Александр Генис: 100-летие Первой мировой войны отмечается не только странами и музеями. Для многих это мрачная годовщина носит и личный характер - повод вспомнить о самой большой катастрофе Запада, навсегда изменившей нас и мир.
Сегодня Борис Парамонов предложил рассказать нашим слушателям о трех фильмах, которые по его мнению повествуют о предчувствии Великой войны.
Борис Парамонов: Да, я хочу поговорить о трех фильмах, которые, строго говоря, темы первой мировой войны не касаются, но кажутся мне внутренне организованными как раз мыслью о предстоящей войне. Нужно писать не о войне, нужно писать войною, сказал молодой Маяковский как раз в том зловещем 1914-м году.
Хронологически первый – «Большие маневры», снятый корифеем французского кино Рене Клером. В главных ролях тогдашние французские звезды – Мишель Морган и Жерар Филипп. Этот фильм показывали в Советском Союзе, очень красивый фильм прежде всего, визуальный ряд очень выразителен. При том, что снят совсем не Париж, а маленький провинциальный город, в котором стоит некий кавалерийский полк. Значит, это еще 60-ые годы, когда мы смотрели этот фильм и был еще жив Жерар Филипп.
Александр Генис: : Фильм был снят в 1955 году, ему было 33 года - в расцвете красоты и карьеры. Но всего через четыре года он скончался от рака печени. Его роль в картине запомнилась навсегда: блестящий офицер обещает соблазнить любую женщины в городе, но вместо этого влюбляется в свою потенциальную жертву.
Борис Парамонов: : Второй хронологически в этом ряду – австралийский фильм «Пикник на Висячей скале», 1975 года картина, режиссер Питер Уир, потом много работавший и в Голливуде. Этот фильм произвел сильнейшее впечатление прежде всего на профессионалов кино, тогда и заговорили о рождении нового международного явления – австралийском кинематографе.
Александр Генис: Он и сейчас производит магическое впечатление. Фильм без разгадки, в котором реализм истончается до символа.
Борис Парамонов: Третий фильм – английский, 1985 года «На охоте» - так можно, несколько усеченно, перевести оригинальное название Shooting Party; режиссер Ален Борджес, из общеизвестных актеров – Джеймс Мэйсон (Гумберт Гумберт в «Лолите» Кубрика»), Дороти Тьютин (знаменитая театральная актриса) и Эдвард Фокс, которого я навсегда полюбил в фильме «День шакала». Это триллер о некоем международном террористе, готовящем покушение на Де Голля. Как известно, симпатии зрителей всегда на стороне того персонажа, которому дано большее количество экранного времени. Так что в этого крутого парня просто влюбляешься – даже, прости господи, хочется, чтоб его предприятие удалось.
Александр Генис: Так, но причем тут война? Пока что понятно, что в «Больших маневрах» есть кавалеристы, а в «Шакале» генерал Де Голль. Ну и какое это имеет отношение к первой мировой войне? Разве что де Голль на ней был ранен в голову и попал к немцам в плен.
Борис Парамонов: Начнем с кавалеристов. Там как раз и ждут эти большие маневры, и отрывают листики с календаря, всё ближе двигаясь от июля к августу. И зритель, немного помнящий хронологию, знает, что война началась в августе 14-го года, а уж Рене Клер точно знал, так и выстраивал фильм, это было приемом. Так что всё происходящее на экране ставится в эту жуткую перспективу: мы как бы прощаемся со спокойной красивой жизнью, и не только в этом провинциальном городе, но со всей эпохой прощаемся. Это ощущается, это прием.
И вот на этом фоне любовная история, разыгрывающаяся в фильме, становится не только рассказом об интрижке, перешедшей в любовь, но опять же подчеркивает переход от провинциальной буколики к мировой трагедии.
И тут я должен признаться: я не помню, чтобы картина в Советском Союзе показанная, кончалась так, как она кончается у Клера, что я разглядел, только недавно пересмотрев этот фильм. Героиня Мишель Морган, оказывается, кончает жизнь самоубийством, она отравилась. Ей-богу, в советском прокате этого не было. Это сцена сделана очень искусно, без нажима, даже без слов, в чисто визуальном ряду. Жерар Филипп, добившийся любви героини, хочет уверить ее, что он любит ее по-настоящему, а не только для того, чтобы выиграть пари. Героиня ему не верит. Он говорит: завтра полк уходит на маневры, и когда мы будем проходить мимо вашего дома, откройте окно в знак того, что вы меня простили. Окно действительно открыто, Жерар Филипп улыбается, но вот аппарат идет в глубь комнаты, мы видим, как горничная подходит к кровати героини, берет ее за руку и рука бессильно падает; горничная в страхе выбегает из комнаты. Вот эта смерть героини и есть знак трагедии. Герой тоже недалеко уедет на своем боевом коне, придется ему спешиться и засесть в траншеях.
Так что не только ниспадание календарных листочков, но и смерть героини переводит фильм в другой регистр – не история адюльтера, ставшего любовью, но и, повторяю, крах мирной, устоявшейся жизни, превратившийся в хаос войны, да и последующего, то есть нашего, неспокойного мира.
Но как это сделано! - мимоходом, без нажима – почти что и не сделано, так что можно не заметить. А на самом деле это старый добрый мир кончил самоубийством – вот в этой самой Великой войне, как тогда называли на Западе первую мировую.
Вот так нужно понимать тот фильм Рене Клера: это элегия об иной, и лучшей, эпохе – до той войны.
Александр Генис: Вторым на очереди в хронологическом порядке – «Пикник на Висячей скале».
Борис Парамонов: С вашего позволения я отвлекусь от хронологии фильмов, скажу сначала о фильме «На охоте». Тут война уже прямо упоминается – в самом конце фильма, когда перечисляются, кто и где из виденных нами персонажей был убит. То есть съезд леди и джентльменов на охоту предстает аллегорией будущей, и скорой, войны. Действие фильма – осень 1913-го. То есть эта охота – как бы предсказание, некое миниатюрное воплощение грядущей большой войны.
Поначалу кажется – беглое, но выразительное, в чем-то даже сатирическое описание нравов и образа жизни старинного высшего класса. Обозначаются симпатии и антипатии среди гостей, съехавшихся на уик-энд в имение некоего лорда (Джеймс Мэйсон). Кто-то кого-то не любит, у других завязываются дружеские, а то и любовные симпатии. Одна семейная пара явно не в ладу, муж – вот этот самый «Шакал», Эдвард Фокс, справедливо подозревает, что жена ему неверна. Вообще его герой – человек закомплексованный, он хочет во что бы то ни стало отличиться на охоте, быть лучшим стрелком, тем самым компенсировать свои семейные неурядицы.
Александр Генис: То есть совсем не таков, как его крутой парень Шакал, который, впрочем, тоже не попал в Де Голля.
Борис Парамонов: Да, у Эдварда Фока широкий диапазон, в отличие от его брата Майкла, который везде и всюду играет только благородных аристократов. Итак, гости стреляют каких-то симпатичных птичек. Кстати, бесчеловечность этого занятия ненавязчиво обозначается тем, что младший сын хозяина, мальчик лет десяти, не больше, обожает уток и чуть ли не дружит с теми, что плавают в пруду замка. Так что охота и в этом повороте дается как жестокое занятие, аллегория будущей войны.
Герой Эдварда Фокса, как я уже сказал, хочет быть лучше всех и нарушает правила охоты: стреляет птиц не в высшей точке их полета, а сравнительно недалеко от земли – и нечаянно убивает одного из прислуживающих на охоте – загонщика, что ли, я не знаю, как это называется. Вот уже не аллегория, а как бы первая жертва войны.
В общем я ставлю этот фильм в тот же контекст, что «Большие маневры»: излом старинной, веками устоявшейся жизни, готовность убивать и быть убитыми. Среди гостей, кстати, один австрийский барон, который тоже будет убит, как об этом сообщается в финальных титрах. Пока что эти люди друзья и гостят друг у друга. Завтра они станут врагами.
Александр Генис: Меня,. Б.М., в картине впечатлила одна сцена: Джэймс Мэйсон, возвратившись с собакой с прогулки, тщательно вытирает ей лапы своим носовым платком, чтобы, значит, не наследила, и сам это делает, а не слуге велит.
Борис Парамонов: Ну, этот культ животных у англичан в крови, никуда не делся. Да и вообще охота продолжается, в этом смысле нынешняя жизнь английского высшего класса вряд ли сильно отличается от прежней.
Александр Генис: Не скажите: помните, как несколько лет назад разгорелась борьба защитников животных с английскими “джентри”: протестовали против охоты на лис с собаками. Жизнь меняется, хотя бы и медленно, даже в Англии.
Ну а как вы увяжете с Певрой мирвой войной австралийский фильм «Пикник на Висячей скале»? Тут уж очень трудно найти связь рассказанной в фильме истории с историей политической и военной: девушки из частной школы на пикнике на пресловутой скале подверглись действию каких-то мистических сил, и три из них пропали. Хотя действие, действительно, отнесено к кануну Первой мировой войны, к началу века. Это так называемая эдвардианская эпоха. Действие происходит в Валентинов день 1900 года, вроде, это - настоящая история.
Борис Парамонов: Там пропала еще и учительница, бывшая с ними. Одна из девушек, кстати, нашлась, но так и не могла объяснить, что с ними произошло. Деталь: найденная девушка, как выяснилось при осмотре, была без корсета, но никаких телесных нарушений принципиального, так сказать, порядка, у нее не было. Вот этот корсет мне кажется очень выразительной деталью. Жизнь зажата, всячески отрегулирована, порядок кажется нерушимым – но оказывается, что на глубине действуют темные иррациональные силы, так сказать, не Аполлон, а Дионис.
Александр Генис: :Но опять же это стихия, а не культура, не история, Древняя Греция, а не эдвардианская Англия или тем более Австралия (как известно в колониях англичане соблюдали правила более ревностно, чем в метрополии). Сюжет безвременный, как мне кажется.
Борис Парамонов: Дело в том, что Первая мировая война сама была дионисийским жертвоприношением. Это была техногенная война, но вся эта машинерия, все эти ранее не виданные пулеметы и дальнобойные орудия, вроде немецкой Большой Берты, обстреливающей Париж с дистанции в 30 километров, - лишь маскировка древнего хаоса, который неизбывен в жизни человечества. В человеке и в человечестве, то есть уже не в индивидуальном, а в коллективном бессознательном, присутствует и никуда не уйдет влечение к смерти. Фрейд об этом заговорил как раз в связи с Первой мировой войной, бывшей оглушительным подтверждением этой горькой истины, можно сказать ее открытием: если на таком высоком цивилизационном уровне возможен подобный срыв – в мировую войну, - значит, человек всё тот же, и никакая внешняя культура, никакие корсеты и строгие школы для девушек ничего тут не изменили. Значит, не победил Аполлон Диониса, по-прежнему не чужд человеку призыв губительных стихий. Да ведь по Юнгу уже, а не по Фрейду такого не может, и главное, не должно быть: победа рационального начала не то что обедняет жизнь, а просто ей грозит – вот в такой бурной реакции дионисийского начала.
Этот фильм – не о мистике природы, а о конце цивилизационного порядка. Обратите внимание: строгая и всячески репрессивная директриса школы – тайный алкоголик. И в конце фильма то ли закадровый голос, то ли в титрах сообщается, уже не помню, что она поднялась на ту же скалу и там же пропала. Все пропадем – и простые люди, и начальство, никаких гарантий. Вспомните хотя бы смерть Кадафи.
Александр Генис: :Ну, это уже другие времена и другие войны.
Борис Парамонов: Война всегда одна. Вот урок Первой мировой войны, которую доброхоты называли войной за то, чтобы окончились все войны. Война никогда не кончается, это входит в условия человеческого существования.
