Дмитрий Ливанов, министр образования и науки на этой неделе предложил четыре критерия оценки, которые помогут сократить число высших учебных заведений в России, на чем недавно так активно настаивал президент страны.
Предложенные министром критерии справедливы, но, по большей части, подсказаны зарубежным опытом, а значит, в условиях российской действительности работать не будут. Что касается среднего балла ЕГЭ зачисленных студентов и трудоустройства выпускников после окончания вуза, то очевидно, что в отсутствии внятных рейтингов продолжают работать давно устаревшие репутации, а на выбор работы традиционно влияет размер зарплаты и наличие вакансий.
Кроме того, европейская практика измерений качества образования далеко не так безупречна, как думают те, кто привык на нее ссылаться. Довольно подробно об этом мы поговорили в «Классном часе Свободы» с директором Центра социологических исследований Президентской Академии ВИКТОРОМ ВАХШТАЙНОМ, и вот небольшой фрагмент нашего разговора.
Как это было в Европе
Сформировалась так называемая европейская сеть по обеспечению качества высшего образования, которая состояла из агентств-посредников - аналогов нашего Рособрнадзора. Только у нас Рособрнадзор является частью министерства, а в Европе такие организации действительно стали центральными игроками. Они объединились в единую сеть, и, с одной стороны,были на ножах с университетами, потому что обязаны оценивать их качество, а университеты не склонны переставать быть черными ящиками, а с другой у них возникли довольно дистанцированные отношения с государственной машиной. Таким образом, эти третьи игроки и становятся теми, кто распространяет идеологию обеспечения качества.
"Мы, - говорят они, - можем отделить настоящие университеты от ненастоящих. И именно мы должны это делать, не государство и не сами университеты".
Правда, на следующем этапе эта сеть раскалывается, не формально, но внутренне, содержательно. Линия разрыва проходит между фракцией проуниверситетской, тяготеющей к европейской сети университетов, и теми, кто впоследствии образует европейскую сеть аккредитационных агентств. Потому что аккредитация - это довольно жесткая модель оценки. Есть некоторые стандарты, им удовлетворяют такие-то вузы, значит, они являются вузами. И тогда представители этой жесткой фракции, правой фракции говорят: нужные такие же жесткие стандарты для всей Европы. Когда у нас будут жесткие стандарты для всех, мы сможем точно сказать, кто по-настоящему является европейским университетом, а кто нет. Вторая фракция отвечает: нет, позвольте, нельзя же под одну гребенку. У нас есть свои собственные модели самооценки. И как раз эта проуниверситетская сеть создает альтернативную модель оценки качества, так называемый европейский мониторинг.
То есть возникают две принципиально разные модели оценивания того, что на самом деле является университетом. Я подчеркну, ни одна из них не инициирована государством, ни одна из них не спущена сверху, ни одна из них не предполагает, что университет является ответчиком перед лицом государства и именно перед государством несет ответственность. В конечном итоге вузы сами заинтересованы в такого рода самооценке, потому что они конкурируют с другими европейскими вузами, не обязательно только с вузами внутри своей страны.
Кстати, Европейский союз на протяжении всего этого движения лишь одобряет и периодически вносит поправки, брюссельская бюрократия не выполняет функции контроля и надзора. Кроме того, Европейский союз - все же модель, в которой нет одного центра принятия решений и, соответственно, нет одного центра распределения финансов. В данном случае это не наша ситуация.
Второе значимое отличие, что высшее образование, как церковь и бизнес, должно быть отделено от государства, а это опять же не наша ситуация. Здесь, в итоге плотного сращивания крупных вузов как площадок воспроизводства экспертов, с одной стороны, в очевидном проигрыше оказываются, например, поствузовские университеты, которые не очень понятно, какое место займут в этой ситуации. Вернее, понятно, в этой ситуации у них есть один выход - они должны присоединиться к коалиции с кем-то из крупных вузов. С другой стороны, не остается места для агентства-посредника.
Оценка качества высшего образования в России оказывается болезненным вопросом, поскольку это одновременно предмет договоренности между крупными вузами друг с другом и между лоббирующими их интересы группами государственной машины. В этой ситуации, конечно, естественным и логичным было бы появление третьего игрока. В противном случае мы оказываемся либо в ситуации, когда это и дальше предмет торга и конкуренции между несколькими ведущими университетами, или, что еще хуже, когда жестким стандартизированным образом такого рода критерии спускаются сверху.
