Дмитрий Волчек: Гости радиожурнала «Поверх барьеров» – создатели книжной серии «Библиотека московского концептуализма». «Библиотека» – не издательство в традиционном смысле, тексты готовят к печати сами авторы. Уже вышло двадцать томов: материалы из архивов московской концептуальной школы и новые работы. Один из томов библиотеки – книга Юлии Кисиной «Общество мертвых художников»: протоколы спиритических сеансов, участники которых беседовали с великими художниками – от Ильи Репина до Марселя Дюшана. Юлия Кисина расскажет о художественном концептуализме и представит создателей «библиотеки».

Юлия Кисина: Официально концептуализм возник в американском искусстве в 60-ые и в 70-ые годы. У этого "изма" были предшественники. Чтобы совсем упростить пояснение, я назвала их Отцом, Сыном и Святым Духом художественного авангарда. Конечно, Святым Духом концептуализма был греческий философ Платон. Он объяснил, что истинным бытием является мир идей. Идеи – абстрактные сущности вещей. Они существуют независимо от этих вещей, а их место находится в высших сферах. Идея – это причина и источник реальности. Идеи неизменны и вечны, а вещи изменчивы, преходящи, гниющи, умирающи и так далее.

Каждой вещи или явлению предшествует идея. Так существует, например, кошка и ее идея. Ведь кошек может быть много. Они разноцветны и умирают, а понятие "кошка" остается. То же самое относится к окружающим нас явлениям и бытовым предметам: к прекрасному и ужасному, к столу и к стулу.

Спустя множество столетий после Платона появился Бог-отец современного искусства – Марсель Дюшан. Он-то и впервые стал впервые выставлять на выставках не произведения искусства, а сами идеи.

Американский художник Йозеф Кошут, будучи уже не Святым Духом и не Отцом, а Сыном современного искусства, размышляя об эстетике, отнес традиционное искусство к скучной декорации и отказал ему в каком-либо смысле, а главное – в философском и этическом. Художник Йозеф Кошут обратился к смыслу существования предмета. И он сформулировал это так: «Быть художником – значит вопрошать о природе искусства».

Таким образом и возникло умное аналитическое искусство, и эта удивительно увлекательная практика распространилась не только на изобразительное искусство, но и на музыку (например, в лице Джона Кейджа), на литературу в лице Владимира Сорокина, на театр, который постепенно стал превращаться в перформанс, и даже на балет!

Но вернемся к „Московскому концептуализму“ – явлению особому и связанному с отечественным искусством непосредственно. Что же такое "московский романтический концептуализм"?

Плоть от плоти художественного авангарда и Советского Союза исконно-посконный наш родимый концептуализм, возник в 70-е годы. Философ Борис Гройс назвал его романтическим, а художник Илья Кабаков пояснил: «Художник начинает мазать не по холсту, а по зрителю». Тем самым он повторил идею Дюшана о том, что само искусство возникает не в произведении, а в его восприятии. Попросту: искусство – это то, что "между", то есть – это взаимоотношение произведения и зрителя.

И в американском, и в московском концептуализме вместо готовых картин и скульптур стали создаваться схемы, документы, инструкции и тексты с интерпретациями. Но в отличие от довольно сухого западного концептуализма, „московская школа“ стала необычайно эмоциональной, веселой, ироничной и даже абсурдной и во многом была обращена к той повседневной жизни, которой жил тогда Великий Советский Народ.

В искусстве „Московского концептуализма“ возникла своя эстетика и даже свой сленг, который был издан в виде специального словаря. Приведу самые понятные: ВЛИПАРО (от слова „влипать“) – погружение в контекст. ГНИЛЫЕ ТЕКСТЫ – тексты, не способные «засохнуть» во временном пространстве. (Это придумал В. Сорокин.) ГНОЙНОЕ – состояние метафизического хаоса. (Опять же В. Сорокин.) ГНИЛЫЕ БУРАТИНО – население «миров и сфер непостоянства». (А. Монастырский и В. Сорокин.) ЗАЙЧИКИ и ЕЖИКИ – высшие онтологические и «культурные» иконы детских текстов и иллюстраций. (В. Пивоваров.) ИНСПИРАТОРЫ – инспирирующие объекты и процессы. (А. Монастырский.) КЛАВА – сокращенное наименование «Клуба авангардистов». КОЛОБОК – образ того, кто не хочет быть опознанным, названным, прикрепленным к какой-то определенной роли, к какому-то месту, ускользающий. (И. Кабаков.) МОКША – Московская концептуальная школа. ХУДОЖЕСТВЕННАЯ НЕВМЕНЯЕМОСТЬ – поведение художника, не рефлектирующего по поводу конкретной культурно-исторической ситуации. (Д. А. Пригов)

Раньше тексты художников и поэтов-концептуалистов, таких как Андрей Монастырский, Илья Кабаков, Дмитрий Пригов, Елена Елагина и Игорь Макаревич, Виктор Пивоваров и других, разрозненно публиковались в книгах, каталогах выставок, в журналах или дружно пылились в архивах. Злопыхатели стали судачить о преждевременной смерти москонцептуализма, о вечном его забвении и о гробовой доске. И тут произошло настоящее чудо. Несколько лет назад в Москву из Вологды добрым ветром занесло совершенно необыкновенного человека по имени Герман Титов, который будучи бизнесменом, является настоящим интеллектуалом да еще и просто во всех отношениях, человеком талантливым и восприимчивым к такой темной материи как концептуализм – согласитесь – явление редкое, почти беспрецедентное.

Это тексты Андрея Монастырского, например, его поэтический сборник.

Вот одно из вошедших в него стихотворений:

Лес таит в себе товарища Заблудившегося товарища.
Река таит в себе товарища Захлебнувшегося товарища.
Снег таит в себе товарища Замерзшего товарища.
Смерть таит в себе товарища Умершего товарища.

Вышли книги Ильи Кабакова «Тексты» и «В нашем ЖЕКЕ» об архиве ненужных вещей, о мусоре.

«Сборник «В нашем ЖЭКе» был сделан в 1981 году. В это время меня очень привлекала тема мусора, мусора как одной из основных метафор тогдашней нашей жизни. Одновременно, наверно, по той же причине я занимался изготовлением «Архива ненужных вещей», который̆ выглядел как собрание папок, коробок, ящиков, куда я подкладывал всевозможную бумажную чепуху, которая ежедневно сыпалась на меня в виде квитанций, записок, справок и пр. Наполнив очередную папку и прошив её верёвочкой, я надписывал сверху «Книги жизни. Том 12» и приступал к следующей̆. При этом, надо сказать, я чувствовал себя как бы работником какого-то учреждения, которому положено в срок сдать отчет за проделанную весьма ответственную работу».

Была сделана замечательная книга «Архив группы "Мухомор", куда вошли рисунки, стихи и манифесты художников Константина Звездочетова, Свена Гундлаха, братьев Мироненко и других советских дадаистов.

Вот манифест из их „Золотого диска“:
“Вообще-то, честно говоря, мы против фашиствующего сезаннизма и декадентствующего сюрреализма, они ненавидят империализм, фашизм и неоколониализм, несправедливость и половые извращения в мировом масштабе. Они любят женщин, животных и детей, стариков и стихи Лермонтова. По ночам они рыдают от несчастной любви и моральной неудовлетворенности.
Только не задавайте вопроса „зачем?“

Издатель „Библиотеки московского концептуализма“ живет и издает книги в Вологде. В Берлине нам удалось побеседовать о „библиотеке“ с Германом Титовым и с художником Вадимом Захаровым об этом необычном явлении или событии – называйте, как хотите.

Я спросила художника Вадима Захарова о „Библиотеке московского концептуализма“ и о его совместном проекте с Андреем Монастырским и Юрием Лейдерманом.

Вадим Захаров: Первая книга, с которой началась библиотека – это книга группы "Капитон", в нее входили Андрей Монастырский, Юрий Лейдерман и я. Были и раньше публикации, в "Ад Маргинем" издалась первая книжка "Поездки за город", но то, что сделал Герман, это уникальная идея, уникальное решение издать полностью все книги на концептуальную тему. Никто до него даже не представлял такого проекта. Сама идея замечательная, и она оказалась осуществима. Что бывает очень редко в России, она блестяще реализована. И, насколько я знаю, у Германа планы на серию изданий, еще книг на пять-шесть, если не больше. Почему возникла первая книга "Капитон"? Мы в этом время работали активно, был такой период возвращения к истокам концептуализма, в доперестроечное состояние. Для нас было важно заново проанализировать то, что было сделано, и попытаться протянуть состояние свободы творчества, если так можно сказать, в нулевые годы. И нам показалось, что это осуществимо, по крайней мере, на короткий период: два года существовала группа. Потом она была названа "Корбюзье", были сделаны четыре или пять работ, и на этом она закончилось.

Юлия Кисина: Я спросила Германа Титова о его любимых книгах в библиотеке.

Герман Титов: Это поэзия Всеволода Некрасова. Книжка, которая делалась тяжело, долго – два с половиной года. Наконец звезды встали так, что она сделалась, 700 страниц, поэзия Некрасова с конца 50-х до 86-го года. Вторая книга, которая сейчас находится в производстве – первая в ряду переводных книжек, это книжка Джона Кейджа "Тишина". Поскольку это кейджевский год – столетие, а просвещенная общественность отмечает 60-летия со дня исполнения «4’33’’», я решил сделать книжку, и тоже довольно долго, мучительно, с проблемами, но сейчас работа над ней заканчивается: думаю, к октябрю она будет.

А моя любимая книжка, наверное, книжка Андрея Монастырского "Эстетические исследования". Идея библиотеки была рождена в диалоге с Андреем, с его настроения сделать книжку "Каширское шоссе", которая, на мой взгляд, является блистательной вещью, это одна из лучших книг XX века, написанных на русском языке. В силу разных причин она была не первой, а третьей. Вот эта книжка, попавшая в том "Эстетические исследования", мне очень нравится, очень дорога.

Юлия Кисина: Есть малая и большая серия, они идеологически тоже отличаются или только размером?

Герман Титов: Есть еще и третья серия – средняя, в форме альбомов. Малая серия – это поэтический ряд, вещи, которые должны быть обязательно изданы, но не тянут на размер большой книги, и которые не объединить с другими книгами. Поэтому родился формат малой серии. Она по размеру ровно в два раза меньше геометрически, чем большая серия.

Юлия Кисина: А что в средней серии?

Герман Титов: Средняя серия – это альманах ХДК. Самые разные варианты расшифровки есть. Мне больше нравится Хармс – Дюшан – Кант. Кому-то Хладокомбинат нравится. Альманах, который тоже вынужденно пришлось сделать, потому что есть формы, не тянущие ни на большую, ни на малую серию. В первом номере был опубликован «Дневник Борисова» Игоря Макаревича про деревянного человека Борисова. Биография Борисова, написанная Игорем Макаревичем, является основной для творчества Игоря и Лены Елагиной. В альманахе мы даем слово критикам. Пока, правда, ни один критик не осмелился ничего нам предложить, поскольку московский концептуализм штука самопрезентуемая, критики пасуют перед этой историей. Отличие третьего формата, средней серии, от малой и большой в том, что здесь есть редколлегия. Я предложил художникам принять участие в организационной работе, кто-то согласился, кто-то отказался. На данный момент редколлегия согласована, и я разделяю безответственность за проделанную работу еще и с рядом людей. Темы самые разные. Первая оказалась безтемная, она была просто структурирована, там есть четыре раздела. А вторая получается постмухоморская, там тексты, касающиеся группы "Мухомор" после ее развала.

Юлия Кисина: В библиотеке вышла также книга «Пастор». В ней представлены избранные материалы журнала «Пастор», издаваемого художником и архивистом московской концептуальной школы Вадимом Захаровым с 1992 по 2001 год. Журнал выходил весьма ограниченным тиражом и представлял собой тематические номера, всесторонне освещающие вопросы истории, теории и практики московского концептуализма.

Вадим Захаров: В 91 году, когда я приехал на Запад и начал здесь жить, для меня важно было привнести контекст московской концептуальной школы в то место, где я находился. Это была основная задача, потому что проблема художников, живущих на Западе, именно в этом – в потере своего личного контекста, который существовал в родной стране. Я начал работать на Западе с издания журнала "Пастор", это издание традиционно для московской концептуальной школы. Были изданы сборники МАНИ, папки МАНИ. МАНИ – это московский архив нового искусства. "Пастор" являлся некоей идеей издания, которое начиналось уже на Западе, но для меня было важно иметь точку на абсолютно не московской территории, но которая бы содержала всю суть, контекст периода до перестройки. И в какой-то мере это издание коррелирует с журналом «А – Я», хотя они абсолютно разные. Журнал «А – Я» Игорь Шелковский издавал с конца 79 года, и это инициатива художника, поэтому я чувствую некую связь этих двух журналов, хотя Игорь печатал на хороших машинах, я печатал в копишопах, обложки делал вручную и тираж был гораздо меньше. Это было ближе к папкам МАНИ и сборникам МАНИ. Там были практически все авторы московской сцены, не только концептуальной; например, там шестидесятники были. Было издано 8 номеров. И журнала «А – Я» тоже было издано 7 номеров плюс один литературный, и на этом закончилось. Какая-то магическая цифра 8. Некоторые номера я делал совместно с Пашей Пепперштейном и Андреем Монастырским, один с Юрием Альбертом. Идея была очень простая, даже примитивная, звучит она так: "Как я стал художником". Для концептуальной сцены это слишком банальная тема. А номер получился замечательный, потому что многие старики дали интервью, написали какие-то тексты. Это было очень интересно, сразу наполнило издание глубиной. В конце девяностых – начале нулевых я обратился в "Ад Маргинем" с просьбой сделать сборник. Первая реакция была очень хорошая, положительная, но потом как-то не склеилось. Материал был собран и отлеживался. Как раз подоспел вовремя Герман, и можно было осуществить этот проект. Я сказал, что это в принципе не мои работы, я выступал как редактор, составитель. Это тоже период начала 90-х, и 2002, по-моему, последний год. Это момент отъезда и жизни московских художников на Западе, освоение западной территории, период трансформации идей. Очень много было в это время освоено пространств московскими художниками, и это все было отражено в этих текстах, и в фотографиях, и в работах. Тот же Андрей Монастырский начал делать акции уже на Западе – это тоже отражалось в журнале. Плюс много выставок было сделано, особенно в Германии. Все это каким-то образом отражалось в этом издании. И это было важно, потому что это все-таки продолжало московскую линию. Для меня это была некая традиция, которая с этим журналом окончилась, больше таких изданий не будет.

Юлия Кисина: С одной стороны эта история с концептуализмом завершена в какой-то степени как раз потому, что многие уехали, кто-то вообще выпал, и сама по себе библиотека в каком-то смысле подведение итогов. А с другой стороны, наоборот, она продолжается, какие-то вещи новые включаются, какие-то книги публикуются даже в образовательных целях, как сейчас будет Кейдж публиковаться. Как вы видите – это действительно завершение в каком-то смысле, то есть это архивная вещь или это все-таки живая история?

Герман Титов: Я совершенно не рассматриваю издание библиотеки как конец московского концептуализма. Конца я не вижу. С Вадиком мы, конечно, расходимся. Процитирую Андрея Монастырского, что концептуализм не может умереть – это же не человек. Я думаю, это один из этапов, одна из форм комментария к существующей ситуации. Конечно, не конец. Есть идеи и в рамках альманаха, и отдельной книги. Например, создали группу "Гости", куда входят молодые ребята. Мы записывали разговоры, я надеюсь, из этого получится книжка.

Юлия Кисина: А вот эта идея с Кейджем, эта линия продолжится?

Герман Титов: Здесь, конечно, я абсолютно против тезиса о том, что это просветительская деятельность. Просто Кейдж был одним из художников, которые очень важны для существования, создания контекста и всей истории московского концептуализма, наряду с Дюшаном, как такое классическое западное влияние. Известна история с письмом Кейджу, которое КД в самом раннем составе, в ранние 70-е написали, Кейдж получил это письмо, прочел, отправил ответ. Андрей Монастырский получил ответ Кейджа, мама увидела письмо с иностранным штемпелем, разорвала и выбросила. Андрей в ужасе побежал, нашел это разорванное письмо, склеил, и сейчас оно является реликвией. Значительное количество работ Коллективных Действий пронизано эстетикой Кейджа.

Юлия Кисина: А Дюшана издадите?

Герман Титов: Я бы очень хотел сделать книжку Дюшана, но я два года пытаюсь получить права. Довольно сложная история: они находятся в одном из французских издательств, и там не очень расторопны.

Юлия Кисина: Занимаясь искусством, бизнесом и изучая события художественного мира, Герман Титов проделывает академическую работу целого НИИ искусствознания. В 2011 году он получил премию "Инновация" в номинации «За поддержку современного искусства России». А самое главное – книги, которые он издает, может купить и прочитать каждый.