Александр Генис: Детям писателей приходится не сладко. Часто они живут в тени своих отцов и немало страдают от этого. Тем интереснее и острее их воспоминания. О книгах писательских детей рассказывает ведущая КО АЧ Марина Ефимова.

Марина Ефимова: Нетрудно догадаться, что безоглядная преданность писателей и мыслителей высокому искусству плохо совмещается с добропорядочной преданностью женам и детям. Читая биографии великих писателей всех времен и народов, мы часто оправдываем в душе их раздражение, холодность, даже преступное небрежение семейными обязанностями, понимая, что великим умам и талантам необходима свобода. А известный американский критик Джордж Стайнер в работе о философе-марксисте Луи Альтюссере даже сгоряча написал: «философу иногда просто необходимо задушить свою жену» (что Альтюссер в своё время и сделал).
В статье «Грехи отцов», опубликованной в журнале «Нью-Йоркер», критик Джеймс Вуд приводит цитату из дневника Льва Толстого, писавшего в 1863 г: «Семейное счастье абсолютно меня поглотило. Ничем другим заниматься невозможно». И далее Вуд пишет:

Диктор: «Толстой - великий описатель отношений в семьях - стал в конце концов тираном в собственной семье, проповедником, более преданным своим духовным последователям, чем детям. Не меньший знаток семейных отношений - Чехов - шутил: «Я предпочитаю иметь жену, которая, как луна, не появлялась бы на моём небосклоне каждый день». И он проводил бОльшую часть своей супружеской жизни в Ялте, а Ольга Книппер - в Москве. Именно писатель меньше всего подходит для счастливой семейной жизни, потому что как бы он ни любил жену и детей, он препарирует их жизнь, оглядывает ее холодным взглядом наблюдателя, выявляет то, что лучше бы оставить скрытым, и в процессе созидания разрушает ту живую субстанцию, которая и составляет феномен семьи».

Марина Ефимова: Писатели поколения Чивера (родившегося в 1912 г. и начавшего писать в 30-х) исповедовали романтические взгляды на «служение литературе». С другой стороны, это было время торжества семейных ценностей. И Чивер – признанный сейчас гением короткого рассказа, - тяжелым трудом добивался и очень гордился своими общественными позициями: известный писатель, верный муж, отец семейства и домовладелец. Его дочь Сюзан пишет в книге «Домой до темноты»:

Диктор: «Отец четверть века ждал первого издания. А большой успех пришел еще через семь лет - в середине 60-х: премии, покупка дома в Оссининге, прием в Белом Доме и статья в «Тайме» под названием «Овидий в Оссининге». Но семья недолго наслаждалась сменой статуса. Успех изменил отцовский характер: он начал относиться к себе с несвойственной ему напыщенной серьезностью».

Марина Ефимова: Естественно, что все уважаемые роли (мужа, отца, домовладельца), которые играл Чивер в угоду статусу, мешали главной его роли – писателя - и приводили к порывам и поступкам, далеким от благопристойности. Ситуация Чивера близка к ситуации и других писателей его времени. «Не случайно, - пишет критик Вуд в статье «Грехи отцов», - именно о писателях этого поколения появились целых три книги воспоминаний, написанные их взрослыми детьми: кроме Сюзан Чивер, ещё дочь Бернарда Маламуда (автора классических рассказов и романа «Прирожденный мастер») написала воспоминания «Мой отец – книга». А дочь Уильяма Стайрона (автора романа «Выбор Софи) выпустила книгу «Читая отца». Все три дочери – талантливые рассказчицы, все три создали яркие портреты своих отцов.
Джон Чивер и Уильям Стайрон - оба были людьми обаятельными, оба - алкоголиками и оба часто впадали в депрессии. Периоды бравады сменяли периоды изнеможения – что было тяжелым испытанием для их семей. И обе дочери пишут, что устали от отцов. Александра Стайрон признается, что испытала облегчение, когда отец умер:

Диктор: «Избегать гнева отца было целое искусство. Иногда его ярость меня пугала, иногда смешила (я, например, подглядела, как он, непрерывно ругаясь, изжевал карандаш). Днем я старалась быть невидимой. Если он выходил на кухню, я стояла не шелохнувшись, и он меня не замечал, потому что в этот момент был и здесь, и не здесь - в своих мыслях. Только вечерами его человечность обычно всплывала на поверхность».

Марина Ефимова: Папа не доминировал открыто, - пишет Яна Маламуд-Смит, - однако было ясно, что его дела и чувства стоят на первом месте для всей семьи. Мать строго подчиняла ему и свои интересы, и свои способности. Мне же он представлялся иногда воздушным шаром, поглощавшим весь наш жар для своего подъема».
Тем не менее, все три писательских дочери, повзрослев, поняли и приняли неравенство в отношениях с большим талантом и смирились с центральной ролью творчества в жизни их отцов. Александра Стайрон пишет без осуждения:

Диктор: «Я думаю, для отца его публицистические работы были по важности в одной категории с нами - его четырьмя детьми. Он был к нам привязан и иногда нами гордился. Но его сердце принадлежало его романам».

Марина Ефимова: Книга «Сердце Сола Беллоу», написанная сыном писателя Грэгом, не входит в категорию воспоминаний, оставленных дочерьми о Чивере, Маламуде и Стайроне. Критик Вуд так характеризует ее в статье «Грехи отцов»:

Диктор: «Книгу Грэга Беллоу трудно читать - как жалобу ребенка. Он не успел свести счеты с отцом при его жизни, и боль пульсирует на каждой странице. «Мне было восемь лет, пишет Грэг, - когда отец пошел со мной в парк и там сказал, что они с матерью расстаются. В ответ я слепил снежок и изо всех сил запустил его в голубя - не хватило смелости запустить в отца. Я чувствовал себя водолазом, которому перекрыли воздух». И сейчас 70-летний Грэг всё ещё продолжает тяжбу. Возможно, дело в том, что какими бы эгоцентриками ни были Чивер, Маламуд и Стайрон, они держались за свои семьи. Борясь за независимость, но оставаясь в семье, они, как это ни парадоксально, открыли и своим детям путь к независимости. И у тех достало широты души оценить служение отцов и дать им уйти с миром. А брошенный сын всё хватается за отца, всё борется с отцовским творчеством за своё первенство».

Марина Ефимова: Грэгу Беллоу, как и многим, вероятно, детям художников, трудно смириться с тем, что самую личную и интимную ипостась отца можно найти лишь в его произведениях. «Когда вы открываете хороший роман, - писал Сол Беллоу, - вы вступаете в интимные отношения с автором. Вы слышите в его голосе (даже, скорей, в интонации) отражение уникальных, персональных человеческих качеств. Это – как характерная, ни с какой другой не сравнимая подпись – подпись души».