Новая сцена Мариинки, огромный параллелепипед, втиснутый волей художественного руководителя театра Валерия Гергиева в переулок между домами XVIII века и Крюковым каналом, не только стер с лица земли целый старинный квартал, но и бросил тень на старую сцену театра.

Во всяком случае, та стена исторического здания, которая выходит на серую стену новой сцены, по утверждению специалистов, медленно сползает в Крюков канал. Не все эксперты склонны винить в этом новостройку. Заведующий кафедрой геотехники Архитектурно-строительного университета, член-корреспондент Российской академии строительных наук Рашид Мангушев уверен, что новая Мариинка никак не повлияла на старую:

– Мы делали расчеты, обоснования, которые показали, что никаких дополнительных деформаций не возникает. Расстояние между зданиями достаточно большое, набережная Крюкова канала усилена. Во время строительства велись наблюдения, и никакой деформации старого театра мы не наблюдали. Другое дело, что за то время существования театра его фундаменты и конструкции получили серьезные деформации, трещины были замечены еще в 1960-х годах. В Петербурге многие здания дают осадку. По-видимому, сейчас старое здание театра нуждается в обследовании, а затем, не исключено, потребуется усиление не только наземных, но и подземных конструкций.

Действительно, трещины на стене, выходящей на Крюков канал, особенно на одном углу, появились не вчера: в войну в театр попала бомба, а, главное, в 1960-е годы здесь проводилась реконструкция. По словам заведующего кафедрой оснований и фундаментов Петербургского государственного университета путей сообщения профессора Владимира Улицкого, она была вполне варварской:

– Сюда сваи вбивались почти метровые, 80 сантиметров в диаметре, я тут был и помню, как все ходуном ходило. Да еще стенку добавили, нашли старый фундамент от какой-то ограды и построили, потом нагружали ее, нагружали, решили укреплять и залили канцерогенную смолу. Я говорил с литовскими специалистами, они мне объяснили, что ее испарения вызывают рак дыхательных путей – пока смола не затвердеет. Но смола, по сути, и не твердеет никогда окончательно, вода ее все время размывает. А тогда все бредили химией, внедряли ее в жизнь, и кто противился, был чуть ли не врагом народа.


Владимир Улицкий медленно обходит здание кругом, показывает места, где были поставлены "маячки", да теперь вылетели, объясняет, что осадка здания – это естественная вещь, ее бояться не надо, если она идет равномерно по всему периметру строения:

– Так раньше и было, ведь маячки тут стояли с XIX века, все можно проверить. Но именно теперь, сначала после забивания советских свай, а теперь – после возведения второй сцены пошел серьезный перекос стены, прилегающей к Крюкову каналу.

Владимир Улицкий имел непосредственное отношение к первоначальному проекту второй сцены Мариинского театра, чьим автором был французский архитектор Доминик Перро, и до сих пор жалеет, что от того проекта отказались:

– Тот проект был более легким, щадящим. По нашим расчетам, зона риска не выходила за пределы канала. А когда начали делать новый проект, зона риска уже на 15 метров захватила старый театр. Мы предупреждали об этом чиновников, но они кричали – мол, если старое здание не треснет, подадим в суд за клевету. Ну, вот, оно теперь и треснуло. К сожалению, в нашей стране окончательные решения – не за специалистами, а за чиновниками, и если специалист начинает возражать, его просто гнобят.

Так происходит и сейчас, когда появился новый проект реконструкции, восстановления и приспособления старой сцены Мариинского театра, который вызвал яростные споры в Совете по сохранению культурного наследия. Владимир Улицкий присутствовал на том заседании Совета:

– Совершенно невероятный проект. Они требуют вернуть заднюю стену театра к тому виду, который она имела по проекту архитектора Шредера, там окна были наверху, от которых потом отказались, – видите ли, хотят облагородить эту стену, чтобы на нее было приятнее смотреть из окон нового здания. И вообще хотят расширить сцену, перекрыть внутренний двор и устроить лифты для подачи декораций и много чего еще. Они хотят, чтобы у них старушка пустилась пляс, но этого не получится. Вопрос о приспособлении здания к новым функциям просто не стоит: нужно сначала спасти здание, сохранить его от разрушения, а уж потом объявлять конкурсы и придумывать всякие реконструкции. Надо все укрепить и поставить дистанционные датчики, у нас есть такие – я могу сидеть у себя на кафедре и видеть, какая стена театра устойчива, а какая под излишним напряжением.

Не только старый театр пострадал от котлована новой сцены, который здесь стоял несколько лет. Во-первых, старый театр построен на деревянных сваях, которым ничего не угрожает, пока они находятся в воде. Но из-за котлована вода ушла и сваи пострадали. Да и за два квартала от театра в синагоге на Лермонтовском проспекте затрещали углы, тоже пришлось укреплять. Потом под новую сцену забили 1650 свай, треть из которых лишняя. Все это – время и деньги, им выгодно так делать.

Не все специалисты высказываются так резко, как Владимир Улицкий. Директор компании "Каменное зодчество" Ирина Любарова считает, что все дефекты, включая угловые трещины стены у Крюкова канала, ведут происхождение из середины прошлого века. О влиянии новой сцены она дипломатично отказывается говорить, объясняя это тем, что проект реконструкции, восстановления и приспособления старой сцены Мариинского театра еще не утвержден. Тем не менее, и она уверена, что первым номером должна иди реставрация.

– В здании очень много трещин и других деформаций, но есть способы их вылечить и сохранить объект культурного наследия щадящим способом, не разбирая его. Надо только, чтобы отнеслись с доверием к профессионалам, которые будут этим заниматься. Тот проект, который сначала представил французский архитектор Ксавье Фабр, не устроил Совет по сохранению культурного наследия, и Фабр его уже существенно переработал.

Ирина Любарова определяет состояние исторического здания Мариинского театра как "ограниченно работоспособное" или "ремонтопригодное".

– У непрофессионалов такие определения вызывают улыбку, а на самом деле они означают, что несущая способность и технические качества конструкций здания могут быть возвращены, и тогда его можно снова без всяких опасений использовать. Сейчас в театр тоже можно ходить без опасений, но мы ждем не дождемся, когда же его все-таки закроют и мы сможем, наконец, приступить к комплексному обследованию, а затем к реставрации, которой это здание так ждет.


Между тем, сам факт, что Валерий Гергиев, получивший новую сцену, которая должна была решить все проблемы театра, якобы задыхавшегося в старых пыльных помещениях, тем не менее хочет кардинального обновления теперь уже старой сцены, не может не вызывать вопросов. Оказывается, в гигантском новом здании нет даже репетиционного зала для актеров, нет кладовых – хочется спросить, что же тогда там есть, в этом стеклянно-бетонном ларце, если нет самого необходимого? Неужели нельзя было заложить все это в проект и уже не трогать больше исторического здания?

Этот вопрос не дает покоя и сопредседателю петербургского отделения Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры Александру Марголису.

– Нас долгие годы уверяли, что театру нужно второе дыхание, новые площади, и что получилось? Теперь выясняется, что нужно реконструировать уже старое здание, что Гергиев заказал архитектору Ксавье Фабру оборудование для каких-то грандиозных мастерских, складов реквизита. Оказывается, они вовсе не переезжают в этот новый театр, это полудетективная история, в ней надо разбираться – как это могло получиться. У меня это в голове не укладывается, это какой-то запредельный авантюризм.

Больше всего возмущает Александра Марголиса мостик через Крюков канал, уничтоживший один из лучших видов в городе: предполагалось, что он свяжет два здания, а вышло, что проектировщики промахнулись, и он уперся в стену.

– Здесь, как в капле воды, отражается отношение заказчика к историческому наследию. Теперь надо пробивать дырку в капитальной стене, да и внутри многое разрушить. Когда Фабр представлял эту часть своего проекта, на него было жалко смотреть.

Марголис считает, что мост, кстати, не получивший никаких законных согласований, должен быть разобран. А Фабра он не очень-то и винит:

– Он же просто выполняет заказ. Когда он представлял проект, то признался, что не очень понимает, как можно решить некоторые из поставленных перед ним задач. Мне кажется, что Гергиеву на само здание как на памятник наплевать. Ему главное – решение своих творческих задач, а какой ценой – не важно. Потому что если исполнить все те новации, которые он в старом здании заказал, предварительно его не укрепив, то это кончится катастрофой, здание просто погибнет. Закон вообще исключает все эти новации, но как в нашем отечестве относятся к закону, особенно люди калибра Гергиева, мы знаем. Они убеждены, что законы пишутся для кого угодно, но только не для них. Сама по себе история возникновения новой сцены, ради которой был уничтожен квартал старой Коломны, однозначно об этом свидетельствует. Это ведь объект Всемирного наследия, где всякое новое строительство запрещено законом, мы ведь вроде не отзывали согласование международных конвенций. Так что Гергиев последовательно гнет свою линию – его театр первичен, а Петербург вторичен.

– И что же теперь делать?

– Экспертиза показала, что и фундамент, и стены старой сцены Мариинского театра находятся в предаварийном состоянии. Их необходимо укрепить, спасти от грядущего разрушения и только после этого начинать какие-то новые работы. А проект Фабра нужно радикально корректировать в сторону уменьшения вмешательства в старую архитектуру. И вопрос номер один состоит в последовательности действий: заказчик считает, что нужно немедленно начинать реконструкцию и приспособление старого здания к концепции Гергиева. Я считаю, что этого нельзя делать, пока не будут проведены самые серьезные работы по консервации здания. А они не дешевые, и их не сделаешь за один строительный сезон.

Члена федерального научно-методического совета по сохранению культурного наследия Михаила Мильчика беспокоит еще один аспект нового проекта – попытки воссоздать декорацию фасада, обращенного на Крюков канал, построенного в советское время.

– Я считаю это совершенно недопустимым. Кроме того, мы не согласились еще c одной надстройкой над этой частью фасада. И, конечно, надо всеми силами противостоять попытке "оживить мост" через Крюков канал, этот мост – настоящая "пощечина общественному вкусу", к тому же предполагается частичная разборка межэтажных перекрытий, в которые он уперся. Это нанесет существенный ущерб не только внешнему виду памятника, но и его конструкциям. Самое правильное было бы его разобрать и заменить туннелем под каналом. Это дорого, но не дороже самого моста. Для того, чтобы настаивать на разборке моста, у нас есть 73-й закон об объектах культурного наследия и наш городской закон о границах зон охраны – оба эти закона в данном случае грубо нарушены.

– Маэстро Гергиев, будучи выдающимся дирижером, на этом основании ошибочно полагает, что он является и выдающимся градостроителем. Но это не так. Общественности и органам охраны следует здесь проявить твердость. Но если даже такая твердость будет проявлена, то это совсем не значит, что это возымеет успех, поскольку решения принимаются не в Петербурге, – считает депутат Законодательного собрания Петербурга Алексей Ковалев. – На наше несчастье руководитель Мариинского театра является другом президента. Если бы не Гергиев, не было бы этой ужасной второй сцены Мариинского театра. Петербург ему совершенно чужд, это для него просто точка приложения амбиций. Он считает город своей вотчиной, открывает ногой все двери, законы по охране памятников для него не существуют. Мы, конечно, выскажем свое мнение, но приказы-то будут приходить из Кремля. И так будет до тех пор, пока Гергиев не будет переведен в разряд обычных граждан, подвластных закону.