В нью-йоркском музее Метрополитен открылась выставка скульптуры, посвященной Дальнему Западу. Бронзовые статуэтки камерного размера, позволявшие сравнительно недорого тиражировать оригинал, оказались непременной частью приличной обстановки в американских квартирах ХIХ века. Каждая такая композиция была настольным мемориалом Западу с его индейцами, бизонами, ковбоями и свободой до горизонта.
Первые ковбои появились в Техасе еще в начале ХIХ века, когда там, как, впрочем, и сейчас, было много свободных пастбищ для рогатого скота. Перегонять огромные стада нанимали опытных наездников, обычно – мексиканцев, мулатов или афроамериканцев. На каждое стадо в 2500 голов приходилось дюжина ковбоев, которые вели трудную кочевую жизнь, казавшуюся романтической только горожанам с Восточного побережья.
Сперва ничего специфически американского в фигуре ковбоя не было. Такой же персонаж в сходных условиях возник в Южной Америке, в бескрайних пампасах Аргентины и Уругвая. Это пастухи-гаучо с их красочным фольклором и своеобразным нарядом (пончо, мягкие сапоги, яркий пояс с пристегнутым к нему сосудом для чая-мате). Более того, ковбои были и в Старом Свете. Я их видел на южной окраине Франции, в Камарге. В этом до сих пор малолюдном районе соленых болот устья Роны сохранились дикие белые кони, прямые потомки доисторической лошади. Объезжают этих европейских мустангов провансальские наездники, называющие себя “гардиенс”. Они считают себя первыми ковбоями, экспортировавшими в Новый Свет этот образ вместе со всеми его атрибутами, включая знаменитые синие джинсы.
Объездчик Бронко
Другими словами, уникальная роль ковбойского мифа связана не с историей, а с психологией Америки, которую сумел изобразить в хрестоматийных скульптурах самый знаменитый художник Запада Фредерик Ремингтон. Гвоздь все выставки – его лучшая работа “Объездчик Бронко”. Она стала американской иконой и удостоилась места в Овальном кабинете Белого дома.
На полумексиканском сленге ковбоев “бронко” – слово, обозначающее коня, еще не знавшего узды. Это же можно сказать и о ковбое, объезжающем жеребца. Поджарые и скуластые, они похожи даже внешне. И тот и другой пойманы автором в момент динамического равновесия, который может кончиться падением обоих.
Несуразная для скульптуры поза раскрывает потаенный смысл шедевра. Метафора дикого Запада стоит на двух ногах, и обе – лошадиные. Если бронзовые индейцы элегичны (закат расы), то ковбои живут в коротком настоящем, в промежуточном состоянии между бесшабашной волей и неизбежной цивилизацией. Не удивительно, что конь встал на дыбы.
Лошадь – один из самых древних символов бессознательного, стихийного. Только обуздав это могучее и строптивое начало, человек подчиняет разрушительные силы как во внешнем, так и во внутреннем мире – в самом себе. Исключительные географические обстоятельства – молодость американской судьбы – опрокинули архаический миф в современную историю. В ее контексте миф о ковбое разыгрывает на просторах Дикого Запада мистерию рождения порядка из хаоса. Как знает каждый любитель вестернов, из одиноких ковбоев выходят лучшие шерифы.
Миф ковбоя, воплотившийся в голливудском вестерне, второй век кормит мир сырыми эмоциями, но самих ковбоев хватило ненадолго. Железная дорога и колючая проволока отняли у них работу, кроме, разумеется, той, что давал шоу-бизнес.
