У истории литературы как науки – свои вехи и свои праздники. Например, 90-томный Лев Толстой, растянувшийся на тридцать лет и нещадно искромсанный цензурой, которая изуверствовала над комментариями и лукавила с тиражами, пряча от читателя в спецхраны религиозные сочинения классика. Но победа в том, что издание, срыв которого много раз казался неизбежным, было все же в 1958 году закончено.

Или академический Достоевский 1970-х, приостановленный на 17-м томе, после чего целый взвод обученных лжецов понес по интеллигентским кругам слух о том, что в оставшихся томах будут якобы сплошные варианты. И люди, в массовом порядке, стали отказываться от дальнейшей подписки. Что властям и требовалось: после этого мизерным тиражом вышли еще 13 важнейших томов – идеологически опасные "Дневник писателя" и письма.

Таких примеров в нашей издательской истории множество – исковерканный Блок, колченогий Пушкин, не говоря уже о полной ампутации десятков и сотен писательских имен по обе стороны государственной границы.

Но в эпоху снятых запретов тоже, оказывается, есть свои информационные барьеры, уже не цензурного, а скорее технологического и эвристического плана. Недоступность, необработанность ряда архивов русского зарубежья (особенно западных) заставляет исследователей предполагать, а не располагать.

Пять лет назад в Русском архиве при университете Лидса (Великобритания) была сделана сенсационная находка. Разбирая бумаги только что поступившего из Парижа архива Земгора (Земского и Городского комитетов – крупнейшей общественно-благотворительной организации русского зарубежья), руководитель архива Ричард Дэвис и историк Олег Будницкий обнаружили то, чего никак не предполагали увидеть. Перед ними лежали сотни писем десятков эмигрантских писателей. Это была редакционная переписка крупнейшего и лучшего межвоенного журнала "Современные записки".

Исследователи знают, что сами публикации на страницах журналов – это лишь полдела. А что, как и почему – раскрывается главным образом при изучении редакционной переписки. Это подноготная любого литературного процесса.

Издательских архивов русской эмиграции дошло до нас крайне мало. Бумаги таких крупнейших газет, как берлинский "Руль", парижские "Последние новости" и "Возрождение", пропали в годы войны, были растащены немногочисленными сотрудниками или гитлеровцами.

Подробная история изгнания казалась похожей на разлетевшуюся во все концы чашу. На этом фоне блестящей удачей стали обнаруженные архивы выборгского "Журнала Содружества" и особенно рижской газеты "Сегодня". Их публикация – большое подспорье для всех, кто интересуется русской культурой ХХ века.

Но редакционный архив "Современных записок", как говорится, бьет всё. Представьте, что вы приходите на родное пепелище и с тоской, в пальто, ходите по обугленным балкам, носком туфли переворачивая какую-то почерневшую кастрюлю. Вот и все, что осталось от любви и воспоминаний.

И вдруг, в порыжевшей траве – полузасыпанный песком – сейф. И в нем – нетронутая история вашей юности.

Вот это и есть смысл Лидсовской находки. За прошедшие годы к изучению и комментированию редакционной переписки были привлечены специалисты по Бунину, Цветаевой, Набокову, Адамовичу, Ремизову, Тэффи, Шмелеву и другим не менее славным фигурам русской литературы, публицистики и общественной жизни. В издательстве "Новое литературное обозрение" выпущено пять громадных томов – нулевой, включающий статьи исследователей, и четыре публикаторских. Руководили проектом Олег Коростелев и Манфред Шруба.

Результат впечатляет. Это, по существу, энциклопедия, только особо интересная энциклопедия. Не сомневаюсь, что на материалах пятитомника будут написаны диссертации, станут понятны многие прежде тупиковые сюжеты, вырастут новые специалисты, скажем, по Юрию Терапиано, Владимиру Смоленскому или Зинаиде Шаховской.

Двадцать пять лет назад в спецхране Ленинской библиотеки в Москве я разговорился с Арсением Рогинским. Услышав тему моих занятий (драматургия Набокова), Арсений Борисович усмехнулся подобной, по его мнению, мелкотравчатости: "Удивительно смешно. Еще немного, и повылезут специалисты по какому-нибудь Довиду Кнуту".

Повылезли, Арсений Борисович! И не по одному Кнуту. Здравствуй, племя знатоков Гингера, Корвин-Пиотровского и супругов Чернавиных. Привет участникам забега по Огненной Земле и острову Тубабао. Приглашаем господина Рогинского в почетный президиум.

Это наш праздник.

Программа "Памятник русскому Парижу" ("Поверх барьеров") выйдет в эфир 17 июня в 22:05