Ирина Лагунина: В нашей программе – продолжение исторического исследования Владимира Абаринова и Игоря Петрова «Русский коллаборационизм». Сегодня в эфире – часть первая главы 15-й – «Немецкие союзники Власова».
Владимир Абаринов: Сегодня мы будем говорить о немецких союзниках и покровителях Власова, о людях, понимавших пагубность восточной политики Гитлера и выступавших за смягчение оккупационного режима. Они ни в коем случае не были русофилами. Их позиция была чисто прагматической. Они видели в России естественного союзника Германии в борьбе против западных демократий. Их звездным часом стал в 1939 году пакт Молотова – Риббентропа. В дальнейшем они постепенно утрачивали свои позиции в Рейхе. Власовское движение было для них отголоском довоенной идеи советско-германского союза в новых исторических обстоятельствах.
Одна из самых интересных фигур такого плана – Теодор Оберлендер. Агроном по образованию, участник «пивного путча», член НСДАП с мая 1933 года. Оберлендер еще в 20-е годы неоднократно бывал в Советском Союзе. В 33-м году – профессор Кенигсбергского университета, директор Институт восточноевропейской экономики. В 34-м возглавил Институт Восточной Европы в Данциге и стал советником гауляйтера Восточной Пруссии Эриха Коха, впоследствии гауляйтера Украины. Оберлендер был страстным поборником советско-германской дружбы. В 1934 году он встречался с Бухариным и Радеком, выразившими полную поддержку его взглядов. Рассказ об этой встрече имеется в книге Густава Хильгера и Альфреда Майера «Несовместимые союзники». Хильгер, переводчик Гитлера, был свидетелем того, как Карл Радек, сидя с Бухариным на подмосковной даче пресс-атташе немецкого посольства Баума, восклицал: «На лицах немецких студентов, облаченных в коричневые рубашки, мы замечаем ту же преданность и такой же подъем, какие когда-то освещали лица молодых командиров Красной Армии и добровольцев 1813 года (имеется в виду заключительный этап наполеоновских войн в Германии). Есть замечательные парни среди штурмовиков...» В 1937 году на процессе "параллельного антисоветского троцкистского центра" Радеку припомнили эти восторги.
Игорь, расскажите о дальнейшей карьере Оберлендера.
Игорь Петров: С Эриком Кохом у Оберлендера вышел конфликт. В 37-м профессора перевели в Грейфсвальдский университет – это Померания, а затем он перебрался в Пражский университет. Тем же годом датируется пара странных, скажем так, статей в журнале "Новое крестьянство" за его подписью. Они выдержаны вполне в духе расовых переселенческих концепций Третьего рейха. Там речь идет о недопустимости смешения польской и немецкой крови на территориях, которые немцы будут заселять. Мол, во время войны использование польских рабочих рук необходимо, а вот после войны и в Германии, и на новых восточных территориях с точки зрения чистоты крови использовать их крайне опасно.
Уже после войны Оберлендер утверждал, что все эти статьи были отредактированы без его ведома, сомнительные пассажи ему не принадлежат. Научная карьера в Праге Оберлендера, видимо, не слишком привлекала, потому что он делает неожиданный пируэт и оказывается в Абвере в качестве специалиста по украинскому вопросу в начале 41-го года. Может быть, не слишком неожиданный, потому что с Абвером он сотрудничал и раньше. Перед самой войной его прикомандировывают к батальону "Нахтигаль", составленного большей частью из украинских, а точнее галицийских националистов Бандеры, где он выполняет роль то ли офицера связи, то ли инструктора, тут данные разнятся.
Сделаем прыжок через 10 лет. В 1950 году живущий в Баварии Оберлендер становится одним из основателей Союза изгнанных. На территории Западной Германии в то время проживало более 8 миллионов выходцев из Западной и Восточной Пруссии, Судет и других потерянных Германией территорий. И это, конечно, была очень мощная политическая сила. Оберлендера избирают сначала в баварский парламент, потом в Бундестаг, наконец в 53-м он становится министром по делам изгнанных. Понятно, что позиция Союза изгнанных и министерства была все время резко антисоветской. И летом 59-го года СССР и его союзник ГДР наносит контрудар: они обвиняют Оберлендера в соучастии в военных преступлениях.
Венцом этого дела стал показательный процесс, который был проведен в 60-м году в Восточном Берлине, конечно, в отсутствии обвиняемого. По совокупности обвинений Оберлендера заочно приговорили к пожизненному заключению.
Владимир Абаринов: Насколько основательны были эти обвинения?
Игорь Петров: Тут вопрос, надо сказать, тонкий. Главное обвинение концентрировалось вокруг событий конца июня – начала июля 41-го года во Львове. СССР, разумеется, не собирался признавать, что перед отходом войск в львовских тюрьмах сотрудниками НКВД были расстреляны несколько тысяч заключенных. СССР перекладывал эту вину на немцев. Это была ложь. В свою очередь Оберлендер не горел желанием распространяться о еврейских погромах, которые начались в городе после прихода Вермахта, которые тоже унесли жизни нескольких тысяч человек.
Конечно, суд в ГДР не был честным, на свидетелей оказывалось давление. Понятно, что доставленные из СССР свидетели плясали под дудку обвинения. С другой стороны, слова Оберлендера, что "Нахтигаль" вошел во Львов без единого выстрела, - это в лучшем случае полуправда. Боя за город действительно не было, но выстрелы зазвучали потом.
Если кратко отвечать на ключевой вопрос, принимали ли бойцы "Нахтигаля" участие в еврейских погромах во Львове, то в этом нет никаких сомнений – да, принимали. Но тут я позволю себе небольшое отступление, потому что историк Борис Соколов в своих книгах и статьях несколько раз повторяет очень странное утверждение: украинские националисты "не причастны к Холокосту, в частности, к уничтожению евреев во Львове в июле 41-го. Это было установлено в ходе расследования на слушаниях в американском Конгрессе еще в 1954-м году".
Тут явно какое-то недоразумение, потому что комиссия Сената по коммунистической агрессии, так называемая комиссия Керстена, действительно заседала в 1954 году, действительно заслушивала некоторых представителей украинских националистов. Я внимательно изучил соответствующие тома, стенограммы комиссии, но обсуждения темы отношения украинских националистов к Холокосту там не обнаружил. Это было бы и странно, потому что эта тема абсолютно лежала вне сферы интересов комиссии, которая была сосредоточена на сборе информации о советских преступлениях и советской военной угрозе. Как раз свидетели из Львова рассказывали о трупах, обнаруженных во львовских тюрьмах после отступления советских войск. Вопроса же о сотрудничестве с немцами свидетели старательно избегали. К примеру, одним из свидетелей был отец Иван Гриньох, который в июне 41-го был капелланом того самого "Нахтигаля". Комиссия ему, разумеется, неудобные вопросы не задавала.
Но вернемся к основной теме. Итак, "Нахтигаль" принимал участие в погромах. Лежит ли на Оберлендере ответственность за это? Гэдээровский суд утверждал, что Оберлендер командовал "Нахтигалем" – это неправда. Никаких письменных свидетельств причастности Оберлендера к преступлениям нет. Тем не менее, моральную ответственность как немецкий офицер, приданный "Нахтигалю", он, конечно, несет. В нужный момент он просто закрыл глаза на происходящее. Конечно, при этом приговор неоправданно суров и обусловлен исключительно политическими мотивами.
Тем не менее свою задачу по разрушению политической карьеры Оберлендера гэдээровский суд в итоге выполнил. Хотя Оберлендер сопротивлялся, Аденауэр отправил его в отставку, и немалую часть своей второй половины жизни, а умер он в почтенном возрасте 93 лет, Оберлендер посвятил судебным процессам против тех, кто, по его мнению, на него клеветал. Я, пожалуй, могу припомнить еще лишь одного человека во второй половине ХХ века, который так долго и упорно сражался за спасение поруганной чести – это Олджер Хисс, о котором вы, Владимир, делали передачу.
И еще об Оберлендере. В 42-43 году он написал и отправил наверх несколько памятных записок, очень смелых, я бы сказал, по любым совершенно меркам. Я честно признаюсь, когда я впервые их читал, - в рамках самозащиты Оберлендер в 60-х годах их переиздал - я не поверил, что в 43-м году он так реально мог писать. Все-таки в каждом из нас живет червячок конспирологии. Но потом я нашел копию одной из записок в архиве оперштаба Розенберга в соответствующей папке рядом с другими меморандумами. Именно 43-й год был зенитом деятельности по написанию докладных записок о желательном изменении политики по отношению к России. И русские, сотрудничавшие с немцами, их писали - мы разговаривали о Кончаловском, и немцы - тот же Штрик-Штрихфельд и более значительные нацистские бонзы, например, Альфред Фрауэнфельд, генеральный комиссар Крыма.
Так вот в последнем меморандуме Оберлендера, который называется "Союз или разграбление", автор старается доказать именно необходимость союза с народами Востока. Основные пункты этого меморандума: отказ от тезиса "унтерменши", сельскохозяйственная реформа на Востоке, развитие самоуправления на оккупированных территориях, позитивная социальная и культурная политика и, что важно, отказ на время войны от любых планов переселения и заселения территорий на востоке как мешающих достижению военных целей. Конечно, посылать такие документы Гиммлеру, для которого немецкая экспансия на восток был фактически идеей-фикс, было не слишком разумно.
Закончилось тем, что военная карьера Оберлендера пошла под откос. В конце 43-го он вернулся в Прагу, где с ним жестко поговорил гауляйтер Франк, посоветовавший для пущей сохранности головы на плечах избегать в дальнейшем всяческой политики. И в 44-м Оберлендер тихо работает в Праге, участвует в некоторых совещаниях оперштаба Розенберга, реферируя по сравнительно малозначимым темам вроде "Транспорт в СССР".
В марте 45-го Оберлендер еще успевает пересечься с власовским движением. Он занимает пост последнего коменданта дабендорфского лагеря, который тогда эвакуировали в Чехию. А в апреле он ведет с американцами переговоры о сдаче в плен военно-воздушных сил Комитета освобождения народов России. На этом война для него закончилась, а послевоенную его историю я уже осветил.
Владимир Абаринов: Но, если не ошибаюсь, в 1993 году берлинский суд реабилитировал Оберлендера, приговор был отменен.
Игорь Петров: Он был реабилитирован, но по формальным причинам. Но было, кроме того, много других различных судов, в том числе были суды в Германии, которые он в большинстве своем выигрывал. Тем не менее и в немецких судах, и в немецких документах есть совершенно конкретные четкие указания на участие как подразделений Вермахта, так и украинских националистов в этих самых погромах, которые в последний день июня – первый день июля во Львове были.
Владимир Абаринов: Сегодня мы будем говорить о немецких союзниках и покровителях Власова, о людях, понимавших пагубность восточной политики Гитлера и выступавших за смягчение оккупационного режима. Они ни в коем случае не были русофилами. Их позиция была чисто прагматической. Они видели в России естественного союзника Германии в борьбе против западных демократий. Их звездным часом стал в 1939 году пакт Молотова – Риббентропа. В дальнейшем они постепенно утрачивали свои позиции в Рейхе. Власовское движение было для них отголоском довоенной идеи советско-германского союза в новых исторических обстоятельствах.
Одна из самых интересных фигур такого плана – Теодор Оберлендер. Агроном по образованию, участник «пивного путча», член НСДАП с мая 1933 года. Оберлендер еще в 20-е годы неоднократно бывал в Советском Союзе. В 33-м году – профессор Кенигсбергского университета, директор Институт восточноевропейской экономики. В 34-м возглавил Институт Восточной Европы в Данциге и стал советником гауляйтера Восточной Пруссии Эриха Коха, впоследствии гауляйтера Украины. Оберлендер был страстным поборником советско-германской дружбы. В 1934 году он встречался с Бухариным и Радеком, выразившими полную поддержку его взглядов. Рассказ об этой встрече имеется в книге Густава Хильгера и Альфреда Майера «Несовместимые союзники». Хильгер, переводчик Гитлера, был свидетелем того, как Карл Радек, сидя с Бухариным на подмосковной даче пресс-атташе немецкого посольства Баума, восклицал: «На лицах немецких студентов, облаченных в коричневые рубашки, мы замечаем ту же преданность и такой же подъем, какие когда-то освещали лица молодых командиров Красной Армии и добровольцев 1813 года (имеется в виду заключительный этап наполеоновских войн в Германии). Есть замечательные парни среди штурмовиков...» В 1937 году на процессе "параллельного антисоветского троцкистского центра" Радеку припомнили эти восторги.
Игорь, расскажите о дальнейшей карьере Оберлендера.
Игорь Петров: С Эриком Кохом у Оберлендера вышел конфликт. В 37-м профессора перевели в Грейфсвальдский университет – это Померания, а затем он перебрался в Пражский университет. Тем же годом датируется пара странных, скажем так, статей в журнале "Новое крестьянство" за его подписью. Они выдержаны вполне в духе расовых переселенческих концепций Третьего рейха. Там речь идет о недопустимости смешения польской и немецкой крови на территориях, которые немцы будут заселять. Мол, во время войны использование польских рабочих рук необходимо, а вот после войны и в Германии, и на новых восточных территориях с точки зрения чистоты крови использовать их крайне опасно.
Уже после войны Оберлендер утверждал, что все эти статьи были отредактированы без его ведома, сомнительные пассажи ему не принадлежат. Научная карьера в Праге Оберлендера, видимо, не слишком привлекала, потому что он делает неожиданный пируэт и оказывается в Абвере в качестве специалиста по украинскому вопросу в начале 41-го года. Может быть, не слишком неожиданный, потому что с Абвером он сотрудничал и раньше. Перед самой войной его прикомандировывают к батальону "Нахтигаль", составленного большей частью из украинских, а точнее галицийских националистов Бандеры, где он выполняет роль то ли офицера связи, то ли инструктора, тут данные разнятся.
Сделаем прыжок через 10 лет. В 1950 году живущий в Баварии Оберлендер становится одним из основателей Союза изгнанных. На территории Западной Германии в то время проживало более 8 миллионов выходцев из Западной и Восточной Пруссии, Судет и других потерянных Германией территорий. И это, конечно, была очень мощная политическая сила. Оберлендера избирают сначала в баварский парламент, потом в Бундестаг, наконец в 53-м он становится министром по делам изгнанных. Понятно, что позиция Союза изгнанных и министерства была все время резко антисоветской. И летом 59-го года СССР и его союзник ГДР наносит контрудар: они обвиняют Оберлендера в соучастии в военных преступлениях.
Венцом этого дела стал показательный процесс, который был проведен в 60-м году в Восточном Берлине, конечно, в отсутствии обвиняемого. По совокупности обвинений Оберлендера заочно приговорили к пожизненному заключению.
Владимир Абаринов: Насколько основательны были эти обвинения?
Игорь Петров: Тут вопрос, надо сказать, тонкий. Главное обвинение концентрировалось вокруг событий конца июня – начала июля 41-го года во Львове. СССР, разумеется, не собирался признавать, что перед отходом войск в львовских тюрьмах сотрудниками НКВД были расстреляны несколько тысяч заключенных. СССР перекладывал эту вину на немцев. Это была ложь. В свою очередь Оберлендер не горел желанием распространяться о еврейских погромах, которые начались в городе после прихода Вермахта, которые тоже унесли жизни нескольких тысяч человек.
Конечно, суд в ГДР не был честным, на свидетелей оказывалось давление. Понятно, что доставленные из СССР свидетели плясали под дудку обвинения. С другой стороны, слова Оберлендера, что "Нахтигаль" вошел во Львов без единого выстрела, - это в лучшем случае полуправда. Боя за город действительно не было, но выстрелы зазвучали потом.
Если кратко отвечать на ключевой вопрос, принимали ли бойцы "Нахтигаля" участие в еврейских погромах во Львове, то в этом нет никаких сомнений – да, принимали. Но тут я позволю себе небольшое отступление, потому что историк Борис Соколов в своих книгах и статьях несколько раз повторяет очень странное утверждение: украинские националисты "не причастны к Холокосту, в частности, к уничтожению евреев во Львове в июле 41-го. Это было установлено в ходе расследования на слушаниях в американском Конгрессе еще в 1954-м году".
Тут явно какое-то недоразумение, потому что комиссия Сената по коммунистической агрессии, так называемая комиссия Керстена, действительно заседала в 1954 году, действительно заслушивала некоторых представителей украинских националистов. Я внимательно изучил соответствующие тома, стенограммы комиссии, но обсуждения темы отношения украинских националистов к Холокосту там не обнаружил. Это было бы и странно, потому что эта тема абсолютно лежала вне сферы интересов комиссии, которая была сосредоточена на сборе информации о советских преступлениях и советской военной угрозе. Как раз свидетели из Львова рассказывали о трупах, обнаруженных во львовских тюрьмах после отступления советских войск. Вопроса же о сотрудничестве с немцами свидетели старательно избегали. К примеру, одним из свидетелей был отец Иван Гриньох, который в июне 41-го был капелланом того самого "Нахтигаля". Комиссия ему, разумеется, неудобные вопросы не задавала.
Но вернемся к основной теме. Итак, "Нахтигаль" принимал участие в погромах. Лежит ли на Оберлендере ответственность за это? Гэдээровский суд утверждал, что Оберлендер командовал "Нахтигалем" – это неправда. Никаких письменных свидетельств причастности Оберлендера к преступлениям нет. Тем не менее, моральную ответственность как немецкий офицер, приданный "Нахтигалю", он, конечно, несет. В нужный момент он просто закрыл глаза на происходящее. Конечно, при этом приговор неоправданно суров и обусловлен исключительно политическими мотивами.
Тем не менее свою задачу по разрушению политической карьеры Оберлендера гэдээровский суд в итоге выполнил. Хотя Оберлендер сопротивлялся, Аденауэр отправил его в отставку, и немалую часть своей второй половины жизни, а умер он в почтенном возрасте 93 лет, Оберлендер посвятил судебным процессам против тех, кто, по его мнению, на него клеветал. Я, пожалуй, могу припомнить еще лишь одного человека во второй половине ХХ века, который так долго и упорно сражался за спасение поруганной чести – это Олджер Хисс, о котором вы, Владимир, делали передачу.
И еще об Оберлендере. В 42-43 году он написал и отправил наверх несколько памятных записок, очень смелых, я бы сказал, по любым совершенно меркам. Я честно признаюсь, когда я впервые их читал, - в рамках самозащиты Оберлендер в 60-х годах их переиздал - я не поверил, что в 43-м году он так реально мог писать. Все-таки в каждом из нас живет червячок конспирологии. Но потом я нашел копию одной из записок в архиве оперштаба Розенберга в соответствующей папке рядом с другими меморандумами. Именно 43-й год был зенитом деятельности по написанию докладных записок о желательном изменении политики по отношению к России. И русские, сотрудничавшие с немцами, их писали - мы разговаривали о Кончаловском, и немцы - тот же Штрик-Штрихфельд и более значительные нацистские бонзы, например, Альфред Фрауэнфельд, генеральный комиссар Крыма.
Так вот в последнем меморандуме Оберлендера, который называется "Союз или разграбление", автор старается доказать именно необходимость союза с народами Востока. Основные пункты этого меморандума: отказ от тезиса "унтерменши", сельскохозяйственная реформа на Востоке, развитие самоуправления на оккупированных территориях, позитивная социальная и культурная политика и, что важно, отказ на время войны от любых планов переселения и заселения территорий на востоке как мешающих достижению военных целей. Конечно, посылать такие документы Гиммлеру, для которого немецкая экспансия на восток был фактически идеей-фикс, было не слишком разумно.
Закончилось тем, что военная карьера Оберлендера пошла под откос. В конце 43-го он вернулся в Прагу, где с ним жестко поговорил гауляйтер Франк, посоветовавший для пущей сохранности головы на плечах избегать в дальнейшем всяческой политики. И в 44-м Оберлендер тихо работает в Праге, участвует в некоторых совещаниях оперштаба Розенберга, реферируя по сравнительно малозначимым темам вроде "Транспорт в СССР".
В марте 45-го Оберлендер еще успевает пересечься с власовским движением. Он занимает пост последнего коменданта дабендорфского лагеря, который тогда эвакуировали в Чехию. А в апреле он ведет с американцами переговоры о сдаче в плен военно-воздушных сил Комитета освобождения народов России. На этом война для него закончилась, а послевоенную его историю я уже осветил.
Владимир Абаринов: Но, если не ошибаюсь, в 1993 году берлинский суд реабилитировал Оберлендера, приговор был отменен.
Игорь Петров: Он был реабилитирован, но по формальным причинам. Но было, кроме того, много других различных судов, в том числе были суды в Германии, которые он в большинстве своем выигрывал. Тем не менее и в немецких судах, и в немецких документах есть совершенно конкретные четкие указания на участие как подразделений Вермахта, так и украинских националистов в этих самых погромах, которые в последний день июня – первый день июля во Львове были.
