Я в восторге от «Анны Карениной» Джо Райта – и не только я. Сочувственных и восхищенных рецензий в сети огромное количество. Единственная разгромная из заметных принадлежит Дмитрию Быкову. Его мнение можно было бы оставить без внимания, если бы речь у него шла о конкретном фильме. Но Быков пользуется новой экранизацией «Карениной», чтобы поговорить о русской классике в целом. И поскольку довольно много людей склонны чувствовать в этом вопросе вслед за ним, я позицию Быкова разберу.
Его отзыв парадоксален. В первой части текста он ругает – неубедительно, но эмоционально – работу режиссера Джо Райта и сценариста Тома Стоппарда за неуважение к совершенству толстовской прозы (под которым понимается «возведение сводов», лейтмотивы, повторы и «тончайшая, точнейшая» конструкция). В общем, порицает авторов фильма за то, что они слепы к тем именно вещам, которых сам Быков почему-то не увидел в их фильме – он ведь тоже представляет собой тончайшую, точную конструкцию. Эта выборочная слепота симптоматична: русская классическая литература для Быкова свята, и обсуждать транзитивность ее достоинств он не готов. В общем, фильм плох просто потому, что он фильм, а не роман Толстого.
Во второй же части Быков неожиданно указывает на несостоятельность нашего собственного отношения к Толстому и русской литературной традиции:
Ведь это их нынешнее отношение к Толстому как к чему-то заштампованному, безнадежно навязшему в зубах, тоскливому, уже неотличимому от кафе «Русский самовар», — оно же не толстовская вина, в конце концов. Это заслуга страны, так ничего с тех пор и не породившей, так и не сумевшей изменить этот заскорузлый образ. По идее нам, всей русской литературе, надо срочно менять эту самую матрицу, состоящую из березоньки в поле, бессмысленной бюрократии, святоватого и вороватого пьющего народа, а также Третьего отделения (вот бессмертный и самый актуальный бренд); надо срочно писать что-то другое — да как его напишешь, откуда возьмешь, ежели его нет в реальности?!
Получается, что фильм Райта ходулен, а сценарий Стоппарда халтурен, потому что Россия англичанам неинтересна, и виноваты в этом мы сами. Здесь можно задать много вопросов, но я остановлюсь на одном: как связан интерес англичан к России и совершенство толстовской прозы? Можно ли увлекаться сочинениями графа, но не интересоваться при этом русской национальной судьбой?
Вообще, как ни крути, но можно. При жизни Толстой воспринимался как моралист и мыслитель, причем воспринимался всерьез, иначе от церкви его отлучать бы не стали. Соответственно, «Анна Каренина» читалась не столько ради прозы, сколько ради «морали». Которая непосредственного отношения к России не имеет, потому что речь при таком взгляде на Толстого идет о боге и о человеке, а не о судьбе отдельно взятой национальной общности.
Мастером прозы Толстой стал в культурном сознании уже после смерти – отчасти стараниями людей типа Розанова, решительно отказывавших графу в уме, но готовых признать его «гений», а отчасти благодаря историкам и теоретикам литературы, разобравшим его тексты до последней запятой. Но с Толстым-художником та же загвоздка, что и с Толстым-моралистом: его мастерство с Россией не связано. Художественные задачи – они и в Африке художественные задачи (хотя решены в данном случае на русском языке).
Собственно, напрямую связать Толстого с Россией удалось только Ленину. Это он увидел в романах графа зарисовки на тему трех этапов русского освободительного движения. И Быков вспоминает, по понятной инерции, мнение вождя мирового пролетариата: «Хотите не хотите, прав был Ленин: кого в Европе можно поставить рядом с Толстым? — некого».
Эта дикая национальная пузомерка нужна автору, чтобы с отчаянием выкрикнуть: а Россия все равно существует! Выкрикнуть, чтобы заглушить очевидное: ее давно нет. Настолько давно, что поиски запропавшей где-то загадочной русской души сами уже стали мировым литературно-кинематографическим тропом (который, кстати, блестяще обыгран у Райта – Стоппарда). Поэтому Быков и обрушивается в конце концов на нынешнюю Россию, не способную породить ни равного классике свежего текста, ни отличной от Салтыкова-Щедрина реальности.
Пожалуй, пора перестать кричать и сделать последний шаг: перерубить существующую в нашем сознании школьную связку между литературными произведениями, написанными в XIX веке на русском языке, и государством, которое называется сейчас Российской Федерацией. Это решило бы сразу две крупные проблемы: заставило бы пишущих изобретать новый язык для описания реальности и позволило бы читающим увидеть в Толстом просто писателя. Такого же, как Диккенс, Генри Джеймс или Хенрик Понтоппидан.
Блистательная «Анна Каренина» Джо Райта – прекрасный для этого повод.
весь блог
Его отзыв парадоксален. В первой части текста он ругает – неубедительно, но эмоционально – работу режиссера Джо Райта и сценариста Тома Стоппарда за неуважение к совершенству толстовской прозы (под которым понимается «возведение сводов», лейтмотивы, повторы и «тончайшая, точнейшая» конструкция). В общем, порицает авторов фильма за то, что они слепы к тем именно вещам, которых сам Быков почему-то не увидел в их фильме – он ведь тоже представляет собой тончайшую, точную конструкцию. Эта выборочная слепота симптоматична: русская классическая литература для Быкова свята, и обсуждать транзитивность ее достоинств он не готов. В общем, фильм плох просто потому, что он фильм, а не роман Толстого.
Во второй же части Быков неожиданно указывает на несостоятельность нашего собственного отношения к Толстому и русской литературной традиции:
Ведь это их нынешнее отношение к Толстому как к чему-то заштампованному, безнадежно навязшему в зубах, тоскливому, уже неотличимому от кафе «Русский самовар», — оно же не толстовская вина, в конце концов. Это заслуга страны, так ничего с тех пор и не породившей, так и не сумевшей изменить этот заскорузлый образ. По идее нам, всей русской литературе, надо срочно менять эту самую матрицу, состоящую из березоньки в поле, бессмысленной бюрократии, святоватого и вороватого пьющего народа, а также Третьего отделения (вот бессмертный и самый актуальный бренд); надо срочно писать что-то другое — да как его напишешь, откуда возьмешь, ежели его нет в реальности?!
Получается, что фильм Райта ходулен, а сценарий Стоппарда халтурен, потому что Россия англичанам неинтересна, и виноваты в этом мы сами. Здесь можно задать много вопросов, но я остановлюсь на одном: как связан интерес англичан к России и совершенство толстовской прозы? Можно ли увлекаться сочинениями графа, но не интересоваться при этом русской национальной судьбой?
Вообще, как ни крути, но можно. При жизни Толстой воспринимался как моралист и мыслитель, причем воспринимался всерьез, иначе от церкви его отлучать бы не стали. Соответственно, «Анна Каренина» читалась не столько ради прозы, сколько ради «морали». Которая непосредственного отношения к России не имеет, потому что речь при таком взгляде на Толстого идет о боге и о человеке, а не о судьбе отдельно взятой национальной общности.
Мастером прозы Толстой стал в культурном сознании уже после смерти – отчасти стараниями людей типа Розанова, решительно отказывавших графу в уме, но готовых признать его «гений», а отчасти благодаря историкам и теоретикам литературы, разобравшим его тексты до последней запятой. Но с Толстым-художником та же загвоздка, что и с Толстым-моралистом: его мастерство с Россией не связано. Художественные задачи – они и в Африке художественные задачи (хотя решены в данном случае на русском языке).
Собственно, напрямую связать Толстого с Россией удалось только Ленину. Это он увидел в романах графа зарисовки на тему трех этапов русского освободительного движения. И Быков вспоминает, по понятной инерции, мнение вождя мирового пролетариата: «Хотите не хотите, прав был Ленин: кого в Европе можно поставить рядом с Толстым? — некого».
Эта дикая национальная пузомерка нужна автору, чтобы с отчаянием выкрикнуть: а Россия все равно существует! Выкрикнуть, чтобы заглушить очевидное: ее давно нет. Настолько давно, что поиски запропавшей где-то загадочной русской души сами уже стали мировым литературно-кинематографическим тропом (который, кстати, блестяще обыгран у Райта – Стоппарда). Поэтому Быков и обрушивается в конце концов на нынешнюю Россию, не способную породить ни равного классике свежего текста, ни отличной от Салтыкова-Щедрина реальности.
Пожалуй, пора перестать кричать и сделать последний шаг: перерубить существующую в нашем сознании школьную связку между литературными произведениями, написанными в XIX веке на русском языке, и государством, которое называется сейчас Российской Федерацией. Это решило бы сразу две крупные проблемы: заставило бы пишущих изобретать новый язык для описания реальности и позволило бы читающим увидеть в Толстом просто писателя. Такого же, как Диккенс, Генри Джеймс или Хенрик Понтоппидан.
Блистательная «Анна Каренина» Джо Райта – прекрасный для этого повод.
весь блог
