Грани ада. Чебурашка опасносте! Пособник фашистов Макаревич. Мобилизация боевых дельфинов. Скойбедее некуда

Скойбедее некуда

Крошка-сын пришел к мужу Ульяны Скойбеды, и спросила кроха:
- Папа, а почему развалился СССР? А ты жил в СССР? А бабушка мне рассказала, что при СССР работали предприятия и была авиационная промышленность, а теперь...
Приходилось рассказывать о биполярном мире, холодной войне, пятой колонне, внутренних и внешних причинах развала страны, в которой мы родились. И о последствиях этого развала: войнах и бедности 90-х. <…> Однажды муж не выдержал и гаркнул: “Потому что нас завоевали!!!”
Все встало на свои места. Невкусный сок “Зуко” и разрушенное здание завода в городе, где живут мои родители, американские сериалы по телевизору и самоубийство знакомого офицера, которому не на что было кормить свою семью. Все эти реалии 90-х.
Конечно, с 2000-го года жизнь изменилась, и сильно, поэтому мы всегда добавляли, что “потом стало лучше”, “пришло другое руководство, которое стало выводить страну из-под внешнего управления”, “с Россией стали считаться на международной арене”... Да и с населением внутри страны стали считаться: вот даже вернули нам гимн. Но в целом, честно говорили мы ребенку, СССР потерян безвозвратно. Другая форма собственности, другое благосостояние людей, отсутствие цензуры в литературе и искусстве, что обусловило вал детских книжек с орфографическими ошибками...
Но на прошлой неделе, слушая выступления президента Путина по Крыму, я поняла, что ошиблась. Открыв рот и прижимая к себе ребенка, я говорила: “Смотри, сын, смотри: это ты будешь помнить всю свою жизнь...” Потому что вступать в конфронтацию со всем миром ради отстаивания своей правды и своих интересов - это СССР.
И быть готовым жить в бедности (потому что санкции со стороны мирового сообщества означают бедность) - это СССР. Когда весь народ готов ходить в резиновых сапогах, но только спасти Крым, когда не бросить братьев важнее, чем иметь тридцать сортов колбасы в холодильнике, когда этот позор Перестройки наконец изжит и людей не пугает даже железный занавес. <…> И пусть Россию исключили из Большой Восьмерки: грустно, но именно так, в изоляции, всегда и жил СССР. <…>
Да, я другой такой страны не знаю. Здравствуй, Родина. Как же скучала-то я по тебе. <…> Да это не Крым вернулся. Это мы вернулись. Домой. В СССР.

И правда:

Кирилл Мартынов: Братский Таджикистан тоже с нами в эту лихую годину

Ντέμης Πολάντης: В СССР какого периода, хочется поинтересоваться? Впрочем, не хочется... приличных слов подобрать не могу. no comments

Впрочем, не обязательно читать именно Скойбеду. Можно с тем же успехом читать патриотического писателя Ольшанского, который снова на белом коне въезжает в историю: Разделение, которое сейчас существует в России, - не имеет, как ни странно, прямого отношения к Путину, Крыму, Украине и т.п. Мне кажется, что его можно определить в двух вопросах.
Вопрос первый. Вы считаете, что "долгий 1991 год" в СССР\России - это благо, и его итоги нуждаются в защите, или вы считаете, что это зло, которое нужно преодолеть, отменить?
Вопрос второй. Вы хотите жить в России безотносительно ее политического режима, и даже в условиях железного занавеса, созданного с той или другой стороны, - или же вы, при благоприятных обстоятельствах, с удовольствием переехали бы на ПМЖ в ЕС?
Понятно, что "мы" - это те, для кого "долгий 1991 год" - это зло, а жизнь в России - благо, и даже в условиях железного занавеса все равно благо. "Они", оппоненты, - это, соответственно, те, для кого 1991 - это благо, а ПМЖ в ЕС - лучший выход из "неприятных ситуаций".

Хотя самая замечательная фраза у Скойбеды – про отсутствие цензуры в литературе и искусстве, обусловившее «вал детских книжек с орфографическими ошибками». Замечательная реплика Михаила Рожанского – как раз на тему цензуры: Трогательно, когда автор экономической статьи пишет "ожидаемое падение ВВП" и в скобках расшифровывает "валового внутреннего продукта".

Николай Розов: Сама такая расшифровка - это указание на мыслепреступление!

Еще одно описание «возвращения в СССР», в несколько иных терминах – у Романа Лейбова: Один человек мне вчера объяснил: раньше никакого смысла не было, все злые были, воровали, думали только о себе, а как Путин бескровно выиграл войну, так сразу же все поменялось.
- Что, - спрашиваю, - все стали честные и добрые альтруисты?
- Нет, - говорит, - просто сразу все поменялось.
Пытался меня на тему государственного переворота в Киеве и влияния американцев развести. Но я был кремень: это, - говорю, - ладно, а вот что, все-таки - прямо так добрые, - спрашиваю, - стали? честные?
- Да ничего ты не понимаешь, - говорит, - не стали ни уя, а просто все, все сразу поменялось.
Ну не совсем трезвый человек был, но ведь правда. Сразу и все.

Две истории из жизни преподавателей вузов – в подтверждение того, что все поменялось. Эла Колесникова: Я больше не работаю в МГИМО. Это из хорошего.
Из плохого. Мне довелось сегодня увидеть своими глазами то, что люди моего поколения знают только из мемуаров и/или воспоминаний родителей и людей их поколения.
Я пришла намного раньше начала моей лекции, чтобы успеть подать заявление об уходе. Зав его молча подписал. По его реакции я поняла, что он ждал этого. У меня был еще час, я ушла на улицу. Когда я вернулась и зашла на кафедру повесить в шкаф куртку, за столом сидел зав, лаборантка и две коллеги. Я поздоровалась. Собственно, я здоровалась только с этими коллегами, потому что зава и лаборантку я уже видела. Они не ответили мне. Не демонстративно, нет. Они просто продолжали сидеть так, будто они меня не видят и не слышат. <….> И вот тут-то я вспомнила это мемуарное знание: перешедший черту становится бесплотным призраком, фантомом, который никто не видит. Я не думала, что этим призраком стану я.
Я думала, что мне будет трудно прочитать эту последнюю лекцию. Но у меня получилось. Мне кажется, это была моя лучшая лекция за семестр. В конце лекции я попрощалась со студентами и объяснила им, почему ухожу. Можно было сказать этим ребятам теплее, но слова застревали в горле. В общем, я только это и сказала: ухожу и мне было приятно говорить с вами. Мой лекционный зал на четвертом этаже. Я уже успела спуститься по лестнице на третий, а они всё еще хлопали. Они всё еще хлопали. Уже не мне, а пустому лекционному залу.
И вот тут впервые за всё это последнее время - с оккупацией Украины, салютом в честь аннексии, местными делами на работе, увольнением Зубова, стыдом и отчаянием, рождением нового страшного мира, в котором ждать помощи не от кого, - впервые я расплакалась.

Вторая история рассказана в ЖЖ ninababyor: 24 марта 2014, мне довелось пережить то, о чём я до сих пор только в книжках о 1937 годе читала. Не думала, что это может случиться так скоро. Меня пригласили на собеседование в РУДН (Российский университет дружбы народов). Я должна была преподавать немецкий для студентов-медиков и студентов аграрного факультета. Руководитель секции немецкого языка, стильная женщина в возрасте, очень радовалась тому, что нашла меня, потому как преподавать некому, большая часть нагрузки – на ней, а молодой преподаватель со степенью – это вообще редкость (мне 27). Вероятность, что меня возьмут >100%. Пообщавшись, мы отправились к заведующей кафедрой иностранных языков. Дальше постараюсь кратко описать наш разговор.
- Какова Ваша точка зрения по поводу Крыма?
-Это принципиальный вопрос??? (недоумение и постепенное осознание того, с кем я имею дело)
-Да, для меня это принципиальный вопрос.
Здесь стоит напомнить, что я устраивалась на должность преподавателя немецкого языка для студентов медицинского и аграрного факультета и преподавать должна была немецкий с нуля, т.е. падежи, порядок слов, склонение, спряжение – ну, вы понимаете.
-Возможно, я Вас разочарую, но я не поддерживаю политику России по Крыму.
-Почему?
- Я считаю, что Россия ведет агрессивную политику и использует неправильные методы, нарушая международные соглашения.
Дальше я поняла, что передо мной не человек, а функция, агитатор, политработник – кто угодно, но не заведующая кафедрой.
-Вы посмотрите, как нашей молодёжи промыли мозги! Да сколько Вам лет? Что Вы вообще понимаете? Вы, наверное, плохо телевизор смотрите?
-Я стараюсь получать информацию из более надежных источников.
-Я ВСЁ ЗНАЮ! Какой это был для нас удар, когда мы узнали, что Крым – это Украина. Вы видели людей с флагами?
Дальше последовал краткий пересказ новостей федеральных каналов.
- Вдруг она (это то есть я) мне здесь будет агитацию развешивать, а я потом отвечать за это должна?! Такие, как Вы, потом нам тут террористические акты организуют (сказано на полном серьезе, без доли иронии). Я поддерживаю нашу власть и поддерживаю нашего президента Владимира Владимировича Путина, и я за него голосовала (поднимает руку, как в школе).
Я. Ну хорошо, это Ваша точка зрения.
- Вам с такой позицией надо уезжать из России!
- Может, это Вам нужно уезжать из России?
- Вы вообще какой национальности?

И чтобы закончить тем, чем оно обычно заканчивается. Сегодня многие цитируют вот это сообщение Интерфакса: За последние две недели в Москве покончили с собой сразу восемь больных раком. Как сообщил "Интерфаксу" источник в правоохранительных органах, случаи суицида зафиксированы в разных районах Москвы. <…> Все погибшие страдали разными онкологическими заболеваниями, в некоторых случаях на месте самоубийства были обнаружены предсмертные записки, в которых погибшие просят никого не винить и сообщают, что устали бороться с болезнью.
Вице-мэр Москвы по социальным вопросам Леонид Печатников пообещал провести проверку по каждому факту самоубийства. Вместе с тем он обратил внимание на то, что "ни в одном из этих случаев претензий к медицинским организациям не предъявлялось". Печатников отметил, что у онкологических больных весной и осенью обостряются психические нарушения, и напомнил, что в медицине есть целое направление по психоонкологии. "То, что всплеск самоубийств происходит именно сейчас, на фоне ранней бурной весны, не удивительно", - заявил он "Интерфаксу". "Люди не хотят мучить себя и окружающих. Это их вариант эвтаназии", - заключил Печатников.

Антон Носик: Эвтаназия по-русски: онкобольные, которым закрыт доступ к обезболивающим средствам, кончают жизнь самоубийством.

Виктор Сонькин: Ага, какое все, такая и эвтаназия