Ирина Лагунина: В нашем цикле мы уже рассказывали о судьбах оказавшихся в оккупации ученых, артистов, священников, литераторов, рядовых советских граждан, о военнопленных, о детях, которых немецкая разведка использовала в своих целях. Мы говорили о представителях молодого поколения русских эмигрантов, объединившихся в Народно-трудовой союз. Но мы еще не говорили о тех, кого советская пропаганда называла «белоэмигрантами» - людях, покинувших Россию после революции и Гражданской войны. Многие из них оставались монархистами и решительными противниками большевизма. «Русский коллаборационизм» - продолжение исторического исследования Владимира Абаринова.
Владимир Абаринов: Русские националисты, оказавшиеся после революции в Германии и особенно в Баварии, встретили там своих единомышленников. Выходцем из России был идеолог национал-социализма Альфред Розенберг. На раннем этапе истории движения в окружении Гитлера оказалось немало прибалтийских немцев, в первую очередь Макс Эрвин фон Шейбнер-Рихтер, переселившийся в Германию еще в 1910 году в возрасте 25 лет.
Шейбнер-Рихтер был главным связующим звеном между руководством партии и окружением великого князя Кирилла Владимировича. Кирилл Владимирович, считавший себя законным наследником, был женат на Виктории Саксен-Кобург-Готской, поэтому после революции семейство поселилось в Кобурге, где жил двоюродный брат великой княгини герцог Карл. Виктория Федоровна была поклонницей национал-социалистов. Вместе с женой Шейбнер-Рихтера Матильдой она посещала учения штурмовиков и пожертвовала в партийную кассу значительные суммы, продав свои фамильные драгоценности. В мае 1921 года Шейбнер-Рихтер организовал даже съезд русских монархистов в Бад-Рейхенхалле. На съезде был избран Высший монархический совет, однако затея не оправдала себя: Совет поддержал претензии на престол великого князя Николая Николаевича, и его вожди постепенно перебрались в Париж, поближе к наследнику. Вокруг Кирилла Владимировича остались лишь люди, решившие связать свою судьбу не столько с ним, сколько с национал-социализмом.
В 1923 году альянсу нацистов с русской правой эмиграцией пришел конец: Шейбнер-Рихтер погиб во время «пивного путча». Он шел во главе колонны штурмовиков рука об руку с Гитлером. Сраженный наповал, он увлек за собой на мостовую и Гитлера и тем, вероятно, спас его от смерти.
Игорь, как была организована русская эмиграция к началу немецкого вторжения в Советский Союз?
Игорь Петров: Наверное, имеет смысл начинать разговор с собственно Германии и, соответственно, немецкого Управления по делам русской эмиграции. Тут мы не можем не упомянуть генерала Бискупского, который его возглавлял. Я буду ориентироваться в своем рассказе на биографический очерк о Бискупском, который написал немецкий историк Бетино Доденхефт.
Бескупский - участник Первой мировой войны, белого движения. После переезда в Германию в начале 20-х он довольно быстро устанавливает связи с крайне правым крылом тамошнего политического спектра, в том числе с участниками "капповского путча". Затем он перебирается в Мюнхен, там знакомится с людьми, которые стояли у истоков нацистского движения, в том числе с организаторами "пивного путча". Но надо сказать, особых дивидендов, вопреки распространенному мнению, позже это ему не принесло.
В начале 30-х, когда силы нацистов стали расти, он буквально бомбардирует старых знакомых письмами, однако не учитывает, что его взгляды (он был сторонником, в частности, единой неделимой России) не слишком пересекаются со взглядами, скажем, того же Розенберга и сепаратистскими устремлениями Розенберга. Бескупский прекрасно знал Розенберга еще по Мюнхену. Со своей стороны Бескупский предлагал немцам информацию о внутренней кухне российской эмиграции, в том числе о деятельности масонских лож и так далее. К примеру, одно из писем к Розенбергу заканчивалось так: "На случай, если мое предложение о сотрудничестве будет вами принято, я перед отъездом из Берлина распущу слух, что оно отвергнуто как правительством, так и партией. Тем более, что пока этот слух соответствует положению вещей". Действительно, этот слух продолжал соответствовать положению вещей, поскольку Розенберг редко удостаивал Бескупского ответами.
После прихода нацистов к власти Бескупский даже был арестован по удивительному с нашей нынешней позиции обвинению во враждебных настроениях по отношению к Германии. Три месяца тогда Бискупский просидел в тюрьме, затем вышел. Наконец, в 36-м году ему все же позволили создать и возглавить Управление по делам русской эмиграции, что в том числе объясняется внутренней конкуренцией среди немецких ведомств, потому что в противовес Розенбергу выступили Министерство пропаганды и в первую очередь гестапо. С последним Управление русской эмиграции работало в очень плотном контакте. К примеру, вся переписка контролировалась, управлялась немецкой стороной. Задачей управления была, в частности, регистрация всех живущих в Германии русских эмигрантов с 15-летнего возраста. Немецкие ведомства охраны порядка считали, что уже сам факт пребывания в эмиграции является крайне деморализующим фактором, поэтому эмигранты опасны и заслуживают постоянного наблюдения. Понятно, что плотное сотрудничество гестапо с управлением Бискупского позволяло эту задачу так или иначе решать.
Помощниками Бискупского в управлении были участники покушения на Милюкова в 1922 году Петр Шабельский-Борк и Сергей Таборицкий. Последний тогда убил Владимира Набокова, отца писателя.
В Праге так же был опорный пункт немецкого управления. После присоединения к Германии его возглавлял бывший таксист Константин Ефремов, но его роль тут была скорее функциональная – то же самое сотрудничество с местным гестапо без всякой дополнительной идеологической нагрузки. После войны Ефремова выдали чехам, и чехи его повесили.
В Брюсселе после взятия немцами Бельгии начальником русского управления стал Юрий Войцеховский, который был известен тем, что в 28-м году он покушался на жизнь советского торгпреда в Варшаве. То есть, как мы видим, люди с политически-криминальным прошлым делали под крылом нацистов свои карьеры. Юрий Войцеховский погиб в Брюсселе в 1944-м. Его брат Сергей, который возглавлял такое же Управление русской эмиграции в Варшаве, остался жив и написал после войны несколько книг воспоминаний.
В Париже руководителем управления стал человек мало на тот момент известный, никакого авторитета среди эмиграции не имевший абсолютно, танцор Юрий Жеребков. О нем мы впоследствии еще поговорим.
Наконец, в Белграде сложилась довольно специфическая ситуация. О ней я расскажу, опираясь на обзор, сделанный еще во время войны, редактором тамошней газеты "Русское дело" Константином Миллером. Обзор, конечно, далек от абсолютной объективности, он готовился по немецкому заказу, кое-какие факты, наверное, искажает, тем не менее, как мне кажется, весьма интересен.
Итак, Миллер рассказывает, что в Югославии осело довольно много эмигрантов, чему способствовала позиция короля Александра, который белой эмиграции покровительствовал. Но с каждым годом общественное мнение становилось по отношению к эмигрантам все более и более критическим. Наконец в 40-м, когда советская Россия была официально признана, эта критика переросла в открытую враждебность. Переворот в Югославии, наступление немецких войск, нападение на СССР еще больше усугубили ситуацию.
Дальше следует дословная цитата: "Формирование русского охранного корпуса, которое было обусловлено необходимостью противостоять большевистскому террору и воспринято эмигрантами как первый шаг к образованию русской национальной армии, усилило ненависть сербов к эмигрантам, которых обвиняли в неблагодарности, в нелояльности и во вмешательстве во внутренние дела Сербии". Скажем прямо, обвиняли справедливо. И
так, в Югославии своеобразным центром объединения сил стало не управление по делам эмиграции, а охранный корпус, созданный вначале как заводская охрана для контроля важных с военной точки зрения объектов промышленности, но затем задействовавшийся и в полицейских операциях, в том числе и в борьбе с партизанами.
Владимир Абаринов: Но вы ничего не сказали о Высшем монархическом совете, Российском общевоинском союзе, многочисленных офицерских организациях, оказавшихся под властью Третьего рейха.
Игорь Петров: В Германии ситуация была такой, что все мелкие организации были так или иначе подчинены. То есть это была определенная политика, это была определенная задача, которая опять-таки перед управлением Бискупского ставилась. Они были так или иначе подчинены этому управлению эмиграции, и таким образом свою деятельность они вели, скажем так, неофициально.
Владимир Абаринов: Какой была реакция русских эмигрантов в оккупированной Европе на 22 июня?
Игорь Петров: Как во многих других случаях здесь трудно подвести общий знаменатель. Я решил просто навскидку привести несколько примеров совершенно разных судеб.
Например, Лев Любимов, сын высокопоставленного царского чиновника. Он вырос во Франции, стал журналистом, писал передовицы в газету "Возрождение", которая в 30-х смещалась все правее и правее. Казалось бы, следовало ждать и увидеть его на страницах открытой при нацистах газеты "Парижский вестник". Но нет, он в ней не сотрудничал, после войны и вовсе вступил в Союз советских патриотов, перебрался в СССР, напечатал в "Новом мире" книжку воспоминаний о своем эмигрантском прошлом, потом стал специалистом по истории искусства.
Вот другой пример – Владимир Ильин, философ, богослов, вроде бы абсолютно далекий от политики. Неожиданно в июне 41-го он оказывается в Берлине, где печатается в газете Деспотули "Новое слово", с пассажами роде: "Иудей-плутократ в цилиндре и с моноклем, иудей в кепи с пятиконечной звездой слились в гнусных объятиях. Но над омерзительным уродством капитала коммунистических близнецов ныне занесен меч истории, меч праведного суда Божия". Кроме того он пишет довольно безумные, по крайней мере, если верить опубликованному после войны фотостату, письма Розенбергу. После войны возвращается в Париж, после недолгой обструкции со стороны левых эмигрантских кругов опять занимается богословием и философией, читает публичные лекции на темы вроде "Литературно-философские отзвуки борьбы патриархата с матриархатом". То есть совершенно удивительные пируэты.
Еще один пример – Илья Фондаминский, эсер, публицист, общественный деятель, один из редакторов парижского журнала "Современные записки". В отличие от многих своих коллег не уехал в эмиграцию, был арестован немецкими властями, погиб в Освенциме.
Еще один пример – Андрей Ренников, писатель с прекрасным юмористическим даром, как мне кажется, в наше время незаслуженно забытый. Он был одним из активных участников антинемецкой кампании еще в начале Первой мировой войны. Выпустил довольно позорную, как мне кажется, книжку, которая называлась "В стране чудес. Правда о прибалтийских немцах". Сохранял антинемецкие установки и позже. Но во время Второй мировой войны жил в Ницце, в буквальном смысле перебивался с хлеба на воду и вынужден был забыть о своем антинемецком настрое, начал сотрудничать все с тем же "Парижским вестником" и высмеивать Черчилля и Сталина за немецкий счет теперь.
При всей невозможности привести к общему знаменателю, нападение Германии на Россию стало для эмиграции своеобразным водоразделом. Вот такая цитата: "Мы выражаем желание скорейшей победы для свержения иудобольшевизма. Уверены, что освобожденная от советской власти Россия немедленно явится могучим фактором создания новой Европы на основе возвышенных принципов, провозглашенных фюрером". Это из письма генерала Гулевича, председателя объединения белоэмигрантов, командующему немецкой армии во Франции генералу Штюльпнагелю. Или призыв великого князя Владимира: "В этот грозный час, когда Германией и почти всеми народами Европы объявлен крестовый поход против коммунизма-большевизма, который поработил и угнетает народ России в течение 24 лет, я обращаюсь ко всем верным и преданным сынам нашей родины с призывом способствовать по мере сил и возможностей свержению богоборческой власти и освобождению нашего отечества от страшного ига коммунизма".
Владимир Абаринов: Владимир Кириллович – сын великого князя Кирилла Владимировича, о котором мы уже говорили. В 1924 году Кирилл Владимирович провозгласил себя императором, а в октябре 1938 года скончался в Париже.
Процитируем еще одно воззвание, датированное 22 июня 1941 года. Его автор – митрополит Западноевропейский Серафим.
"Верные сыны России!
Пробил час освобождения нашей многострадальной, дорогой Родины от власти богоборцев.
Вождь Германского народа, канцлер Хитлер, объявил крестовый поход против поработителей России. Началась страшная, решительная борьба с красными дьяволами. Открылась священная война со злейшими врагами Русского народа и всего человечества. За вождем Германского народа пошли в бой с мировыми злодеями многие народы Европы. Россия накануне освобождения и возвращения к новой лучшей жизни, к свету, к славе, к величию.
Да будет благословен день и час, когда началась великая славная война с III Интернационалом.
Да благословит Всевышний великого Вождя Германского народа, поднявшего меч на врагов Самого Бога.
Да погибнет дьявольская шайка злодеев, распявшая Россию.
Да исчезнут с лица земли масонская звезда, серп и молот.
Да воссияет на родной Земле и во всей Вселенной Крест Христов.
Да воскреснет Бог и да расточатся враги Его.
Именем Божиим, Крестом Христовым благословляю всех борцов за освобождение России, за ее грядущую славу и величие.
С нами Бог!".
Владимир Абаринов: Игорь, нам осталось подвести итог.
Игорь Петров: Явным образом действовало правило "враг моего врага – мой друг", и все еще многочисленные, хотя постаревшие члены различных полувоенных организаций как во Франции, так и в Югославии, в том числе Российский общевоинский союз, о котором вы говорили, которые 20 лет жили мечтой о возвращении, их какие-то моральные препоны, антисемитская риторика и конкретные действия нацистов против евреев совершенно не смущали. Но тут возник другой неожиданный фактор: оказалось, что нацисты в их услугах особо и не заинтересованы.
Владимир Абаринов: Русские националисты, оказавшиеся после революции в Германии и особенно в Баварии, встретили там своих единомышленников. Выходцем из России был идеолог национал-социализма Альфред Розенберг. На раннем этапе истории движения в окружении Гитлера оказалось немало прибалтийских немцев, в первую очередь Макс Эрвин фон Шейбнер-Рихтер, переселившийся в Германию еще в 1910 году в возрасте 25 лет.
Шейбнер-Рихтер был главным связующим звеном между руководством партии и окружением великого князя Кирилла Владимировича. Кирилл Владимирович, считавший себя законным наследником, был женат на Виктории Саксен-Кобург-Готской, поэтому после революции семейство поселилось в Кобурге, где жил двоюродный брат великой княгини герцог Карл. Виктория Федоровна была поклонницей национал-социалистов. Вместе с женой Шейбнер-Рихтера Матильдой она посещала учения штурмовиков и пожертвовала в партийную кассу значительные суммы, продав свои фамильные драгоценности. В мае 1921 года Шейбнер-Рихтер организовал даже съезд русских монархистов в Бад-Рейхенхалле. На съезде был избран Высший монархический совет, однако затея не оправдала себя: Совет поддержал претензии на престол великого князя Николая Николаевича, и его вожди постепенно перебрались в Париж, поближе к наследнику. Вокруг Кирилла Владимировича остались лишь люди, решившие связать свою судьбу не столько с ним, сколько с национал-социализмом.
В 1923 году альянсу нацистов с русской правой эмиграцией пришел конец: Шейбнер-Рихтер погиб во время «пивного путча». Он шел во главе колонны штурмовиков рука об руку с Гитлером. Сраженный наповал, он увлек за собой на мостовую и Гитлера и тем, вероятно, спас его от смерти.
Игорь, как была организована русская эмиграция к началу немецкого вторжения в Советский Союз?
Игорь Петров: Наверное, имеет смысл начинать разговор с собственно Германии и, соответственно, немецкого Управления по делам русской эмиграции. Тут мы не можем не упомянуть генерала Бискупского, который его возглавлял. Я буду ориентироваться в своем рассказе на биографический очерк о Бискупском, который написал немецкий историк Бетино Доденхефт.
Бескупский - участник Первой мировой войны, белого движения. После переезда в Германию в начале 20-х он довольно быстро устанавливает связи с крайне правым крылом тамошнего политического спектра, в том числе с участниками "капповского путча". Затем он перебирается в Мюнхен, там знакомится с людьми, которые стояли у истоков нацистского движения, в том числе с организаторами "пивного путча". Но надо сказать, особых дивидендов, вопреки распространенному мнению, позже это ему не принесло.
В начале 30-х, когда силы нацистов стали расти, он буквально бомбардирует старых знакомых письмами, однако не учитывает, что его взгляды (он был сторонником, в частности, единой неделимой России) не слишком пересекаются со взглядами, скажем, того же Розенберга и сепаратистскими устремлениями Розенберга. Бескупский прекрасно знал Розенберга еще по Мюнхену. Со своей стороны Бескупский предлагал немцам информацию о внутренней кухне российской эмиграции, в том числе о деятельности масонских лож и так далее. К примеру, одно из писем к Розенбергу заканчивалось так: "На случай, если мое предложение о сотрудничестве будет вами принято, я перед отъездом из Берлина распущу слух, что оно отвергнуто как правительством, так и партией. Тем более, что пока этот слух соответствует положению вещей". Действительно, этот слух продолжал соответствовать положению вещей, поскольку Розенберг редко удостаивал Бескупского ответами.
После прихода нацистов к власти Бескупский даже был арестован по удивительному с нашей нынешней позиции обвинению во враждебных настроениях по отношению к Германии. Три месяца тогда Бискупский просидел в тюрьме, затем вышел. Наконец, в 36-м году ему все же позволили создать и возглавить Управление по делам русской эмиграции, что в том числе объясняется внутренней конкуренцией среди немецких ведомств, потому что в противовес Розенбергу выступили Министерство пропаганды и в первую очередь гестапо. С последним Управление русской эмиграции работало в очень плотном контакте. К примеру, вся переписка контролировалась, управлялась немецкой стороной. Задачей управления была, в частности, регистрация всех живущих в Германии русских эмигрантов с 15-летнего возраста. Немецкие ведомства охраны порядка считали, что уже сам факт пребывания в эмиграции является крайне деморализующим фактором, поэтому эмигранты опасны и заслуживают постоянного наблюдения. Понятно, что плотное сотрудничество гестапо с управлением Бискупского позволяло эту задачу так или иначе решать.
Помощниками Бискупского в управлении были участники покушения на Милюкова в 1922 году Петр Шабельский-Борк и Сергей Таборицкий. Последний тогда убил Владимира Набокова, отца писателя.
В Праге так же был опорный пункт немецкого управления. После присоединения к Германии его возглавлял бывший таксист Константин Ефремов, но его роль тут была скорее функциональная – то же самое сотрудничество с местным гестапо без всякой дополнительной идеологической нагрузки. После войны Ефремова выдали чехам, и чехи его повесили.
В Брюсселе после взятия немцами Бельгии начальником русского управления стал Юрий Войцеховский, который был известен тем, что в 28-м году он покушался на жизнь советского торгпреда в Варшаве. То есть, как мы видим, люди с политически-криминальным прошлым делали под крылом нацистов свои карьеры. Юрий Войцеховский погиб в Брюсселе в 1944-м. Его брат Сергей, который возглавлял такое же Управление русской эмиграции в Варшаве, остался жив и написал после войны несколько книг воспоминаний.
В Париже руководителем управления стал человек мало на тот момент известный, никакого авторитета среди эмиграции не имевший абсолютно, танцор Юрий Жеребков. О нем мы впоследствии еще поговорим.
Наконец, в Белграде сложилась довольно специфическая ситуация. О ней я расскажу, опираясь на обзор, сделанный еще во время войны, редактором тамошней газеты "Русское дело" Константином Миллером. Обзор, конечно, далек от абсолютной объективности, он готовился по немецкому заказу, кое-какие факты, наверное, искажает, тем не менее, как мне кажется, весьма интересен.
Итак, Миллер рассказывает, что в Югославии осело довольно много эмигрантов, чему способствовала позиция короля Александра, который белой эмиграции покровительствовал. Но с каждым годом общественное мнение становилось по отношению к эмигрантам все более и более критическим. Наконец в 40-м, когда советская Россия была официально признана, эта критика переросла в открытую враждебность. Переворот в Югославии, наступление немецких войск, нападение на СССР еще больше усугубили ситуацию.
Дальше следует дословная цитата: "Формирование русского охранного корпуса, которое было обусловлено необходимостью противостоять большевистскому террору и воспринято эмигрантами как первый шаг к образованию русской национальной армии, усилило ненависть сербов к эмигрантам, которых обвиняли в неблагодарности, в нелояльности и во вмешательстве во внутренние дела Сербии". Скажем прямо, обвиняли справедливо. И
так, в Югославии своеобразным центром объединения сил стало не управление по делам эмиграции, а охранный корпус, созданный вначале как заводская охрана для контроля важных с военной точки зрения объектов промышленности, но затем задействовавшийся и в полицейских операциях, в том числе и в борьбе с партизанами.
Владимир Абаринов: Но вы ничего не сказали о Высшем монархическом совете, Российском общевоинском союзе, многочисленных офицерских организациях, оказавшихся под властью Третьего рейха.
Игорь Петров: В Германии ситуация была такой, что все мелкие организации были так или иначе подчинены. То есть это была определенная политика, это была определенная задача, которая опять-таки перед управлением Бискупского ставилась. Они были так или иначе подчинены этому управлению эмиграции, и таким образом свою деятельность они вели, скажем так, неофициально.
Владимир Абаринов: Какой была реакция русских эмигрантов в оккупированной Европе на 22 июня?
Игорь Петров: Как во многих других случаях здесь трудно подвести общий знаменатель. Я решил просто навскидку привести несколько примеров совершенно разных судеб.
Например, Лев Любимов, сын высокопоставленного царского чиновника. Он вырос во Франции, стал журналистом, писал передовицы в газету "Возрождение", которая в 30-х смещалась все правее и правее. Казалось бы, следовало ждать и увидеть его на страницах открытой при нацистах газеты "Парижский вестник". Но нет, он в ней не сотрудничал, после войны и вовсе вступил в Союз советских патриотов, перебрался в СССР, напечатал в "Новом мире" книжку воспоминаний о своем эмигрантском прошлом, потом стал специалистом по истории искусства.
Вот другой пример – Владимир Ильин, философ, богослов, вроде бы абсолютно далекий от политики. Неожиданно в июне 41-го он оказывается в Берлине, где печатается в газете Деспотули "Новое слово", с пассажами роде: "Иудей-плутократ в цилиндре и с моноклем, иудей в кепи с пятиконечной звездой слились в гнусных объятиях. Но над омерзительным уродством капитала коммунистических близнецов ныне занесен меч истории, меч праведного суда Божия". Кроме того он пишет довольно безумные, по крайней мере, если верить опубликованному после войны фотостату, письма Розенбергу. После войны возвращается в Париж, после недолгой обструкции со стороны левых эмигрантских кругов опять занимается богословием и философией, читает публичные лекции на темы вроде "Литературно-философские отзвуки борьбы патриархата с матриархатом". То есть совершенно удивительные пируэты.
Еще один пример – Илья Фондаминский, эсер, публицист, общественный деятель, один из редакторов парижского журнала "Современные записки". В отличие от многих своих коллег не уехал в эмиграцию, был арестован немецкими властями, погиб в Освенциме.
Еще один пример – Андрей Ренников, писатель с прекрасным юмористическим даром, как мне кажется, в наше время незаслуженно забытый. Он был одним из активных участников антинемецкой кампании еще в начале Первой мировой войны. Выпустил довольно позорную, как мне кажется, книжку, которая называлась "В стране чудес. Правда о прибалтийских немцах". Сохранял антинемецкие установки и позже. Но во время Второй мировой войны жил в Ницце, в буквальном смысле перебивался с хлеба на воду и вынужден был забыть о своем антинемецком настрое, начал сотрудничать все с тем же "Парижским вестником" и высмеивать Черчилля и Сталина за немецкий счет теперь.
При всей невозможности привести к общему знаменателю, нападение Германии на Россию стало для эмиграции своеобразным водоразделом. Вот такая цитата: "Мы выражаем желание скорейшей победы для свержения иудобольшевизма. Уверены, что освобожденная от советской власти Россия немедленно явится могучим фактором создания новой Европы на основе возвышенных принципов, провозглашенных фюрером". Это из письма генерала Гулевича, председателя объединения белоэмигрантов, командующему немецкой армии во Франции генералу Штюльпнагелю. Или призыв великого князя Владимира: "В этот грозный час, когда Германией и почти всеми народами Европы объявлен крестовый поход против коммунизма-большевизма, который поработил и угнетает народ России в течение 24 лет, я обращаюсь ко всем верным и преданным сынам нашей родины с призывом способствовать по мере сил и возможностей свержению богоборческой власти и освобождению нашего отечества от страшного ига коммунизма".
Владимир Абаринов: Владимир Кириллович – сын великого князя Кирилла Владимировича, о котором мы уже говорили. В 1924 году Кирилл Владимирович провозгласил себя императором, а в октябре 1938 года скончался в Париже.
Процитируем еще одно воззвание, датированное 22 июня 1941 года. Его автор – митрополит Западноевропейский Серафим.
"Верные сыны России!
Пробил час освобождения нашей многострадальной, дорогой Родины от власти богоборцев.
Вождь Германского народа, канцлер Хитлер, объявил крестовый поход против поработителей России. Началась страшная, решительная борьба с красными дьяволами. Открылась священная война со злейшими врагами Русского народа и всего человечества. За вождем Германского народа пошли в бой с мировыми злодеями многие народы Европы. Россия накануне освобождения и возвращения к новой лучшей жизни, к свету, к славе, к величию.
Да будет благословен день и час, когда началась великая славная война с III Интернационалом.
Да благословит Всевышний великого Вождя Германского народа, поднявшего меч на врагов Самого Бога.
Да погибнет дьявольская шайка злодеев, распявшая Россию.
Да исчезнут с лица земли масонская звезда, серп и молот.
Да воссияет на родной Земле и во всей Вселенной Крест Христов.
Да воскреснет Бог и да расточатся враги Его.
Именем Божиим, Крестом Христовым благословляю всех борцов за освобождение России, за ее грядущую славу и величие.
С нами Бог!".
Владимир Абаринов: Игорь, нам осталось подвести итог.
Игорь Петров: Явным образом действовало правило "враг моего врага – мой друг", и все еще многочисленные, хотя постаревшие члены различных полувоенных организаций как во Франции, так и в Югославии, в том числе Российский общевоинский союз, о котором вы говорили, которые 20 лет жили мечтой о возвращении, их какие-то моральные препоны, антисемитская риторика и конкретные действия нацистов против евреев совершенно не смущали. Но тут возник другой неожиданный фактор: оказалось, что нацисты в их услугах особо и не заинтересованы.
