Александр Генис: Сегодняшний ''Американский час'' откроет очередной выпуск ежеквартальной рубрики ''Зеркало'', в которой мы с Соломоном Волковым рассказываем о том, как Россия отражается в зеркале американской прессы.
После выборов. Мягкая сила.
После выборов в России западная пресса переполнена анализом ситуации. Среди крупных специалистов по России выступила с публикацией Кондолиза Райс.
Соломон Волков: В ''Вашингтон пост''.
Александр Генис: Мы, конечно, знаем, что Кондолиза Райс - специалистка по России.
Соломон Волков: Она была Госсекретарем, как помнят наши слушатели.
Александр Генис: Кроме этого, она начинала свою политическую карьеру как специалист по России. Что же она пишет о России после выборов?
Соломон Волков: Она анализирует сдвиги в облике российского общества, вспоминает, что ее поразило, когда она приехала в Россию в первый раз - все шли угрюмо, никто не улыбался.
Александр Генис: Я об этом вспоминаю каждый раз, когда приезжаю в Россию. Кондолиза Райс написала, что стояли люди на Садовом Кольце с белыми ленточками и делали вещь, которую никогда просто так не делали - просто так улыбались, без всякой цели. В России принято говорить, что если человек улыбается без причины, то он, во-первых, американец. Но, этого мало. Какие же у него могут быть причины, чтобы улыбаться? Либо он флиртует, либо он сумасшедший. И увидеть людей, которые просто улыбаются - необычно. Когда я приезжаю в Россию, я стараюсь все время об этом напоминать себе, потому что мне кажется, что когда человек не улыбается, то он грубит. Это вообще хамство - не улыбаться в любой ситуации. Но это у нас от американского воспитания уже. А в России, как мы видим, тоже люди начинают улыбаться и все это уже кажется вполне естественным.
Соломон Волков: Так вот, Кондолиза Райс в статье, где она рассуждает о возможностях влияния России на современный мир, приходит к выводу, что основной капитал России это даже не газ, не нефть, не ее экономическая мощь, нынешняя и проецируемая на будущее. Основной ее капитал это капитал человеческий — образованное общество, то, что представляет колоссальный резерв для развития. На эту тему большую статью в ''Нью-Йорк Таймс'' написал очень влиятельный обозреватель Томас Фридман.
Александр Генис: Он любопытно написал, что его любимой страной является Тайвань, у которого нет ничего - ни нефти, ни газа, никаких полезных ископаемых. У них есть просто хорошо образованные дети, из которых вырастают хорошо образованные инженеры, которые делают хорошо образованную экономику, демократию и свободу. Таким образом Тайвань, без всяких на то оснований, стал одним из ведущих государств мира.
Александр Генис: Все это называется одним термином - ''мягкая сила'', и он, по-моему, и вошел в жаргон российской геополитической мысли.
Соломон Волков: Я напомню, что сам по себе термин ''мягкая сила'' был введен американским политологом, профессором Гарвардского университета по имени Джозеф Най. Ему сейчас 75 лет, он продолжает преподавать, продолжает быть очень влиятельным политологом, и он впервые еще в 80-е годы стал употреблять этот термин. По его мнению, ''мягкая сила'' состоит из трех компонентов: культура, как таковая, нравственные ценности и внешняя политика. Но из этих трех элементов чаще всего связывают с понятием ''мягкая сила'' первые два - культуру и общественные ценности.
Александр Генис: Они связаны между собой.
Соломон Волков: Конечно. И не зря мы только что говорили о Китае. За пределами Запада первым о том, что нужно увеличивать свою ''мягкую силу'' заговорил руководитель Китая. В 2007 году Ху Цзиньтао сказал, что Китай должен наращивать свою ''мягкую силу''. И вот недавно Путин, в одном из своих предвыборных манифестов, опубликованных в ''Московских новостях'', под названием ''Россия и меняющийся мир'', в первый раз с такой определенностью и так много уделив этому места заговорил о ''мягкой силе''.
Александр Генис: Я не вижу ничего принципиально нового в этом, потому что Советский Союз всегда занимался пропагандой, а это тоже ''мягкая сила''. Пропагандистами Советского Союза, коммунистического образа жизни, коммунистических идеалов было все, что вывозилось на Запад, например, балет. Большой театр это и была ''мягкая сила''. Или шахматисты, пианисты, спортсмены. Все это не такая уж и новость.
Соломон Волков: Вы тут и правы, и в чем-то неправы. Во-первых, я хочу сказать о том, что вообще для России с очень стародавних времен было характерно презрение к этой ''мягкой силе''. Николай Первый, который не брезговал тем, чтобы оплачивать каких-то западных пропагандистов российской монархии, посылать Тютчева со специальной миссией в Мюнхен уговаривать Генриха Гейне послужить российской короне, какие-то деньги выделялись на такого рода акции, при этом уповал главным образом на военную силу и интеллектуалов презирал. Интеллектуальный багаж России, современные ему писатели не представлялись ему такой уж большой ценностью.
Александр Генис: Потому что в России писатели и власть всегда были по разные стороны барьера.
Соломон Волков: Известна история про Сталина, который спросил, ''сколько дивизий у Папы?'', когда заговорили о влиятельности Папы. Вы перечислили некоторые примеры, которые, скорее, говорят о том, что Сталин задумывался и беспокоился о развитии культуры внутри России, а уже следствием сталинской политики стал успех воспитанных им абсолютно на внутреннее потребление и шахматистов, и музыкантов, и артистов балета. Это делалось для внутреннего потребления, для того, чтобы внутри страны, по мнению Сталина, нужная культура бы развивалась. Но когда после смерти Сталина это все выбралось на Запад... Потому что при Сталине железный занавес был такой плотный, что ни о каких прорывах на Запад культурных ценностей советских нельзя было и помышлять, Сталин этого совсем не имел в виду. Он мог поддерживать, финансировать какую-то греческую коммунистическую партию или партизан коммунистических где-то в Азии, но посылать Большой за границу ему в голову не приходило. Все это последовало после смерти Сталина. И тогда Хрущев, который вообще не задумывался о том, нужна или не нужна культура, вдруг увидел, и советники Хрущева в области культуры увидели, что та культура, которая была взращена под патронажем Сталина, имеет успех на Западе. Тогда уже на этом стали наживать какие-то денежки, скорее, чем идеологический капитал.
Александр Генис: Но эта ''самая мягкая'' сила заводится сама собой, ее очень трудно специально спроецировать. Давайте подумаем, что такое ''мягкая сила'' для Америки. Да Голливуд!
Соломон Волков: И популярная музыка.
Александр Генис: Но разве Голливуд существует под эгидой государства, под эгидой Вашингтона? Наоборот, он всегда с ним ссорится. Голливуд существует сам по себе и все, что может сделать государство, это прицепиться к джазу, к Голливуду, к року или к джинсам, то есть к тем силам, которые завоевывают мир, но никоим образом не сознательно проецировать эту силу. К чему я веду? Вы верите в то, что Россия способна проецировать свою ''мягкую силу'' путем державного решения?
Соломон Волков: Вот я процитирую Путина из его манифеста ''Россия и меняющийся мир''.
''Для России существует возможность не только сохранить свою культуру, но и использовать ее как мощный фактор продвижения на глобальных рынках. Русскоязычное пространство это практически все страны бывшего СССР и значительная часть Восточной Европы. Не империя, а культурное продвижение, не пушки, не импорт политических режимов, а экспорт образования и культуры помогут создать благоприятные условия для российских товаров, услуг, идей''.
Александр Генис: И как вы представляете себе это конкретно?
Соломон Волков: Я думаю, что в планы Путина входит увеличение государственной поддержки культуре и - специфически - ее продвижение в глобальное культурное пространство.
Александр Генис: А я абсолютно не верю в то, что власть способна что-либо сделать такое, чтобы понравиться специально. Все это происходит само собой, и какой-нибудь Броский сделал для русской культуры гораздо больше, чем Путин со всем своим режимом.
Соломон Волков: Но посмотрите на то, как функционируют учреждения подобные Институту Гете, Институту Сервантеса или соответствующим английским или французским культурным учреждениям. Они все поддерживаются правительством - огромные программы по переводу национальных авторов на иностранные языки, в том числе и на русский.
Александр Генис: Они делают целые номера ''Иностранной литературы'' под эгидой французского или английского правительства.
Соломон Волков: Можно начитать десяток издательств в России, которые почти эксклюзивно существуют на то, что получают гранты от соответствующих западных держав и публикуют переводных авторов.
Александр Генис: То есть можно себе представить, что Россия дает грант американским славистам, чтобы те переводили русских писателей на английский язык. Это было бы уже конкретное дело, между прочим.
Соломон Волков: И я думаю, что поскольку Путин в этом манифесте заявил о том, что мы должны в несколько раз усилить образовательное и культурное присутствие в мире, то, может быть, это выльется в практические шаги по поддержанию конкретных культурных проектов - то, чем много времени уже занимается Фонд Михаила Прохорова, поддерживая переводы российских авторов на английский и другие языки. Но, в ожидании путинских инициатив в этом направлении, одним из главных элементов российской мягкой силы остается русская классическая музыка и, в частности, ''Лебединое озеро'' Петра Ильича Чайковского, которое любят, обожают и на которое раскупают билеты во всем мире. Чайковский популярен при всех режимах. Этот отрывок звучит в исполнении Госоркестра под управлением Евгения Светланова, лейбл ''Мелодия''.
(Музыка)
Александр Генис: Недавно вышла крайне примечательная книга в Америке, которая рассказывает об истории Нобелевских премий мира. Представьте ее, Соломон, пожалуйста, нашим слушателям.
Соломон Волков: Ее автор — Джей Нордлингер, о котором мы уже как-то говорили. Он очень любопытная фигура. Он старший редактор журнала ''Нэшнл Ревью'' - очень консервативного еженедельника, который являлся в свое время таким инкубатором по производству интеллектуалов и идей времен правления Рейгана. Рейган был заядлым читателем ''Нэшнл Ревью'' и люди, которые печатались в ''Нэшнл Ревью'', были представлены в администрации Рейгана и в последующих республиканских администрациях на очень влиятельных постах. Он там старший редактор, но, кроме того, он влиятельный музыкальный критик и пишет тоже в достаточно консервативное издание под названием ''The New Criterion''. Любопытно, что будучи человеком естественно критически относящимся и к тому, что было в свое время в Советском Союзе, и к тому, что сейчас происходит в России, он является русофилом в музыке. Ему очень нравится и русская музыка, и российские исполнители. В частности, когда летом был фестиваль балетов Щедрина в Линкольн Центре, он выступил с восторженной статьей о Щедрине и его творчестве, поместил его в правильный контекст, всегда отзывается на выступления Гергиева и певцов из России.
Соломон Волков: Да, вот видите, в нем такое получается раздвоение личности на политического обозревателя, который может очень жестко отзываться о современной России, и на культурного русофила. Книга называется ''Peace, They Say'' — ''Они говорят - мир'', и он там говорит о том, что Нобелевская премия является самой контроверзной в мире, по его мнению. Она присуждается с 1901 года, уже более ста человек стали лауреатами этой премии. Среди ее лауреатов были и знаменитые политические деятели, вроде Теодора Рузвельта или Нельсона Манделы, были герои или святые, вроде Мартина Лютера Кинга или Матери Терезы, а были гораздо более спорные герои, к которым Джей Нордлингер относит, скажем, Арафата, Киссенджера, Альберта Гора или, поскольку он является чрезвычайно консервативным человеком, Обаму. Из русских героев, естественно, в книге Нордлингера представлены двое. Это Сахаров, который получил Нобелевскую премию мира в 1975 году, и Горбачев, который получил ее в 1990 году. Причем для Нордлингера Сахаров - безусловный герой, и он вспоминает о той реакции, которую вызвало присуждение премии Сахарову в Советском Союзе. Сахарова называли и ''врагом разрядки'', и '''иудой, получившим 30 серебренников от Запада'' в виде этой премии. Причем, он добавляет в скобках не без сарказма, ''странно, что коммунисты здесь прибегали к сравнениям из Евангелия''. Он напоминает о том, что когда эту премию вручали жене Сахарова Елене Боннер (Сахарова не выпустили тогда), то председатель Нобелевского комитета сказал, что была похожая ситуация ровно 40 лет тому назад, в 1935 году, когда не выпустили на получение премии Карла фон Осетского.
Александр Генис: Из нацистской Германии.
Соломон Волков: Из концлагеря, где он был и где он и умер. И это была очень язвительная и обидная для Советского Союза параллель. Также Нордлингер напоминает о том, что только двух лауреатов Нобелевской премии мира можно назвать убежденными противниками социалистического режима, которые получили премию именно за то, что они с этим режимом вступали в конфликтные отношения. Это был Сахаров, а в 1983 году Валенса. Для Нордлингера это показатель либеральных отклонений Нобелевского Комитета.
Александр Генис: А как он относится к премии Горбачеву?
Соломон Волков: Интересно, что он в связи с этим цитирует двух людей. Первая это Елена Боннер, которая, когда Горбачев получил премию, выступила с протестом, она письмо послала с протестом, а через 20 лет уже высказывалась совершенно иным образом, что я уважаю Михаила Сергеевича, я сейчас отношусь гораздо более спокойно к этой ситуации. Но, что любопытно - когда Горбачеву дали эту премию, то ''Чикаго Трибьюн'' написала следующее: ''Вообразить себе вручение Нобелевской премии мира советскому руководителю раньше можно было только при условии, что Советский Союз вторгся бы в Норвегию (где премия, как известно, вручается — С.В.), оккупировал бы ее и вместо членов Нобелевского комитета сидели бы члены Политбюро''. Но ситуация изменилась и здесь Нордлингер цитирует свое личное интервью с Валенсой, и Валенса говорит, что он разговаривал на эту тему с самим Горбачевым и высказывается следующим образом: ''Горбачев пытался реформировать коммунизм, в сущности, в этом не преуспел, и фактически Нобелевская премия мира ему была вручена именно за эту неудачу''.
Александр Генис: Очень точно, между прочим. Кончено, самое интересное то, что сегодня оба лауреата премии из России - и Сахаров, и Горбачев - гораздо ближе друг к другу, чем они были тогда. И сегодня, когда Горбачев выступает за демократизацию российского режима, за справедливые выборы, за политические реформы, мне кажется....
Соломон Волков: Это совсем другой Горбачев.
Александр Генис: Да, но дело даже не в этом. Дело в том, что он продолжает наследство Сахарова и эти два лауреата Нобелевской премии мира стали гораздо ближе, чем когда-либо раньше.
Соломон Волков: А я напомню о том, что у Горбачева есть определенная личная связь с Чайковским и заключается она вот, в чем. Когда этот пресловутый ГКЧП, который пытался установить в Советском Союзе диктатуру и свергнуть Горбачева, вышел на люди, то по телевизору, как мы помним, запустили именно ''Лебединое озеро'' Чайковского. Поэтому для меня звуки ''Лебединого'' всегда будут напоминать об августовских днях 1991 года, самых, быть может, трагических днях в жизни Горбачева.
(Музыка)
