Проходящий в эти дни под Санкт-Петербургом саммит Россия-ЕС показал, что отношения Москвы с европейскими странами переживают далеко не лучшие свои времена. После встречи с Владимиром Путиным европейские лидеры сделали заявления, из которых следует, что не удалось достичь договоренностей ни по одному из ключевых вопросов.
О российско-европейском сотрудничестве после возвращения Владимира Путина на президентский пост размышляет Александр Гарин – профессор Европейского Центра стратегических исследований им. Джорджа Маршалла в Германии:
– По первым визитам Владимира Путина в Германию, во Францию складывается такое впечатление, что для него корпорация "Россия", ее конкурентоспособность на мировой сцене, в частности, в европейском пространстве является главным приоритетом. Россия нуждается в модернизации, на это намекнула канцлер Германии Ангела Меркель на совместной с Путиным пресс-конференции. За модернизацией стоят тесные отношения с Европой. Нужно закупать современное оборудование, постепенно вводить иностранный капитал в Россию и делать так, чтобы отверточные сборки превращались в свою собственную промышленностью. Европы, особенно в условиях финансового кризиса, нужны рынки сбыта. Так что это классическая экономическая политика. Россия предоставляет огромный внутренний рынок. Германия – традиционный поставщик технологического капитала, ноу-хау.
На уровне же ценностей дело обстоит немного иначе. Интересно было видеть, как Меркель намекнула Путину на то, что гражданское общество должно развиваться. То есть, нужна честность, которая трансформировалась бы в отсутствие коррупции. Когда общество конкурентоспособно – есть открытое соревнование, и одна олигархическая семья не забивает все социальные лифты и т.д. Вероятно, напрашивается такая интерпретация: Путин – консерватор, который считает, что народ должен любить лидера. А если он его не любит, то виноваты проплаченные нарушители стабильности. Главное – стабильность, и тогда корпорация-страна может создать свое экономическое преуспеяние. Но, как показывают примеры Сирии, Ливии, Египта, это приводит к тому, что страна не модернизируется. Люди, в конце концов, теряют надежду на то, что можно с помощью своей предприимчивости делать карьеру, значит, останавливаются социальные лифты, останавливается модернизация. Это парадокс: Путину нравится модернизация в Европе по образцу Германии, он нуждается в ней, верит, что его новое избрание и гарантированная стабильность даст корпорации "Россия" возможность взлететь, но одновременно существует этот парадокс, которого Путин, судя по всему, не видит.
– Давайте поговорим о том, почему Россия и Евросоюз с таким трудом ищут совместные подходы к решению ключевых мировых проблем, в частности, по ситуации с Сирией и кризиса вокруг ядерной программы Ирана. В чем глубинные противоречия между Россией и ЕС?
– Те, кто помнит времена "холодной войны", знают, что Советский Союз всегда говорил, что революции невозможно избежать: есть национально-освободительные движения, они появляются из недр общества и отвечают на внутренние конфликты и противоречия. Поэтому, когда со стороны Запада звучали голоса о том, что СССР науськивает всякие пятые колонны, занимается саботажем и, в общем, разрушает стабильность, то Советский Союз смеялся над этим и говорил: "вы наивные люди – стабильности нет, есть революции".
Сейчас ситуация изменилась кардинальным образом. С точки зрения Запада ситуация на арабском Ближнем Востоке – шоковая. Там были "сукины сыны", но это были "наши сукины сыны", которые гарантировали стабильность. С ними на протяжении долгого времени поддерживали отношения, но революционные движения из недр народных масс перестали терпеть ситуацию, при которой без связей с узким кругом людей сделать свою жизнь нормальной было невозможно. Все началось с того, что торговец овощами сжег самого себя в Тунисе. Сегодня на Западе свыклись с тем, что приоткрывая дверь для честных выборов, результат предсказать нельзя, и всегда есть опасность возникновения детских болезней строительства демократии. То есть к власти могут прийти далеко не идеальные люди к власти, или исламисты и т. д. Но это, тем не менее, хоть какое-то движение. В то время как у России – консервативная позиция: если движение идет с улиц, то людей науськивает либо какая-то узкая группа недовольных городских жителей, интеллектуалов, либо кто-то из-за границы, это пятая колонна. Почему? Потому что люди должны любить свое правительство и ценить стабильность превыше всего. Коррупция при этом не замечается. В этом радикальное противоречие.
– Почему Россия (как, кстати, и Китай) не поддерживает предлагаемые Западом более жесткие меры против властей Сирии и Ирана?
– Со стороны России и Китая мы слышим старинную, так сказать, позицию, позицию Вестфальского мира: суверенитет является абсолютным – я могу быть хоть каннибалом по отношению к своему собственному народу, но меня никто не имеет право трогать. Это возвращение к ситуации до Нюрнбергского процесса. Сейчас мы знаем, что есть определенные границы в международном праве, которые переходить не стоит. И, кстати, в Средние века существовал Божеский закон, который нельзя было нарушать даже суверену. Мир парадоксальным образом вернулся к этому, но отстающие режимы, в этом смысле отстающие – Россия и Китай – это просто игнорируют.
Мировоззренчески это традиционный консерватизм от Николая Второго до современных лидеров, которые претендуют на роль отцов нации: люди должны по определению любить свою власть, рассматривать как данную свыше, что-то богоданное. Современное западное общество, конечно, с этим несогласно – харизма должна быть сменяема. Психология любви к богоданному, или подаренному судьбой или удачным случаем лидеру связана со слепотой, она грешит против элементарного принципа честности, потому что эта вертикаль базируется на некоем полумистическом чувстве к отцу нации. В реальности такой режим держится или на штыках, или на подкупе, или на какой-то узкой группе людей. Люди снизу это видят и знают, другое дело – насколько у них есть ясное сознание о возможностях альтернативы. Плата за "вертикаль" – это то, что власти работают в двух измерениях, они говорят хорошие слова, но сами же их и нарушают, и, в конце концов, происходит взрыв. Так я интерпретирую "арабскую весну".
Мне кажется, что сегодняшнее политическое движение, возможность через интернет разговаривать друг с другом, приведет к тому, что и Китай, в конце концов, попадет в ту же самую орбиту, а уж Россия тем более. Конечно, инерция, культура играют свою роль. В Китае не было мира идей Платона. В Китае трудно понять фигуру Анны Карениной, потому что она ведет себя неприлично по отношению к обществу. Человек там гораздо больше погружен в общество. Но, с другой стороны, элементарное желание честности, мы видим, постепенно пробивает свою дорогу и в Китае.
А в России все-таки была религия. Если правильно ее понимать, то человек должен быть честен перед лицом Господа Бога и высших ценностей, а не перед лидером нации. Данного лидера можно измерять критериями, которые выше него. Это абсолютно европейская история. Поэтому те, кто претендует на третий, особый путь сегодня – это люди, которые, как правило, делают такую историческую ширму, притягивают за уши Александра Третьего, Николая Второго. России это не подходит. Парадокс ситуации в том, что после революционного сознания Россия вдруг погрузилась в консерватизм и стала слепа в отношении того, что происходит сегодня в Европе.
Этот и другие материалы читайте на странице информационной программы "Время Свободы".
О российско-европейском сотрудничестве после возвращения Владимира Путина на президентский пост размышляет Александр Гарин – профессор Европейского Центра стратегических исследований им. Джорджа Маршалла в Германии:
– По первым визитам Владимира Путина в Германию, во Францию складывается такое впечатление, что для него корпорация "Россия", ее конкурентоспособность на мировой сцене, в частности, в европейском пространстве является главным приоритетом. Россия нуждается в модернизации, на это намекнула канцлер Германии Ангела Меркель на совместной с Путиным пресс-конференции. За модернизацией стоят тесные отношения с Европой. Нужно закупать современное оборудование, постепенно вводить иностранный капитал в Россию и делать так, чтобы отверточные сборки превращались в свою собственную промышленностью. Европы, особенно в условиях финансового кризиса, нужны рынки сбыта. Так что это классическая экономическая политика. Россия предоставляет огромный внутренний рынок. Германия – традиционный поставщик технологического капитала, ноу-хау.
На уровне же ценностей дело обстоит немного иначе. Интересно было видеть, как Меркель намекнула Путину на то, что гражданское общество должно развиваться. То есть, нужна честность, которая трансформировалась бы в отсутствие коррупции. Когда общество конкурентоспособно – есть открытое соревнование, и одна олигархическая семья не забивает все социальные лифты и т.д. Вероятно, напрашивается такая интерпретация: Путин – консерватор, который считает, что народ должен любить лидера. А если он его не любит, то виноваты проплаченные нарушители стабильности. Главное – стабильность, и тогда корпорация-страна может создать свое экономическое преуспеяние. Но, как показывают примеры Сирии, Ливии, Египта, это приводит к тому, что страна не модернизируется. Люди, в конце концов, теряют надежду на то, что можно с помощью своей предприимчивости делать карьеру, значит, останавливаются социальные лифты, останавливается модернизация. Это парадокс: Путину нравится модернизация в Европе по образцу Германии, он нуждается в ней, верит, что его новое избрание и гарантированная стабильность даст корпорации "Россия" возможность взлететь, но одновременно существует этот парадокс, которого Путин, судя по всему, не видит.
– Давайте поговорим о том, почему Россия и Евросоюз с таким трудом ищут совместные подходы к решению ключевых мировых проблем, в частности, по ситуации с Сирией и кризиса вокруг ядерной программы Ирана. В чем глубинные противоречия между Россией и ЕС?
– Те, кто помнит времена "холодной войны", знают, что Советский Союз всегда говорил, что революции невозможно избежать: есть национально-освободительные движения, они появляются из недр общества и отвечают на внутренние конфликты и противоречия. Поэтому, когда со стороны Запада звучали голоса о том, что СССР науськивает всякие пятые колонны, занимается саботажем и, в общем, разрушает стабильность, то Советский Союз смеялся над этим и говорил: "вы наивные люди – стабильности нет, есть революции".
Сейчас ситуация изменилась кардинальным образом. С точки зрения Запада ситуация на арабском Ближнем Востоке – шоковая. Там были "сукины сыны", но это были "наши сукины сыны", которые гарантировали стабильность. С ними на протяжении долгого времени поддерживали отношения, но революционные движения из недр народных масс перестали терпеть ситуацию, при которой без связей с узким кругом людей сделать свою жизнь нормальной было невозможно. Все началось с того, что торговец овощами сжег самого себя в Тунисе. Сегодня на Западе свыклись с тем, что приоткрывая дверь для честных выборов, результат предсказать нельзя, и всегда есть опасность возникновения детских болезней строительства демократии. То есть к власти могут прийти далеко не идеальные люди к власти, или исламисты и т. д. Но это, тем не менее, хоть какое-то движение. В то время как у России – консервативная позиция: если движение идет с улиц, то людей науськивает либо какая-то узкая группа недовольных городских жителей, интеллектуалов, либо кто-то из-за границы, это пятая колонна. Почему? Потому что люди должны любить свое правительство и ценить стабильность превыше всего. Коррупция при этом не замечается. В этом радикальное противоречие.
– Почему Россия (как, кстати, и Китай) не поддерживает предлагаемые Западом более жесткие меры против властей Сирии и Ирана?
– Со стороны России и Китая мы слышим старинную, так сказать, позицию, позицию Вестфальского мира: суверенитет является абсолютным – я могу быть хоть каннибалом по отношению к своему собственному народу, но меня никто не имеет право трогать. Это возвращение к ситуации до Нюрнбергского процесса. Сейчас мы знаем, что есть определенные границы в международном праве, которые переходить не стоит. И, кстати, в Средние века существовал Божеский закон, который нельзя было нарушать даже суверену. Мир парадоксальным образом вернулся к этому, но отстающие режимы, в этом смысле отстающие – Россия и Китай – это просто игнорируют.
Мировоззренчески это традиционный консерватизм от Николая Второго до современных лидеров, которые претендуют на роль отцов нации: люди должны по определению любить свою власть, рассматривать как данную свыше, что-то богоданное. Современное западное общество, конечно, с этим несогласно – харизма должна быть сменяема. Психология любви к богоданному, или подаренному судьбой или удачным случаем лидеру связана со слепотой, она грешит против элементарного принципа честности, потому что эта вертикаль базируется на некоем полумистическом чувстве к отцу нации. В реальности такой режим держится или на штыках, или на подкупе, или на какой-то узкой группе людей. Люди снизу это видят и знают, другое дело – насколько у них есть ясное сознание о возможностях альтернативы. Плата за "вертикаль" – это то, что власти работают в двух измерениях, они говорят хорошие слова, но сами же их и нарушают, и, в конце концов, происходит взрыв. Так я интерпретирую "арабскую весну".
Мне кажется, что сегодняшнее политическое движение, возможность через интернет разговаривать друг с другом, приведет к тому, что и Китай, в конце концов, попадет в ту же самую орбиту, а уж Россия тем более. Конечно, инерция, культура играют свою роль. В Китае не было мира идей Платона. В Китае трудно понять фигуру Анны Карениной, потому что она ведет себя неприлично по отношению к обществу. Человек там гораздо больше погружен в общество. Но, с другой стороны, элементарное желание честности, мы видим, постепенно пробивает свою дорогу и в Китае.
А в России все-таки была религия. Если правильно ее понимать, то человек должен быть честен перед лицом Господа Бога и высших ценностей, а не перед лидером нации. Данного лидера можно измерять критериями, которые выше него. Это абсолютно европейская история. Поэтому те, кто претендует на третий, особый путь сегодня – это люди, которые, как правило, делают такую историческую ширму, притягивают за уши Александра Третьего, Николая Второго. России это не подходит. Парадокс ситуации в том, что после революционного сознания Россия вдруг погрузилась в консерватизм и стала слепа в отношении того, что происходит сегодня в Европе.
Этот и другие материалы читайте на странице информационной программы "Время Свободы".
