Тони Фернандес работал ведущим финансовым менеджером в крупной британской телекоммуникационной компании. Однажды он заметил, что с отчетностью исполнительного директора фирмы, касающейся расходов, творится что-то странное. Начальник списывал со счетов фирмы плату за некие операции, не представив документов, подтверждающих их проведение, а затем и вовсе начал оплачивать из средств компании личные расходы – вплоть до покупки одежды. Общая сумма неоправданных трат превысила 300 тысяч фунтов.

Тони Фернандесу это не понравилось, и он решил действовать. Менеджер проинформировал о «странностях» в финансовой отчетности руководителя совет директоров компании. Его члены, однако, встали на сторону обвиненного: Фернандеса вначале отстранили от работы, а затем уволили. История, тем не менее, имела для него счастливый конец. Уволенный обратился в существующий в Британии специальный суд по вопросам трудовых отношений (Employment Tribunal), и тот решил дело в его пользу, применив действующий в стране закон об охране так называемых whistleblowers. Буквально это слово переводится как «дующий в свисток», фактически же означает человека, который, обнаружив коррупционные или иные нарушения в работе своей фирмы или госучреждения, делает эту информацию достоянием гласности – чтобы прекратить злоупотребления. Так вот, whistleblower Тони Фернандес выиграл свое дело и, хоть и не был восстановлен на работе, но получил щедрую компенсацию – 239 тысяч фунтов.

Эта и другие истории подобных информаторов из разных стран Европы приводятся в докладе «Информаторство в Европе» (Whistleblowing in Europe), выпущенном недавно международной организацией Transparency International, специализирующейся на борьбе с коррупцией. В большинстве случаев информаторам везет куда меньше, чем Тони Фернандесу. Так, Тамара Луйгас, бывший руководитель департамента имущества эстонского города Нарва, осталась без работы после того, как муниципалитет упразднил возглавляемый ею отдел. Луйгас утверждает, что истинная причина – инициированная ею экспертиза закупленной городскими властями системы видеонаблюдения, которая оказалась не только несуразно дорогой, но толком не проработала ни дня. О результатах экспертизы, вскрывшей фактическую потерю для городского бюджета почти 40 тысяч евро, стало известно журналистам, разгорелся скандал. После этого у чиновницы начались неприятности, которые привели к нескольким судебным разбирательствам. В итоге суд восстановил Тамару Луйгас на работе, но фактически в связи с ликвидацией ее департамента она осталась не у дел.

Еще более громкая история, которая пока далека от завершения, произошла в Венгрии. Андраш Хорват, работавший до недавнего времени в Национальной налоговой и таможенной службе (NAV), обратился в прокуратуру с заявлением о злоупотреблениях в этом ведомстве. По его словам, руководство NAV годами фактически помогало ряду крупных плательщиков, в том числе нескольким сетям супермаркетов и фирмам, торгующим сельхозпродукцией, занижать сумму взимаемого с них налога на добавленную стоимость. Суммарные потери для бюджета Хорват оценивает в гигантскую сумму – более четырех с половиной миллиардов долларов.

После этого для бывшего налогового инспектора начались неприятности. Хотя его заявления обсуждались в парламенте, и оппозиция даже потребовала создать специальную комиссию по их расследованию, депутаты от правящей партии Фидес, располагающей значительным парламентским большинством, фактически спустили всё на тормозах. Ведь дело NAV имеет и политический контекст: Андраш Хорват утверждает, что у многих фирм, недоплачивавших в казну, хорошие связи в правительственных кругах. Премьер-министр Венгрии Виктор Орбан отреагировал на скандал с нарочитым спокойствием, предложив Хорвату «раскрыть карты», открыто назвав компании, допустившие нарушения. Но это означало бы для информатора нарушить закон – до окончания полицейского расследования обнародование таких сведений запрещается.
Между тем под следствие попал сам Хорват. Налоговая служба обвинила его в клевете. В конце декабря полиция провела обыск у него дома, заявив, что расследует одновременно как заявления самого Хорвата, так и обвинения в его адрес. Тому осталось лишь удивляться, так как он и не собирался скрывать от властей собранные им сведения:

- Если бы они действительно проявили интерес к тому, что я нашел, вызвали меня на допрос, я бы сам отдал им свое досье. Вместо этого они создают проблемы моей семье, а со мной обращаются как с преступником. Это ясно говорит о том, что в Венгрии закон не защищает тех, кто борется с коррупцией, а наоборот, преследует их, – считает Андраш Хорват.
Сам он за эти месяцы стал довольно популярной фигурой в стране, а зеленая папка, в которую Хорват складывал документы, подтверждающие обнаруженные им злоупотребления, – своеобразным символом борьбы с коррупцией. С такими папками на митинг в поддержку венгерского whistleblower’a в Будапеште пришли около полутора тысяч человек:


Тем не менее будущее самого Андраша Хорвата и его разоблачений остается неясным. Полиция и прокуратура ссылаются на то, что следствие продолжается, и делать выводы пока рано.

Именно в отсутствии в большинстве европейских стран законов, которые защищали бы информаторов, подобных Хорвату, видит большую проблему эксперт Transparency International Марк Уорт – ведущий автор доклада «Информаторство в Европе», подготовленного по заказу Совета Европы. По его словам, детальная законодательная база, защищающая тех, кто «дует в свисток», есть лишь в четырех странах Евросоюза – Великобритании, Люксембурге, Румынии и Словении. При этом по-настоящему эффективно эти акты работают только в Соединенном королевстве, а румынский и словенский законы, к примеру, распространяются только на госслужащих, оставляя в стороне частный сектор. Еще в нескольких странах такие законы есть, но либо прописаны нечетко, либо на практике не действуют. Так обстоит дело, кстати, и в Венгрии, где почему-то «забыли» создать судебный или иной орган, который занимался бы подобными конфликтами.
Во Франции людей, без какой-либо личной выгоды раскрывающих факты коррупции и халатности в государственных и частных структурах, называют lanceurs d'alerte - "бьющие тревогу". Этот термин был предложен в 1990-е годы социологами Франсисом Шаторено и Дидье Торни и приобрел популярность в последние десять лет, на фоне ряда громких скандалов, вызванных французскими информаторами.

Франция не знает примеров, подобных Wikileaks, Брэдли Мэннингу и Эдварду Сноудену. Вместе с тем, в отличие от США, где давно существует закон, защищающий права госслужащих, раскрывающих факты коррупции, во Франции такого закона нет. Первой ласточкой здесь стал антикоррупционный закон 2007 года, включающий пункт о защите прав наемных работников, раскрывающих факты коррупции в своих компаниях. Он, однако, не касается госслужащих. Возможно, именно поэтому в своем отчете о борьбе с коррупцией осенью 2012 года Организация экономического сотрудничества и развития (OECD) указала на то, что во Франции сигналы о фактах коррупции чиновников слышны довольно редко.

Перелом в ситуации наметился в апреле 2013 года, когда в парламент были поданы три законопроекта, цель которых – защитить "бьющих тревогу" в госсекторе от любых преследований. Эта законодательная инициатива стала результатом усилий Николь-Мари Мейер (псевдоним). Ее судьба – яркий пример того, как государственная система пережевала и выплюнула неугодного ей чиновника, раскрывшего факты коррупции и превышения полномочий.

Николь-Мари Мейер не желает называть своего настоящего имени и почти не дает интервью, потому что все еще не оставила надежду найти работу в госсекторе. Ее дипломатическая карьера началась в 90-е годы, после окончания престижного парижского вуза. Она прошла много ступеней иерархии министерства иностранных дел. Ее личное дело было безупречным, отзывы коллег и начальства не оставляли сомнений: речь идет о человеке высокопрофессиональном, дисциплинированном и лояльном своей стране.

Но однажды всё для Николь-Мари начало рушиться. Произошло это в конце 90-х, когда она занимала дипломатическую должность в одной из африканских стран. Как рассказала Мейер некоторое время назад в интервью французскому аналогу Wikileaks – информационно-аналитическому сайту Mediapart, в этой французской дипмиссии она столкнулась с почти полным отсутствием контроля за расходами, вплоть до незаконной растраты средств. Николь-Мари изложила всё в отчете непосредственному начальству. Отчет, однако, хода не получил, до Парижа не дошел, а "свистунья" поплатилась за чрезмерное рвение должностью.

Ей понадобилось несколько лет, чтоб вновь продвинуться по службе. Однако, став послом в одном из европейских государств, Николь-Мари снова раскрыла факты превышения должностных полномочий и серьезных нарушений протокола. И вновь ее записка начальству остается без внимания, зато на карьере Мейер ставят крест. Она пишет подробный отчет в инспекционную комиссию МИДа, но ответом становится ее увольнение из министерства без выходного пособия.
Три года спустя Николь-Мари все же удалось восстановить справедливость в суде. Она доказала, что была уволена не по объективным причинам ("отсутствие подходящей должности", указанное МИДом), и добилась выплаты компенсации. Вернуть престижную работу ей, однако, не удалось. С 2009 года Мейер на добровольных началах сотрудничает с французским отделением Transparency International и отвечает за продвижение прав "бьющих тревогу" в государственном секторе.

Пример Николь-Мари Мейер – далеко не единственный. Французская общественность помнит многолетнюю борьбу Пьера Менетона, научного сотрудника института Inserm, выступившего против систематического замалчивания гигантами пищевой промышленности некоторых аспектов негативного влияния соли на здоровье. Его борьба длилась 12 лет, но сам он не считает себя whistleblower’ом. Менетон неоднократно говорил журналистам, что как служащий госсектора считал своим долгом говорить правду об установленных медициной фактах. Судебная тяжба с лобби производителей соли, по его словам, оказалась лишь побочным эффектом выполненной миссии.

Нельзя не вспомнить и о победе врача-пульмонолога Ирен Фрашон над вторым по счету фармацевтическим гигантом Франции, компанией Servier. В 2009 году Фрашон, проведя тщательное исследование, раскрыла негативное влияние на здоровье пациентов препарата Mediator, широко применявшегося во Франции в течение тридцати лет. Ей удалось доказать, что это употребление этого лекарства привело к смерти более 500 больных. В итоге препарат был запрещен, а Фрашон опубликовала книгу о своей борьбе. Она продолжает работать по двум направлениям: как врач и как общественный деятель. Сейчас она борется за максимальную независимость медиков от фармацевтических компаний.

По мнению Марка Уорта из Transparency International, проблемы, с которыми сталкиваются европейские whistleblower’ы, обусловлены не только отсутствием или недостатками соответствующих законов. Здесь есть и еще по меньшей мере два важных фактора, отмечает эксперт. Первый – действующие в ряде случаев правила, которые прямо запрещают сотрудникам фирм и учреждений «выносить сор из избы». Так, в частности, происходит в Германии, где работники обязаны сообщать об обнаруженных ими нарушениях прежде всего своему начальству. Но как быть, если, по данным информатора, это начальство само причастно к злоупотреблениям?

Второй фактор – психологический. Общество часто приравнивает whistleblowing к доносительству. Скажем, в комментариях читателей к одной из статей в эстонской прессе, рассказывающих о злоключениях чиновницы из Нарвы Тамары Луйгас, можно было прочесть и такое: «Стучать на своих – удел людей убогих и непорядочных». По словам Марка Уорта, подобный подход характерен главным образом для стран востока и юга Европы, где долгие годы правили авторитарные режимы. При них доносительство, поощрявшееся властями, действительно стало общественной болезнью, сломавшей тысячи судеб. В результате каждую попытку нарушить круговую поруку, даже из самых благородных побуждений, многие воспринимают как предательство. Кто выигрывает от этого? Естественно, те, на кого направлена критика «дующих в свисток», – коррумпированных чиновников, менеджеров-растратчиков, а то и более опасных нарушителей закона, подчеркивается в докладе Transparency International.