А. Генис. Английский язык, как и всякий другой, принадлежит каждому, кто его выучит. С тех пор, как планетарная цивилизация выбрала своим языком английский и – в той или иной мере – им овладела, мы перебрались в эпоху ненасильственного двуязычия. И это хорошо, для всех, кроме тех, кому английский – родной. Дело в том, что двуязычие – первый урок демократии. Даже вывеска, которая, как это раньше было в моей родной Риге, пользовалась двумя алфавитами, подавала пример терпимости. Твой язык – один из многих, в нем, а значит и в нас, нет ничего бесспорного: на все можно смотреть по крайней мере с двух точек зрения.
Сегодня, однако, английский служит языком не иностранным, а универсальным. И в этом его уникальность: если всякий язык – ключ, то английский язык – отмычка. Открывая любые двери, он всех выпускает на информационную свободу, где приучают сравнивать и выбирать, Тот, кто с помощью универсального языка подключен к мировой грибнице мнений и сведений, вряд ли поверит в шпионов на коровьих копытах, тупо бредущих на Болотную площадь…
Второй вопрос, какой английский язык нам надо учить – тот, что в школе, или тот, каким к ужасу пуристов, говорит 21-й век.
О языковых войнах вокруг английского мы беседуем с поэтом Владимиром Гандельсманом.
В. Гандельсман. Уже много лет носители английского языка сетуют на то, что он стал похож на чёрт знает что. Все вокруг употребляют какие-то непонятные выражения. Русская аналогия: говорят «одел» вместо «надел», «мне по барабану» вместо «мне всё равно» и т.д. Примеров тысячи. Для людей грамотных они являют собой некую маргинальную группу, которая, в свою очередь, обвиняет последних в снобизме и высоколобии. В настоящее время в лингвистике существует группа так называемых «прескриптивистов», то есть говорящих правильно, и группа так называемых «дескриптивистов», то есть говорящих неправильно и настаивающих на том, что такова суровая реальность. Это принципиальный вопрос, который остро актуален для всех языков, в частности для русского. Должны мы покоряться языку со всеми его прихотями или направлять язык на путь истинный?
А также в 21 часа мск в программе
"Поверх барьеров. Американский час с Александром Генисом":
«Английский для бедных».
Гость АЧ – изобретатель «Глобиша» Ж.-П. Нерьер
А. Генис. Самый азартный путешественник, которого мне доводилось встречать, – замечательный литовский поэт Томас Венцлова, побывавшей, кажется, в каждой стане мира. Причем – с тем паспортом довоенной независимой Литвы, которым он из принципа пользовался. Именно Томас мне и рассказал про польских и литовских туристов Х1Х века, которые изобрели особый путевой жаргон. Основанный на романских корнях, этот язык состоял из смеси латинских, итальянских и французских слов, смеси, лишенной всякой грамматической связи. Этот воляпюк, – говорил Венцлова, – был бесценным сокровищем для малых народов, ибо позволял им объясниться в любом уголке тогдашнего мира.
Сегодня для этого есть английский. Но справедливости ради надо признать, что речь идет об особом, упрощенном наречии, о пиджин-инглиш, которым так или иначе владеет сегодня значительная часть земного населения.
Несколько лет назад была сделана попытка превратить этот язык, «английский для бедных», во вполне официальное средство универсальной коммуникации.
Жан-Поль Нерьер. "Глобиш" - инструмент для упрощения общения. Не отдельный язык, потому что язык – носитель культуры, он ее переносит. Так вот, английский переносит англо-саксонскую культуру, "Глобиш" – нет. Выучив "Глобиш", вы сможете свободно общаться в деловых или туристических поездках. Это и было моей целью. Тысячи пятисот слов вполне достаточно. Английский – язык, в котором одни слова – производные от комбинации других. Если вы намерены употребить слово "niece", племянница, то вы не найдете его в словаре "Глобиша", но все, знающие "Глобиш", понимают, когда вы произносите взамен: «дочь моего брата или сестры». Тысячи пятьсот слов для словарного запаса кажется мало, но сравните: выпускникам французских школ положено знать именно столько английских слов. Как правило, они знают всего лишь 800.
