Ссылки для упрощенного доступа

"Когда-нибудь увидим небо в алмазах, но случится это не скоро. Надежд на то, что появится Путин 2.0 или Медведев 2.0, нет!"


Дмитрий Медведев, май 2012
Дмитрий Медведев, май 2012

Михаил Соколов: Владимир Путин 7 мая вступил на пост президента России. На пост премьера назначил, как было обещано, бывшего президента Дмитрия Медведева.

Медведев вместо Путина отправился послом на встречу G8 в Кэмп-Дэвид, а президент – вместо премьера формировал правительство, на самом деле приглядывая за продолжавшимися без остановки с 6 мая акциями протеста. И, похоже, Путин лично в ручном режиме решал, что можно: 15-тысячную прогулку писателей разрешить, лагеря протестующих – разгонять.

В итоге долгих консультаций к 22 мая состав правительства России, формально обновился на две трети.
Создали Министерство труда и Минздрав, убрали в тень в Совет безопасности с должности министра внутренних дел Рашида Нургалиева, а на посту министра культуры появился плодовитый патриот-писатель на исторические темы Владимир Мединский.

Кабинет Дмитрия Медведева столкнется с серьезными фундаментальными проблемами, даже если в его состав вошли в качестве вице-премьеров Аркадий Дворкович и Ольга Голодец, а министром финансов остался Антон Силуанов подчеркивает главный аналитик компании ФБК доктор экономических наук Игорь Николаев:

Игорь Николаев: Я считаю, что по большому счету политика правительства не изменится. Тот же новый вице-премьер Аркадий Дворкович имел непосредственное отношение к тем решениям, которые у нас появлялись в экономической политике.

Но, на мой взгляд, все-таки все те люди, которые будут работать в правительстве, просто недооценивать серьезность тех ограничений, в которых им придется работать. Очень серьезные ограничения.
Предыдущие годы, как известно, особенно в первую более острую волну кризиса, государство взяло на себя существенные обязательства, бюджетные обязательства не снижаемого характера. По оценке главы Минфина Антона Силуанова, 80% у нас бюджетных обязательств – это обязательства неснижаемого характера. В таких условиях с такими обязательствами, плюс неопределенность мировой экономики, а точнее ухудшение состояния мировой и европейской экономики, на мой взгляд, эти люди, да на самом деле все, кто вошел бы в состав правительства, не смогут по большому счету, какие там реформы, будут озабочены только тем, что как бы выполнить эти обязательства, потому что, естественно, от них будут требовать этого. Они будут работать в условиях ограничений.

Но целый ряд людей сами приложили усилия или не сопротивлялись, из-за чего у нас появились ограничения, о которых я уже сказал. Поэтому люди неплохие, многих мы знаем как весьма профессиональных товарищей, специалистов. Но в этих условиях, я думаю, непросто им будет – это мягко сказано.

Михаил Соколов: Растет усталость от Владимира Путина, его образ тускнет, программа из 13 указов не впечатляет, кризис Евросоюза может ударить по экономике России, социальные настроения ухудшиться после повышений тарифов с 1 июля. Предстоит трудная осень. Кризис невозможно преодолеть без политических решений, противоречащих предвыборным обещаниям Владимира Путина.

Выбор пути и задачи правительства Медведева обсуждали и на круглом столе газеты "Ведомости", и в дискуссии в компании ФБК.
Бывший министр финансов профессор Алексей Кудрин предупредил, что ситуация сейчас очень хрупкая – Россия подсела на растущие нефтегазовые доходы, и любое их падение может привести к катастрофе.

Алексей Кудрин: Думаю, что перед Россией стоят те же проблемы, что и два года назад, и после кризиса, и перед кризисом. Мы испытываем зависимость от наших минеральных ресурсов, от их добычи и экспорта. И эти риски связаны с фундаментальными показателями экономики, зависящими от нефти, по-прежнему остаются основными.

До кризиса и после кризиса мы старались справиться с этой зависимостью, прежде всего поддерживая определенный уровень сбережений нефтяных доходов в соответствующих фондах. Часто, как правило, считают, что накапливание резервного фонда как подушки безопасности с целью компенсировать выпадающие доходы в связи со снижением цен на нефть, является основной нашей задачей. Это не главная задача – это важная очень задача, она нам серьезно помогла в период кризиса, но у нас остается в целом зависимость от поступления на рынок, в том числе российский, нефтегазовых ресурсов, что увеличивает денежное предложение. В это же время создает риски инфляции и создает дополнительные риски укрепления национальной валюты.

По моим оценкам за 11 лет, даже с учетом девальвации во время кризиса, реальный курс рубля укрепился на 75%. Это серьезно меняет курс для российских и импортеров, и экспортеров. Наш импорт увеличился за эти годы существенно. Если в 2005 году импорт составлял 164 миллиарда долларов, то в прошлом году он составил 413 миллиардов долларов.

Мы подсели серьезно на эти ресурсы. Импорт продолжает увеличиваться – это создает хрупкую ситуацию, когда любые изменения цен на нефть в сторону снижения будут влиять на курс, и на импорт – это существенное изменение правил игры.
Но еще один существенный риск то, что поступающие средства через каналы компаний, которые добывают нефть и газ, которые выносят эту выручку на рынок, используют эти доходы от нефтегаза и дальше используют – это каналы неэффективного инвестирования средств в российскую экономику. Эти кампании, как правило, инвестируют не в самые эффективные проекты. Эти средства, тем не менее, попадая в экономику, создают существенный спрос. Возникает ощущение, что у нас все неплохо, спрос расширяется, можно продавать продукцию без модернизации, как и раньше.

Мы живем в такой несколько искусственной среде. Ощущение благополучия в то время, как экономика не имеет достаточного стимула для модернизации и инновации. И сейчас нам нужно менять модель, создавать экономику предложения, которая предполагает более серьезный контроль над доходами от нефти и газа, возврат к правилу бюджетному. То есть прежде всего государство, получая доходы от нефти и газа, должно четко определить, сколько должна доходов истратить.

В пример я, прежде всего, беру Норвегию, которая жестко определила в законодательстве это. Конечно, вопрос так же будет упираться в инвестиционный климат. Мы быстрее почувствуем нашу зависимость от инвестиционного климата, от работы всех институтов, а не только от накачки средств через бюджет.
Поэтому сейчас, когда идет дискуссия, как нам дальше жить, как определить правило отсечния, давайте среднюю за 10 лет цену на нефть брать или среднюю за три года.
Если мы сейчас на это правило определимся, как среднее за 10 лет и тем более среднее за 3 года, то это означает, что по средней за 10 лет нам бы сейчас пришлось жить при цене на нефть около 60 долларов.

Сразу скажут: это слишком долго для сегодняшнего дня. Минфин говорит: хорошо, мы тогда избираем переходный период, и к 2016 году мы должны выйти на это правило в результате некоего переходного периода. В 2016 году, допустим, это будет 82 доллара. Минэкономразвития говорит: это слишком тоже жестко, мы не готовы жить при доходах формирования бюджета при 82 доллара. Предлагаем среднюю за три года – 110 долларов на сегодня. Вот это хорошо. А если у нас будет 120 держаться цена на нефть, то это означает, что в ближайшие годы она может подрасти. То есть мы будем продолжать увеличивать свою зависимость от нефтегазовых доходов.

Но как только цена упадет, жизнь не будет подчиняться средней за 10 лет или за 3 года, то нам придется встретиться с более острой проблемой. Еще более острой, если мы будем опираться на трехлетнюю среднюю.

Я предлагал взять стабильный показатель – 90, допустим, долларов как компромисс, но как постоянную цену, меняя ее на цену инфляции в США, тем самым жить вокруг одной постоянной величины. Уже сейчас бюджет перешел к новому уровню зависимости от цены на нефть, она уже выше 112 долларов, по прогнозам она была 117, будет эта зависимость. То есть нам придется тратить от нефти 117 долларов, чтобы сбалансировать бюджет без дефицита. А если все основные обещания в ближайшем будущем исполнять, то это будет и 120, и 130, и, наверное, еще выше.

Сейчас пока правительство топчется на месте, пытаясь определиться по этой цене, но уже обсуждая, как правило, уровень зависимости 120 и больше. Это не является рациональным выбором.

Михаил Соколов: Иную концепцию отстаивал замминистра экономики России Андрей Клепач. Он доказывал, что предложение ограничить расходы бюджета трудновыполнимо, и где тогда делать секвестр? А государству нужны средства на развитие. В том числе и социальные сферы.

Андрей Клепач: Бюджетные правила - вещь очень сложная, но, перефразируя шутку, есть вещи поважнее. По сути дела я согласен с Алексеем Леонидовичем, наше министерство занимает общую позицию, что бюджетные правила нужны и к ним надо переходить. Какая формула этих бюджетных правил, действительно, надо уточнить. Это может быть и то, как сказал Алексей Леонидович, 90 долларов и дальше по американской инфляции.

В принципе цена за последние три года будет даже ниже – где-то 83. Если с учетом 12 года, будет около ста. Но дело даже не в общей цифре – это можно все проработать. Здесь скорее вопрос более общий, по которому пока нет консенсуса. Цена, что 90, что 100 так или иначе означает некоторый секвестр в бюджете. Потому что внешние расходы соответствуют цене 110-115 долларов, смотря как считать.

И за счет чего проводить этот секвестр, каковы приоритеты бюджетных расходов, а за этим вопрос более фундаментальный – вообще, каковы приоритеты экономической политики и как нам совместить задачи развития, задачи модернизации с задачами поддержания бюджетной и в целом макроэкономической сбалансированности. А бюджетные правила на это и направлены, как проводить государственную инвестиционную политику, то есть концентрировать ресурсы на развитие инфраструктуры.

Масштабы предполагались на самом деле намного больше, чем те, которые сейчас реально государство тратит на развитие инфраструктуры. Потому что мы, к сожалению, за все эти годы не смогли даже сделать нормальную магистраль Москва – Питер. Доехать от Москвы до Питера, конечно, не так, как во времена Екатерины и Радищева, но сделать первоклассную дорогу за все эти годы мы, к сожалению, не смогли, хотя есть отдельные участки.
Практически очень многое, что мы делаем, но не означает, что есть отдельные участки, отдельные фрагменты, но целиком построенной системы у нас нет.

Если брать общее соотношение зарплаты и пенсии, где-то на уровне 30%, то мы предполагали достичь этой планки в 20 году. Перед кризисом и в самом кризисе были приняты очень серьезные социальные обязательства. Причем, если дорогу можно перестать строить, что мы, собственно, и сделали во время кризиса, то социальные обязательства, приняв, уже не отменишь. И мы подняли вот это соотношение пенсии и заработной платы до 35-36%, то есть намного выше, чем тогда предполагалось. Мы так же приняли значительно более высокие, чем даже в наших достаточно, как мы считали, высоких и рискованных расчетах по оборонке, реальность превзошла даже наши расчеты.

Мы действительно сейчас находимся в условиях, когда маневрировать довольно сложно. В действительности нет больших дефицитов бюджета, но дисбаланс между нефтегазовым бюджетом и в целом бюджетными обязательствами большой, порядка 1-12% ВВП. И с такого рода обязательствами сократить его даже в среднесрочной перспективе точно не получится и в долгосрочной достаточно сложно. Поэтому пространство для маневра здесь очень ограничено.

Для того, чтобы осуществить модернизацию, поддержать экономическое развитие, мы должны увеличить расходы, потому что реформы, модернизация стоят денег.
Здесь, конечно, главный вопрос – это содержание самих этих мероприятий, самих преобразований в той же сфере образования, здравоохранения, науки. Но все эти оценки показывают, что мы должны существенно увеличить государственные расходы, рассчитывая на то, что частник пойдет за этим.

Если брать, допустим, ту же инфраструктуру, сейчас у нас государственные расходы, включая региональные бюджеты, наверное, около 2% ВВП. На самом деле это меньше, чем тратит Китай, у Китая порядка 5 с лишним процентов, но меньше, чем тратит на свою транспортную структуру Чехия. Расходы на образование, на здравоохранение у нас находятся на уровне Индии и других развивающихся стран.

Если мы хотим быть конкурентоспособными, то мы так или иначе должны идти на очень серьезные реформы в этих секторах. Но это и вопрос социальных сдвигов. Так или иначе, значительная или большая часть людей, которые заняты интеллектуальным трудом в секторе общественных услуг, они не являются средним классом. Примерно 20-22% населения попадают в эту группу. Это в основном те, кто заняты в нефтегазовом комплексе, те, кто относится к руководству в научных, образовательных учреждениях, здравоохранении, те, кто заняты в финансовом секторе.

Основная часть лиц, которые заняты интеллектом, созданием инноваций, не принадлежит к среднему классу. Для того, чтобы здесь иметь действительно другое общество, а не только другую экономику, люди должны иметь возможность своим трудом обеспечить себе уровень, который конкурентоспособен и сопоставим с тем, что платят врачам и преподавателям в европейских странах. Но мы получим другой облик России.
Однако, все эти вещи означают серьезную бюджетную нагрузку. Одна из ключевых развилок, которые здесь возникают – это развилка между пенсионной системой и остальными расходами бюджета. Дефицит пенсионной системы при сложившихся правилах, если не идти на существенные налоговые льготы и не повышать дальше, наоборот, размер страховых выплат, он будет составлять где-то 2% ВВП и к 20 году выйдет на уровень 3% ВВП, дальше до 4.

Это означает, что для того, чтобы бюджетная система в целом, и в основном это федеральный бюджет, была бездефицитной, по остальным расходам и доходам должна иметь такой же профицит, то есть 3-4 пункта ВВП, что, естественно, несовместимо не только с нашими оборонными обязательствами, но и с расходами на развитие.

Михаил Соколов: В результате выступления замминистра экономики Андрея Клепача возникла дискуссия между ним и бывшим министром финансов Алексеем Кудриным

Алексей Кудрин: Я так понял, что если расходы на социальные обязательства сократить не дают, если расходы по обороне сократить не дают, то что же нам делать, если нам еще строить инфраструктуру. И тогда у нас другого выхода нет – завышать эти расходы с учетом расходов на инфраструктуру. Если так рассуждать, а я понимаю, что в такой зависимости Минэкономразвития находится, и я находился до последнего времени, считаю, что сейчас выборная ситуация и социальными точно не дадут. С военными не согласен, как известно. Но после выборов нужно ставить вопрос структурных изменений, в том числе в части консолидированного бюджета в целом. И в этой связи ответ: если мы триллион на пенсии тратим из бюджета как дефицит и не видим его изменения, то тогда да, у нас все будет плохо и будем ослаблять политику.

Если мы оборонные расходы, приняли решение, что только такие, и даже на 15 лет нельзя развернуть эту же программу, которая на 10 лет, а я каждый раз утверждаю, что она неоправданна на 10 лет, она не нужна на 10 лет. Исходя из содержательных вопросов, не только баланса бюджета, исходя из содержательной программы, с которой я знаком, то тогда да, тогда Минэкономразвития и экономический блок зажат в углу и структурных реформ не провести.
Я просто об этом хотел сказать, поскольку не в среднем по 15% я смотрел бы по министерству.

В программе "Стратегия 2020", там предложено, там есть вещи, с которыми я не соглашусь, но в целом там предложен структурный маневр. Например, напомню три цифры. На оборону и безопасность по полпроцента с каждого снимается, в среднем 1% от нынешнего уровня расходов. На субсидии экономики снимается на 2,8% ВВП, предлагается снять, но увеличить на 1,8 строительство инфраструктуры. И кроме того, на 1% примерно повышение расходов на образование, и 1% на здравоохранение – это из "Стратегии 2020" я называю цифры. Вполне разумный структурный маневр. Исходя не из одного года, а исходя постепенно, в течение десятилетия провести. Реалистичный, вполне разумный подход.

Сейчас, получается, мы его не обсуждаем. Сейчас мы к этому изменению не готовы. Поэтому я сказал, что в значительной степени, процентов на 90 согласен с предложениями "Стратегии 2020", но правительство, похоже, сейчас не обсуждает возможность такого маневра.

Андрей Клепач: Вы знаете, что правительство обсуждает, поскольку обсуждение "Стратегии 2020" идет с обсуждением министерств. Минфин занял такую позицию, что как таковой маневр должен выражаться в нулевом балансе, то есть увеличение на 2% расходов и сокращение на 2%, что, на мой взгляд, абсолютно нереалистично. Больших возможностей сокращать, в отличие от экспертов, мы не видим.
Даже с учетом того, что можно сдвинуть часть расходов на оборону и безопасность, все равно у экспертов 4 и 2, то есть увеличение на 2%, наша оценка - 3 минус, условно, полтора. Но все равно это определенный дефицит.
Просто получить баланс, на 2% что-то увеличить и на 2 снизить, таких возможностей мы не видим. Хотя вы правы, можно спорить о цифрах, но определенный структурный маневр нужно проводить.

Алексей Кудрин: Я согласен с тем, что я не считаю, что это конечная формула "плюс 4 минус 2", она правильная. Я считаю, что "плюс 2 минус 2" – это как минимум нужно добиваться. И я вижу те резервы, которые могли бы там быть. Но я вижу для другого даже маневры резервов.
Моя модель другая: минус 4 плюс 2. И готов доказать, как ее реализовать. Но это нужно быть готовым к реформам и требуется поддержка общества для такого. Это означает новый договор с обществом о том, что мы хотим сделать рывок, перестроить экономку не на нефтяную модель, то давайте его сделаем, и это возможно.
Но сегодня, похоже, власть, которая сейчас определяется не получила такого мандата, не готова на этот вариант.

Михаил Соколов: Исполнительный директор Фонда экономических исследований «Центр развития» Наталья Акиндинова отметила разрыв между либеральными словами Медведева и совсем нелиберальными решениями президента и премьера, сформировавшими все большую зависимость России от мирового нефтегазового рынка

Наталья Акиндинова: Зависимость бюджета от нефтегазовых доходов выросла, причем как из-за того, что он был в большой степени потрачен на накопленный до этого резервный фонд, так и из-за того, что доля от нефтегазовых доходов в структуре бюджета увеличилась, она составляет в начале 12 года больше 50%, такого не было раньше.
И связано это не только с увеличением налоговой нагрузки на нефтегазовый сектор, но и с тем, что эластичность остальной, не сырьевой экономики по росту цен на нефть уменьшилась по сравнению с докризисной. Цены на нефть в меньшей степени генерируют прирост доходов в частном секторе и, соответственно, налоговых поступлений.

Параллельно с этим процессом, который повысил общую уязвимость экономики, произошло усиление зависимости населения от поступлений из бюджета. Если в 2006-7 году около 20% доходов населения составляли выплаты из бюджета в виде пенсий, социальных выплат, в виде зарплат бюджетников, во время кризиса эта доля увеличилась примерно на 30%. Принятые последние решения по повышению выплат силовикам, зарплаты бюджетникам, такие долгосрочные, долгоиграющие решения будут вести к тому, что эта доля бюджета в формировании доходов населения, соответственно зависимость населения, больших его слоев от бюджета, растет. Доля людей, которые заняты в компаниях с госучастием, в государственных корпорациях, которые обеспечивают государственные закупки, то есть вся эта часть доходов явно увеличилась в последние годы.

Усилилась зависимость даже так называемого рыночного сектора экономики от бюджета к иностранным займам, к кредитам. Сейчас этот источник в значительной мере иссяк, и в большей степени предприятия ориентируются на сотрудничество с государством, бюджетом. Принято решение по увеличению масштабному закупок оборонного характера. Общая эффективность экономики, как мы знаем, у нас в госсекторе совершенно неудовлетворительная. Сейчас эта зона расширяется.

Михаил Соколов: Сейчас Россия находится в зоне стагнации, все с теми же нерешенными проблемами, что и 10 лет назад, - считает бывший глава Центробанка России, председатель наблюдательного совета банка ВТБ профессор Сергей Дубинин.

Сергей Дубинин: С точки зрения задач, которые Россия решала и будет решать в ближайшее десятилетие, я бы все-таки сопоставлял наши проблемы не со странами БРИКС, решаемый круг проблем, которые решают сейчас восточноевропейские страны. Нам надо наращивать инвестиции. Выбор стоит между тем, чтобы отмобилизовать что-то в бюджет, постараться набрать средства и инвестировать в это дело.

Министерство экономики сейчас примерно это и предлагает, то есть произвести определенный, прежде всего бюджетный маневр с средствами, попытаться сконцентрироваться на решении задач демилитаризационных. Как это сочетать с уже принятыми обязательствами по социальным расходам, по провозглашенным обязательствам по военным расходам, не вижу очевидного способа. Потому что просто увеличение налогов, как я понимаю, не улучшает, а ухудшает инвестиционный климат.

Другой вариант – это привлечение инвестиций, причем и российских инвестиций привлечение, и иностранных. Здесь разговор мы не первый раз ведем об изменении институциональной основы. Те институты, включая нашу систему законодательства, исполнения законов, институты, соответственно, политические, не вызывают доверия у инвестора.

Крупнейший зарубежный инвестор сегодня в российскую экономику, если говорить о странах, - это Кипр. Все понимают, что это очевидно российские деньги, пропущенные через оффшоры, но они вкладываются в Россию. Но попытка получить юридическую защиту, англосаксонское право, возможности решать в международных судах проблемы деловые и в какой-то, безусловно, степени попытка "оптимизировать" налоговые выплаты.

Первое, что нужно сделать – это юридические, социальные, политические гарантии частной собственности в нашей стране. Нам нужно закончить с темами пересмотров старых итогов, а скорее то, что я назвал когда-то новой приватизацией, я бы предложил постараться новую приватизацию провести в форме зачисления на счета пенсионного фонда каждому уже пенсионеру и будущему пенсионеру, для всего населения страны просто раздать по 25% акции всех государственных компаний, чтобы люди почувствовали, что они владеют чем-то в этой сфере. Помимо собственной квартиры, помимо может быть какого-то загородного домика, люди должны понять, что они владеют и в экономике.

Михаил Соколов: Реализации идея новой приватизации госкомпаний и госкорпораций, как считает Сергей Дубинин, создаст массовый слой собственников, ныне в России отсутствующий.

Научный руководитель Высшей школы экономики профессор Евгений Ясин уверен в том, что многие экономисты, обсуждая будущую политику правительства Медведева, не говорят о главном - об изменении институтов, которое может дать иное качество развития.

Евгений Ясин: Пока вы находитесь на этом уровне, можно требовать, чтобы правительство принимало какие-то решения, политика тогда будет лучше, мы обеспечиваем бюджетные правила, у нас будет бездефицитный бюджет. Я согласен, это все важно.
Я считаю, что подвиг Алексея Леонидовича Кудрина заключался в том, что он охранял государственные деньги не потому, что их слишком много, как в Норвегии, а потому что обстановка была такая, что у нас они были бы истрачены бессмысленно. И сам по себе этот факт очень важен.

Раньше мы получали ресурсы, которые мы могли накапливать в виде дорогой нефти, газа и так далее.
А сейчас мы попали в ситуацию, когда этого источника как прежде быстрорастущего не будет, но мы должны понять: у нас есть какие-то факторы другие, которые мы можем предложить обществу для того, чтобы поддержать экономический рост. Есть – это деловая активность. Но мы должны понять, что если мы получим деловую активность, то нам нужны серьезные институциональные изменения, которые вызвали бы доверие у бизнеса к государству и обществу. Я говорю о таком треугольнике недоверия между государством, бизнесом и обществом, которое существует. И пока этот треугольник не поменяется, в нем не созреет новая ситуация, мы никуда не денемся.

Все эти разговоры о том, что у нас все хорошо, что мы лучше других стран, что сегодня 4% рост, а завтра будет 4,3 или 4,5 – это все ерунда, не то, что ерунда, это грамотные разговоры, но они сами по себе подъема России, нового использования ее возможностей не дадут.

Но надо решиться на серьезные институциональные изменения, на защиту прав собственности, на верховенство закона. Самые болезненные меры, я бы сказал, российской традиции. Решиться на то, чтобы была обеспечена экономическая, политическая конкуренция. Это катехизис нового этапа развития Россия.

Если вы не собираетесь это делать, скажем, потому что это создает некие угрозы для правящей элиты, все, отдыхайте, красавцы все, вывозите капитал за границу, и там все будет хорошо. А у нас, по крайней мере, хуже не будет, я не ожидаю никаких потрясений.

Если вы думаете, что мы, не решая проблемы уверенности людей в торжестве закона, который в России заменяется понятиями до сих пор, если мы что-то можем сделать, то мы просто теряем время, потому что та цивилизация, ради которой мы осуществляли реформы в свое время – это цивилизация, основанная на праве. Вы выигрываете от того, что у вас, по словам Норта, порядок открытого доступа. Если вы не создаете эти условия, то вы не выигрываете. Это, конечно, труднее понять, чем распорядиться энным количеством миллиардов долларов или миллионов тонн нефти.

Но это другой этап. Он наступил на самом деле в России как раз сразу после трансформационного кризиса, могли раньше это начать. Но, как вышло, так вышло. Но сейчас это надо делать.

Предположим, взаимоотношения между бизнесом и правосудием, что там происходит? Мало сказать, что недоверие, ведь каждый считает, что он прав. Существует такое убеждение, что просто представители системы правосудия борются за свое право брать взятку и бить по морде, то это не сосем так. На самом деле они убеждены, что они обязаны сдерживать этих жлобов, этих спекулянтов, которые со стороны бизнеса норовят обобрать потребителей и государство. Если вы спросите предпринимателей: а как мы иначе можем работать?

У нас ситуация такая, что количество предпринимателей, которые сидят, осужденных, по отношению к общему числу осужденных, в 10 раз выше, чем в среднем по другим статьям. Это те люди, которые должны поднимать российскую экономику. Мы же сами прекрасно понимаем, что предпринимательство – это активная часть общества, которая нацелена на то, чтобы был бизнес, зарабатывать и создавать новые цены.

Были времена, когда у них были первоначальные инстинкты, позывы, сейчас может быть что-то другое. Надо все-таки дать возможность развиваться этим началам. Но когда вы все время живете по такому принципу, что лучше не высовываться, то лучше пойти, пробиться к начальнику какому-то и добиться его благосклонности. И потом уже можно чего-то реализовать.

Я пытался провести небольшое экспресс-исследование в двух отраслях – в черной металлургии и нефтяной промышленности. Мои первые впечатления – в черной металлургии все хорошо. Почему? Потому что сколько эти металлурги ни ходили к начальникам, те их посылали и ничего не делали. Например, требуют взять, посадить такого-то. А его не сажают. В металлургии эти методы не работают, хотя высококонцентрированная отрасль, большие советские комбинаты. Но там самый высокий уровень производительности по отношению к уровню Соединенных Штатов – 33%, у нас выше нигде нет.

Берем нефть – это же наша слава! Такого безобразия, как в нефтяной промышленности, редко где сыщешь. Потому что проблема с организацией добычи подчинена каким-то совершенно нерациональным с точки зрения государства мотивам.
Нефтепереработка в России развивается в силу того, что у нас сохраняются экспортные пошлины, потому что заработать там можно больше, чем добывая нефть. Хотя нефть относительно на мировом рынке дороже, но никто не делает нефтепереработку, как экспортную отрасль.

Я могу назвать еще отрасли. Например, жилищный рынок – у нас там просто безобразие. Я имел очень большие надежды, что после того, как мы выйдем из кризиса, жилье будет хорошим рынком, что по цене 300-400 долларов за квадратный метр, большая часть российского населения благодаря ипотеке сможет получить доступ к жилью. Где там! У нас на жилье в эти годы цены росли с такой же скоростью, как на нефть.

Как будет развиваться хозяйство? Оно будет развиваться все равно, у меня в этом нет никаких сомнений. Когда-нибудь увидим небо в алмазах, но случится это не скоро.

Михаил Соколов: Главный эксперт компании «МК-Аналитика» Олег Буклемишев обратил внимание на то, что власть не воспользовалась «нефтяным дивидендом» для того, чтобы начать реформы. 4-летка Медведев-Путин окончилась для экономики застоем.

Олег Буклемишев: Индекс ВВП – это плохой индикатор того, что на самом деле происходит в экономике и каковы настроения людей, которые живут в этом обществе, которое кормит экономика. И поэтому я решил посмотреть на эту проблему несколько иначе – с точки зрения самих критериев, сформулированных Медведевым.

Критерии он сформулировал один постфактум – это январь 2012 года, где он на одном из заседаний, посвященном обсуждению стратегии 2020 или 2030, заявил, что экономическая политика должна быть сбалансированной, выверенной, рассчитанной на долгосрочную перспективу, не должна быть подвержена политике.

Так вот, за весь этот период, действительно страна прошла через очень интересный цикл, от пикового роста, от разогретых предельно рынков потребительских, рынка недвижимости и хороших показателей, до этого резкого, очень глубокого, практически беспрецедентного для стран сопоставимого с нами уровня развития кризисом, до беспрецедентного выброса денег туда, куда надо, и туда, куда не надо в том числе, и выкарабкивание из кризиса. Мы прошли такой цикл и сейчас опять начинается шапкозакидательство, уже, наверное, чуть более умеренное, чем 4 года назад.

Обращу внимание на ситуацию в тех отраслях или тех приоритетах, которые он сам выделил, выступая на Красноярском форуме в 2008 году, а именно 4 "И", потом они стали 5 "И" – инфраструктура, инвестиции, инновации, институты и пятый был добавлен интеллект.

Да, инфраструктура более-менее понятно: там, где что-то делалось, делалось в таком довольно показушном духе. И где действительно достигнуты успехи, те, кто летает из московских аэропортов, видят, что на самом деле в Москве появился хороший аэропорт.
Но если начать перечислять, что аэропорт Шереметьево обошелся в четыре раза дороже, чем тендерная цена, которая была названа в 2003 году, когда результат тендера был объявлен недействительным. Я могу вспомнить про тот же мост во Владивостоке на острове Русский, про расширение стадионов, вокзалов и так далее.

Где-то, конечно, рост инфраструктурный есть, дороги с новым покрытием, их протяженность по-прежнему снижается. Продолжают падать самолеты, Россия за последние полгода являются чуть ли не чемпионом по происшествиям на авиатранспорте и так далее.

Инвестиции. Опять же беспрецедентный спад инвестиций произошел в кризис. И если мы сейчас по ряду показателей выкарабкались из кризисного уровня, то по инвестициям мы по-прежнему еще там. По инвестициям мы до сих пор не превзошли показателей середины 2008 года, пиковых, по большинству важных инвестиционных вещей. Там мы сейчас примерно и находимся. Почему не происходит рост инвестиций – это более-менее понятно, это слово уже звучало.

Институты. Стал ли у нас лучше суд за последние 4 года, стали ли у нас лучше правоохранительные органы? Сага продолжающаяся в полиции с «бутылками из-под шампанского» и многое другое… И этих саг на самом деле много, каждый день какая-то сага возникает.

Инициатива 2011 года о выведении из состава советов директоров министров, замминистров и прочих высокопоставленных государственных служащих. С 1 июля 2001 года эта задача была решена – замечательно, большой успех. Давайте посмотрим, кто заменил уважаемых министров и замминистров – их заменили начальники департаментов, ветераны спецслужб, причем в каких-то случаях не только российских спецслужб и вообще никому неизвестные люди, о которых сказать ничего невозможно.

Я не знаю, может быть вмешательства государства таким путем стало меньше. Зачем вообще все это делалось? Непонятно. Принимались какие-то решения, шумно вбрасывались в общественное пространство, обсуждались, хвалились, наверное, формально реализовывались. А посмотреть назад, все это оборачивалось пшиком.
К сожалению, очень типичная ситуация для реформаторской экономической политики медведевского периода.

Про инновации мне даже говорить не хочется, потому что я лично не вижу никаких позитивных признаков. Даже если брать великий наукоград Сколково, который строится, я процитирую одного из руководителей нынешнего правительства, который сказал: «Даже если не получится, это будет хороший девелоперский проект!»
Наверное, так все и получится. Если вспомнить, у кого покупалась земля под этот девелоперский проект, этот проект кажется небезвыгодным для определенных физических лиц.

И наконец, последнее – интеллект. То, что Московский государственный университет впервые не вошел в число не то, что ста – двухсот ведущих вузов мира, и вообще там нет наших вузов. Реакция правительства на этот рейтинг очень проста: это неправильный рейтинг, давайте составим свой национальный правильный рейтинг вузовский, будем этим пользоваться. Наконец всем все станет ясно.

Зачем подводить итоги? Обычно это делается для того, чтобы очертить какой-то маломальский пунктир в будущее. В будущем у нас формально тандемная матрешка перевернута, становится ясно, мне ясно, если у кого-то есть надежды, объясните мне, пожалуйста, откуда эти надежды на Путина 2-0, Медведева 2-0, на какой-то реформаторский прорыв, позыв? Нет и быть не может. и даже если будут какие-то реформаторские порывы и позывы, они будут производиться ровно не там, где это нужно стране, людям, которые в этой стране живут. Даже если это будет производиться, то будет производиться совершенно неадекватным образом, те же самые советы директоров или часовые пояса или сдвижка, отмена летнего времени, многое другое, даже вспоминать это не хочется. Никаких надежд на то, что появится Путин-2 или Медведев 2-0, никаких надежд на это, извините, пожалуйста, нет.

Судя по послужному списку правительства и президентских структур за последние два года, когда через много лет будут анализировать деятельность наших руководителей, будут подвергать критике и проклинать не за то, что эти люди сделали, а в основном, что они не сделали. Потому что они не воспользовались ни демографическим дивидендом, последней волной демографического дивиденда, который наша экономика получила в начале нулевых годов, они не воспользовались ни полутора с лишним триллионом нефтедолларов, которые в страну пришли и тоже могли бы быть более разумно использованы и многим другим. Не воспользовались беспрецедентной конъюнктурой международной в смысле климата международных отношений и так далее.

Россия вступит в новую путинскую шестилетку со стагнирующей экономикой, менее дееспособной армией, разваливающейся инфраструктурой и, к сожалению, ухудшающимся интеллектом. И как из этого выходить без отодвигания этой «матрешки» за пределы схемы, я, честно говоря, не знаю.

Михаил Соколов: И от 6-летки Путин-Медведев эксперт компании «МК-Аналитика» Олег Буклемишев не ждет серьезных реформ.

Олег Буклемишев: Не существует сейчас проблем, не существует триггеров, плеток, стимулов, стимул, как известно – это острая палка, которые заставили бы работать с теми долгосрочными проблемами, о котором возопит сообщество в более-менее вежливом виде, наше экспертное, общественное. Кто-то кричит путем писания Программы 2020, кто-то кричит на митингах, кто-то где-то еще – не слышат, абсолютно не слышат, потому что не каплет.

С какими проблемами придется столкнуться президентским структурам Путина и правительству Медведева, могу сказать – это проблемы развала той самой системы, которую они построили. Это проблема реконструкции той самой пирамидки, которая, как выяснилось, не работает. Вот это самая большая проблема, которая будет вылазить из углов.

В прошлом году я говорил о том, что давайте внимательнее посмотрим на государственный банк. Прошло несколько месяцев, и получилась история с "Банком Москвы". Поэтому я не хочу сейчас ничего пророчить. "Банк Москвы" – это не самый, наверное, плохой банк среди тех, которые могут упасть.

Угроз масса, но они все латентны, они скрыты, и какая из них будет проявляться, на самом деле на сегодняшний день неясно, но то, что они будут проявляться – это мы видим.

Михаил Соколов: Поставить точку в этом разговоре и подвести итог, говоря о будущем тандеме президент Путин - премьер Медведев, я попросил главного аналитика компании ФБК доктора исторических наук Игоря Николаева.

Что оставляет нам это тандемо-царствование, которое было в фигурации последних 4 лет, на будущее?

Игорь Николаев: Главные проблемы, на мой взгляд, состоят в том, что нерешенность проблем, которые можно констатировать по прошествии этих четырех лет, более того, неверные решения, которые были приняты. К примеру, с теми же явно завышенными популистского характера бюджетными обязательствами, обязательствами неснижаемого характера, вот это все перетекает из прошлого четырехлетия в будущее, и не то, что на шестилетку, а может быть на более длительный период. И придется решать все эти проблемы. Эти проблемы ограничивают нас, к сожалению, в диверсификации своего развития. То есть мы умудрились, не мы, конечно, а власти умудрились за прошедшие годы выстроить, сформировать такие ограничения, которые будут нам мешать.

Михаил Соколов: То есть загнали в коридор?

Игорь Николаев: Да, это те шоры фактически, такие ограничения, мы вынуждены будем идти именно так. Даже если мы будем понимать – он ведет на самом деле в лучшем случае к стагнации, а в худшем – к очень серьезному экономическому кризису.

Михаил Соколов: Есть ли из него какой-то боковой выход? Это коридор все-таки или тупик?

Игорь Николаев: Бокового выхода нет. Это не то, что тупик, мы дойдем по этой дороге до светлого будущего когда-нибудь. И лучшее, что мы можем сделать – это минимизировать вот эти негативные последствия. Но это возможно только в том случае, если наступит осознание, что мы ошибались, что делали не так. К большому сожалению, такого осознания даже сейчас не видится, а это значит, что мы не с меньшими, а с большими издержками вынуждены будем проходить этот путь.

Возможно, появится надежда, что когда ситуация будет ухудшаться, задумаются. Но опять же, что мы слышим, когда ситуация ухудшается – это надежда небольшая. А мы слышим, что виноват кто-то там, или за океаном, теперь будет виновата Европа, естественно, там уже рецессия. Мы видим, ситуация постепенно ухудшается. Вообще вторая волна кризиса накатывает по полной. В начале ухудшения этой ситуации мы точно не будем слышать адекватных оценок.

Михаил Соколов: Может быть публично они говорят одно, а на самом деле они все понимают и готовы действовать?

Игорь Николаев: Мы можем, конечно, себя успокаивать, что на самом деле понимают. Я искренне на самом деле думаю, что не понимают. И вообще не стоит переоценивать. Я понимаю, наш народ авансом думает: ну там-то все понимают, но почему-то не делают, они же семи пядей во лбу.
Не надо переоценивать: обыкновенные люди, многого не понимают, недопонимают. Может быть, и могли бы понять, если бы более критически относились к тому, что делают, но с этим проблемы.

Михаил Соколов: Новое правительство Дмитрия Медведева при президенте Владимира Путине останется техническим кабинетом реального руководителя России - подчеркивает член правления Института современного развития Евгений Гонтмахер:

Евгений Гонтмахер: Будет ли оно техническим, правительство, или будет субъектом самостоятельной политики? Конечно, техническое. Абсолютно понятно, что действительно там пришли люди профессиональные. Я хорошо всех этих людей знаю. Та же Ольга Голодец – молодая, толковая, профессиональная. В Москве, по крайней мере, не напортила, а я бы даже сказал, кое-что сделала.

Но правительство техническое в том смысле, что все принципиальные решения принимаются не там – это очевидно. Более того, Путин, фактически оставляет Голикову в качестве своего помощника по социальным вопросам, Набиуллину как помощника по экономическим вопросам. И тем самым он через этих двух достаточно сильных и опытных женщин будет, я бы сказал так, фильтровать и контролировать это правительство по основным вопросам экономическим и социальным.

Финансовые вопросы – да, здесь прямая связь между Путиным и Силуановым – это понятно. Министерство финансов слишком важное министерство, чтобы ставить какие-то фильтры. Но по экономике и социалке эти люди, доверенные лица Путина, они собственно и будут заниматься правительством.

Думать о том, что сейчас там эти люди достойные, профессиональные люди будут выносить какие-то проекты и продолжение проектов реформ, я думаю, что нет.

Я думаю, что здесь все упирается в Путина, для которого политика заключается в том, чтобы решать конкретные вопросы сиюминутные, не решать вопросы стратегические, потому что это не нужно, судьба сама собой распорядится, кривая вывезет и так далее. это абсолютно техническая функция.

Михаил Соколов: Владимир Путин по-прежнему ставит выше развития страны политическую стабильность режима, и накапливает риски на будущее. И вот эти проблемы, решение которых отложено, могут обрушиться как лавина с гор, считают многие эксперты.

Знаковым стало назначение главы МВД: верный, но дискредитировавший себя генерал Рашид Нургалиев заменен генералом Владимиром Колокольцевым, чьи подчиненные успешно разгоняли с 6 мая акции протеста в Москве.

Считая, как и Николай II, что любые уступки общественности ведут к утрате власти, нынешние руководители России так и не усвоили печальные уроки истории кризисов начала XX века или конца 80-хгодов...

Материалы по теме

XS
SM
MD
LG