Более того, те формы протеста, которые достаточно публичны, доступны горожанам, доступны прохожим, доступны интернет-пространству, они волнуют власти, привлекают внимание власти гораздо сильнее. И поэтому, например, следующий митинг 4 февраля, несмотря на то, что все предыдущие были несогласованные, баранаульские власти нам согласовали. И когда согласовали, они отсылаясь к нашей акции "У меня украли голос", когда мы стояли молча с заклеенными ртами возле нулевого километра и ходили по городу, сказали: знаете, мы вам даем голос, вы только, пожалуйста, приходите без заклеенных ртов. То же самой с наномитингом: вы приходите на большой митинг, но только не приносите с собой игрушки. Просто те, кто стремятся контролировать чужую жизнь, они больше всего опасаются скорее всего неподконтрольности, то, за чем они не могут уследить, то, что не могут переставить из одного места в другое.

Ирина Лагунина: Андрей отметил в ходе этой беседы одну любопытную вещь, что честные выборы – это честная арена для политической борьбы, которая сейчас отсутствует. Павел, давайте допустим, что в Санкт-Петербурге сейчас есть честная арена для политической борьбы, что на этой арене будет развиваться и откуда?

Павел Арсеньев: Я должен высказать предположение, что скорее всего, когда арена станет честной, на ней не будет игрушек. На ней появятся реальные человеческие тела, на ней появятся реальные политические силы и амбиции разных групп и так далее. И когда арена политической борьбы станет честной, то я думаю, что на ней прежде всего потускнеют те лидеры и игроки несистемной оппозиции, которые доступны нашему взору на протяжении последних 10, а то и 20 лет. Отчасти это уже и произошло. Мы видим, как стушевался Лимонов со своими сторонниками после того, как он решил идти поперек и остаться на площади Революции. Мы видим, как лидерами протеста становятся не игроки, подобные Немцову, а люди, представляющие так называемый креативный класс - это журналисты, это литераторы, литераторы, создающие массовую литературу. Это только первый шаг. Я думаю, что в дальнейшем и эксперты по словам, каковыми являются сегодняшние Парфенов, Быков и так далее, так же будут смещены или значительно подвинуты совсем не профессионалами, совсем не экспертами от так называемого гражданского общества, то есть простыми людьми, которые являются представителями разного рода гражданских комитетов, жилищных комитетов, студенческих объединений, рабочих профсоюзов и так далее. То есть прихода этой массы, я думаю, следует ожидать от разворачивающегося протестного движения и очищения политической арены от бесчестности.

Ирина Лагунина: Андрей, тот же самый вопрос вам. Вы когда говорили, что честные выборы – это честная арена для политической борьбы, вы представляли себе: Барнаул сейчас будет честной политической ареной, что там родится и откуда?

Андрей Тесленко: Я думаю, прежде всего честная политическая арена, когда начальство, наш губернатор и наши мэры будут выбираться, а не назначаться как сейчас. Я вообще не большой специалист в политике, у меня есть более мне близкие сферы жизни, чем политика. Я был очень возмущен тем, как прошли эти выборы, и поэтому я здесь.

Ирина Лагунина: Людмила, а вы что думаете?

Людмила Александрова: На самом деле мне хотелось бы солидаризироваться с Андреем, поддержать его. Я не могу судить за все протестное движение в России, но мысль Павла, наверное, о том, что из лиц гражданского протеста вырастут новые политические лидеры, она может быть актуальна для тех случаев, когда во главе таких движений на этой волне стоят достаточно амбициозные, озабоченные собственной карьерой, именно политической карьерой люди. Из тех, так скажем, городов, с которыми мы сейчас налаживаем связь, общаемся и, судя по протестному движению в Барнауле, основной его костяк и основной костяк именно даже организаторов протестных акций, организаторов митингов, демонстраций составляют люди, которые просто хотят добиться честного политического поля, которые не собираются в дальнейшем идти в политику, как Андрей, в том числе я, потому что у них есть своя жизнь, потому что они попали в протестное движение только лишь потому, что были возмущены той крайней степенью фальсификаций, которая наблюдалась на выборах 4 декабря. Вообще все мы, конечно, наверное, понимали до этого, что есть коррупция, воровство, фальсификации, есть пренебрежение к закону, но оно до этого не было настолько явным и открытым, то есть это какой-то плевок в лицо.

Павел Арсеньев: Я против такого противопоставления, кто-то политическую карьеру, а кто-то спокойной жизни, чтобы чисто было в политике. Я ни в коем случае не говорил о новом лидере, я как раз говорил о том, что каждый желающий нормальной жизни должен участвовать в политике для того, чтобы она оставалась чистой. И в этом смысле именно свобода – это участие.

Ирина Лагунина: Я приглашаю к этой дискуссии всех заинтересованных слушателей, читателей и, естественно, самих активистов движения. Форум на моей странице в Фейсбуке всегда открыт.

Материалы по теме

XS
SM
MD
LG